Спартанцы Гитлера - Олег Пленков

Свидетельством искажения нацистами немецкой государственной традиции является не только создание общегерманской полиции (ранее ее никогда не было, это была сфера земельной компетенции), но и расширение числа «оруженосцев» нации. Казалось, Гитлер, уничтожив верхушку СА, согласился с мнением руководства рейхсвера, что в лице СА третий (помимо армии и полиции) оруженосец Германии не нужен, хотя еще в сентябре 1933 г. для охраны канцлера был создан полк «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» — ранее канцлера охраняла полиция. Это было неслыханно: канцлер создал лишь ему лично подчиненное войско, которое не принадлежало ни к армии, ни к полиции. Вслед за «Лейбштандартом» стали формироваться и другие вооруженные подразделения С.С. С 1935 г. служба в СС приравнивалась к службе в армии; во время войны Гитлер разрешил формировать дивизии СС; был сформирован танковый корпус и даже армия Ваффен-СС. В указе от 17 августа 1938 г. Гитлер таким образом сформулировал задачи СС: «Войска СС для поручений не являются частью ни полиции, ни армии. Эти вооруженные силы предназначены исключительно для моего личного распоряжения». В самом деле, если после призыва в армию членство в партии приостанавливалось и солдаты (офицеры) членских взносов не платили, то в Ваффен-СС солдаты оставались в партии, хотя формально считалось, что они на военной службе. Это происходило по той причине, что «войска для поручений СС», из которых и выросли Ваффен-СС, по просьбе Гиммлера рассматривались как подразделение партии{185}. Как указывал немецкий историк Эрнст Екель, Гитлер, лавируя между консервативной армией и революционной партией, боялся попасть в немилость какой-либо влиятельной группе и поэтому создал СС{186}. Эти искажения государственной традиции оказались напрасными — у Гитлера не было повода воспользоваться СС как аппаратом террора для подавления путчей, мятежей или восстаний по причине их отсутствия.

Несмотря на головокружительные темпы изменений, какого-либо определенного плана действий нацисты не имели и действовали подчас спонтанно: в истории редко бывает, чтобы политическая партия была в такой степени не подготовлена к власти. Никто из партийных активистов не имел никакого административного или управленческого опыта. Сам Гитлер никогда не работал в парламенте, не знал изнутри механики принятия политических решений, а его соратники использовали парламент не для позитивной работы, а для агитации против республики. Готфрид Бенн, талантливый немецкий поэт, сторонник «консервативной революции» в период Веймарской республики, первоначально симпатизировавший Гитлеру, в 1934 г. заметил, что, очутившись у власти, нацисты показались ему провинциальной театральной труппой, которая на гастролях в столице дала анонс о представлении «Фауста», располагая актерами, способными сыграть разве только в дешевом и легкомысленном водевиле, а не в сложной, серьезной и ответственной драме. В самом деле, никогда в истории Германии страной не управляли такие посредственные и вульгарные персоны — «старые бойцы» (как они именовались на партийном жаргоне и в пропаганде); все они были людьми, как правило, или без профессий, или не сумевшими ничего достичь в избранной ими сфере деятельности, или бывшие безработными, как их фюрер. Другой духовный лидер «консервативной революции», Эрнст Юнгер, отметил, что ни один серьезный предприниматель не дал бы ни одному из них торговой доверенности и не стал бы иметь дело с собранием подобных странных фигур{187}. Консервативная оппозиция и недоверие к нацистам вылилось в речь вице-канцлера Папена в Марбурге, которую для него написал Эдгар Юнг — один из лидеров консервативных сил. В этой речи, среди прочего, говорилось, что «правительство хорошо осведомлено о том, что за “национальной революцией” скрывается эгоизм, бесхарактерность, ложь, нечестность»{188}. Юнг был убит нацистами 30 июня 1934 г. Сами нацисты, разумеется, расценивали свое государство и свои способности по-другому: так, в 1945 г., когда будущее Третьего Рейха уже было предрешено, Гиммлер сказал своему врачу Феликсу Керстену, что вместе с нацизмом уйдет элита нации, а «те, кто останутся, не представляют никакого интереса — победители будут распоряжаться ими, как захотят»{189}. Суждение Гиммлера, по крайней мере, справедливо в том отношении, что, как подсчитал С. Хаффнер, среди десяти тысяч ведущих функционеров НСДАП кавалеров Железного креста первой степени было гораздо больше, чем в КПГ, СДПГ и НННП{190}. Иными словами, элита ветеранов Первой мировой войны принадлежала нацистской партии; героями войны были Гитлер, Лей, Гесс, Риббентроп, Геринг.

