Путешествия с Геродотом - Рышард Капущинский

Я стал склоняться в сторону Африки еще и потому, что с самого начала Азия лишила меня уверенности в себе. Цивилизации Индии, Китая, Великой Степи оставались для меня гигантами, которые требовали всей жизни, чтобы хотя бы к одному из них только приблизиться, не говоря уже о том, чтобы хорошо его узнать. Африка же казалась мне более раздробленной, дифференцированной, состоящей как бы из великого множества миниатюр и благодаря этому легче уловимой, более доступной.

В течение долгих веков всех привлекала некая аура таинственности, окружавшая этот континент: словно в Африке должно быть что-то единственное, сокровенное, какая-то мерцающая, вороненая точка во тьме, до которой трудно, если вообще можно, добраться. И каждому, конечно, хотелось испытать себя, найти и открыть это таинственное нечто.

Та же проблема занимала и Геродота. Он пишет: сказывали ему люди из Кирены, которые отправились к оракулу Аммона, что завязали по случаю отношения с царем аммониев Этеархом (аммонии жили в оазисе Сива в Ливийской пустыне). Этеарх рассказал, что пришли к нему как-то насамоны (а народ это ливийский, живущий на Сирте[16] и в области, расположенной несколько далее на восток). По прибытии этих насамонов царь спросил, не могут ли они сообщить более точные сведения о Ливийской пустыне. Те ответили, что были когда-то у их вождей сыновья, отважные молодые люди. Возмужав, эти юноши придумывали разные сумасбродные затеи и даже выбрали по жребию пятерых из своей среды совершить путешествие по Ливийской пустыне с целью проникнуть дальше и увидеть больше всех тех, кто раньше побывал в самых отдаленных ее частях. На ливийском побережье Северного[17] моря <…> всюду живут ливийцы, а именно многочисленные ливийские племена <…> к югу от моря и этих племен полно диких зверей. Еще далее к югу от страны диких зверей земля песчаная, безводная и совершенно безлюдная. Итак, юноши, посланные сверстниками, отправились в путь с большим запасом воды и продовольствия. Сначала они шли по населенной местности, а затем, миновав ее, прибыли в область диких зверей, а оттуда, наконец, в пустыню, держа путь все время на запад. После многодневного странствования по обширной пустыне они снова увидели растущие на равнине деревья. Подойдя к деревьям, юноши стали рвать висевшие на них плоды. В это время на них напали маленькие, ниже среднего роста люди, схватили их и увели с собой. А языка этих людей насамоны не могли понять, и те, кто их вел, также не понимали речи насамонов. Юношей вели через обширные болота и наконец доставили в город, где все люди были так же малы, как и их сопровождающие, и тоже черного цвета. Мимо этого города протекала большая река, а течет она с запада на восток, и в ней были видны крокодилы.

Это отрывок из II книги Геродота — сообщение о путешествии в Египет. Читая его (текст составляет несколько десятков страниц), мы можем познакомиться с творческой лабораторией грека.

Как работает Геродот?

Он прирожденный репортер: он путешествует, смотрит, разговаривает, слушает, чтобы потом записать то, о чем узнал и что увидел, или просто для памяти.

Как он путешествует? Если по суше, то на коне, осле или муле, но чаще всего пешком, а если по воде, то на лодке или корабле.

Он один или в сопровождении раба? Неизвестно, но тогда каждый, у кого были средства, брал с собой раба. Раб нес поклажу, жбан с водой, мешок с провиантом, письменные принадлежности — свиток папируса, глиняные таблички, кисти, стило, чернила. Раб был товарищем в пути (трудные походные условия нивелировали классовые различия), поднимал дух, защищал, обращался к людям, расспрашивая о дороге. Мы можем представить себе, что отношения между Геродотом — пытливым романтиком, жадным до знания ради знания, дотошным исследователем мало кому нужных тем, и его рабом, который в пути должен был заботиться о делах земных, повседневных, бытовых, напоминали отношения между Дон Кихотом и Санчо Пансой, а их стороны — древнегреческим вариантом более поздней кастильской пары.

Кроме раба, в дорогу брали также проводника и переводчика. Поэтому команда Геродота могла состоять, не считая его самого, по крайней мере из трех человек. Но обычно к ним присоединялись попутчики.

В очень жарком египетском климате дорога легче поутру. Путники встают на заре, завтракают (пшеничные лепешки, фиги и овечий сыр, разбавленное вино — тогда пить было еще можно, ислам воцарится здесь только через тысячу лет), а потом отправляются в путь.