Унификация немецких земель

После рейхстага вторым важным препятствием на пути утверждения нацистской диктатуры в Германии были права земель и рейхсрат, представлявший интересы земель. По этой причине на первом этапе нацистского государственного строительства (вернее, перестройки нацистами государства для своих целей) важнейшей целью нацистов стала унификация земель, то есть захват власти в землях, обладавших традиционной в Германии и довольно широкой автономией; это стремление нацистов ни для кого не было секретом. Надо отметить, что требование нацистов о необходимости унификации земель не было их изобретением — дело в том, что в Веймарскую республику самостоятельность земель рассматривали как обременительную и бесполезную, и в Веймарской конституции пытались ее ограничить{191}. Многие немцы были убеждены в необходимости сильного центрального правительства, и унификация земель многими воспринималась как преодоление старого немецкого партикуляризма и земельной разобщенности, иногда даже враждебности немцев разных регионов и исторических областей Германии{192}. Не нужно также забывать о духе эпохи в целом: после 1929 г. авторитарные режимы в Европе с их тотальными претензиями повсюду были на марше, казалось, что именно им, а не демократии принадлежит будущее, что было как нельзя более кстати для Гитлера. При этом на руку Гитлеру было и то, что еще до 1933 г. начался демонтаж земельной автономии и возрождение старой кайзеровской традиции слитного существования имперской власти и Пруссии: 20 июля 1932 г. власть в Пруссии была перенята правительством Рейха, что и положило начало разрушению федерализма в Германии. Насильственное прекращение самостоятельности Пруссии дало после 30 января 1933 г. неограниченную власть в Пруссии в руки Геринга и стало моделью для будущей унификации непрусских земель.

В момент прихода Гитлера к власти ненацистские правительства были в Гессене, Саксонии, Гамбурге, Бремене, Любеке, Баварии, Бадене, Вюртемберге; правда, нигде эти правительства не имели большинства в ландтагах. Самой важной проблемой для Гитлера была Пруссия, в ландтаге которой 2 февраля 1933 г. была провалена нацистская резолюция о его самороспуске. Вопреки воле прусского ландтага, четыре дня спустя гитлеровцы по собственному произволу внедрили в Пруссии в качестве главы исполнительной власти имперского комиссара (им стал Геринг). 16 февраля рейхсрат первоначально вынес решение о сомнительной законности этих комиссарских полномочий, но в суд на имперское правительство подавать не стал. 18 мая Геринг наряду с комиссарскими полномочиями получил и полномочия главы правительства Пруссии; в прусском ландтаге он заявил, что «является прежде всего верным паладином фюрера», а не прусским министр-президентом — такой тон был совершенно новым явлением в политической жизни земель: он предвещал унификацию{193}. Таким образом, была осуществлена узурпация власти в Пруссии, которую начал еще Папен. Нацисты почти сразу избавились от старых прусских консервативных управленческих кадров: уже к марту 1933 г. только один из семи прусских обер-бургомистров остался на своем месте. Интересно отметить, что после утверждения собственной власти в Пруссии Геринг не был заинтересован в сильных позициях партийных инстанций, в частности, гауляйтеров, которых почти безоговорочно поддерживал Гитлер — это был первый признак грядущей борьбы компетенций в Рейхе. Пруссия в силу ее величины и традиционных местных различий (Саксония, Гессен-Нассау, рейнские земли, Ганновер, Силезия, Бранденбург, Шлезвиг-Гольштейн, Померания) была поделена на 21 гау{194}. Таким образом на место прежних прусских правительственных округов встали гау во главе с гауляйтерами, найти управу на которых Герингу часто было довольно трудно: парадоксально, но традиционная немецкая местная автономия вылилась в самоуправство гауляйтеров…

31 марта 1933 г. вышел «предварительный Закон об унификации земель в Рейхе», по которому все ландтаги распускались и формировались вновь без проведения дополнительных выборов в соответствии с результатами выборов в рейхстаг 5 марта 1933 г., когда НСДАП в условиях террора[16] и давления на избирателей со стороны СА получила 17,3 млн. голосов (43,9% голосов — всего на 6% больше, чем в свой триумф в июле 1932 г.), СДПГ — 7,2 млн., партия Центра — 4,4 млн., НННП — 3,3 млн., ННП — 0,431 млн. голосов. Голоса, поданные за коммунистов при этом не учитывались: КПГ перешла на нелегальное положение после пожара рейхстага в ночь с 27 на 28 февраля 1933 г. Несмотря на то, что Гитлер «преодолел» влияние коммунистов таким узурпаторским способом, совершенно не считаясь с правовыми нормами, сам факт исчезновения КПГ из политической жизни за границей и в Германии по большей части приветствовали{195}.