Цель странствия — собрать новые сведения о стране, ее людях и их обычаях или удостовериться в уже имеющихся сведениях. Потому что Геродот не довольствуется чьими-то рассказами, он старается проверить, сопоставить услышанные версии, сформулировать собственное мнение.

Так и на этот раз. Он приехал в Египет через сто пятьдесят лет после смерти правителя страны Псамметиха. Геродот узнает (а быть может, услышал об этом еще в Греции), что Псамметиха более всего занимал вопрос: какие люди были самыми первыми? Египтяне думали, что они, но Псамметих, хоть и был царем Египта, все же сомневался. И велел он пастуху воспитать двух младенцев в безлюдных горах. Тот язык, на каком они произнесут свои первые слова, и укажет на самый старый народ на свете. Однажды дети, которым исполнилось тогда два года, были голодны; и произнесли они слово «бекос», что по-фригийски означало «хлеб». Тогда Псамметих объявил, что первыми людьми были фригийцы, а позднее появились египтяне; этим уточнением он заслужил себе место в истории. Исследования Псамметиха интересуют Геродота, так как они доказывают, что египетскому царю известен нерушимый закон истории, гласящий: возвысившийся будет унижен; не будь алчным, не рвись в первые ряды, будь умеренным и смиренным, ибо настигнет тебя карающая рука Судьбы, отсекающая головы гордецам, возвысившимся над другими. Псамметих хотел отвести эту опасность от египтян и переместил их из первого ряда во второй: фригийцы были первыми, а вы только после них.

Так я слышал от жрецов Гефеста в Мемфисе <…> и даже направился в Фивы и Гелиополь, чтобы установить, сходятся ли тамошние рассказы с мемфисскими. Итак, он путешествует, чтобы проверить, сравнить, уточнить. Слушает рассказы о Египте, о его размерах и рельефе, и комментирует: Мне показалось правдивым то, что жрецы рассказали о стране. У него на все есть свое собственное мнение, и в рассказах других он ищет его подтверждения.

Больше всего Геродота восхищает Нил, загадка этой великой и таинственной реки. Где его истоки? Откуда он берет свои воды? Откуда несет ил, дарующий жизнь этой огромной стране? Что до истоков Нила, то никто из египтян, ливийцев или греков, с которыми мне приходилось иметь дело, не мог ничего мне сообщить об этом. Он решает искать их сам, углубляется насколько возможно в Верхний Египет: Свои изыскания я распространил как можно дальше, так как я сам доходил до города Элефантины; начиная же оттуда, мне пришлось, конечно, собирать сведения по слухам и расспросам. Если плыть вверх по течению до города Элефантины, то местность круто повышается. Поэтому здесь нужно привязывать канат к барке с обеих сторон и тащить вперед, как быка. А если канат оборвется, то барку отнесет течением вниз. Расстояние же это составляет четыре дня плавания. Здесь Нил образует излучину наподобие Меандра. После еще двух месяцев путешествия и плавания вверх по Нилу прибываешь в большой город по имени Мерое <…> О дальнейшем же его течении никто ничего определенного сказать не может. Ведь страна эта безлюдна из-за сильного зноя.

Он оставляет Нил, тайну его истоков, загадку сезонного подъема и снижения воды, и начинает внимательно изучать египтян, их образ жизни, привычки и обычаи. Он отмечает, что нравы и обычаи египтян почти во всех отношениях противоположны нравам и обычаям остальных народов.

И внимательно, скрупулезно фиксирует:

Женщины у них ходят на рынок и торгуют, а мужчины сидят дома и ткут… Мужчины носят тяжести на голове, а женщины — на плечах. Мочатся женщины стоя, а мужчины сидя. Естественные отправления они совершают в своих домах, а едят на улице на том основании, что раз эти отправления непристойны, то их следует удовлетворять втайне, поскольку же они пристойны, то открыто. Ни одна женщина у них не может быть жрицей ни мужского, ни женского божества, мужчины же могут быть жрецами всех богов и богинь. Сыновья у них, если не хотят, не обязаны содержать престарелых родителей, а дочери должны это делать даже против своего желания. В других странах жрецы и жрицы носят длинные волосы, а в Египте они стригутся <…> Другие народы живут отдельно от животных, а египтяне — под одной крышей с ними <…> Тесто у них принято месить ногами, а глину руками… Половые органы другие народы оставляют так, как создала их природа, только египтяне и те народы, которые переняли этот обычай от них, совершают обрезание.