Запредельник - Тимоти Мэдден

Но еще одним следствием победы явилось рождение мифа о запредельнике.

Для стратегов ИКО Конкордата эти маленькие корабли явились наглядным подтверждением важности наступательной тактики. Но воображение общественности было покорено героизмом пилотов этих кораблей. Их подвиги были воспеты и увековечены документально в газетах, голофильмах, литературе и различных выступлениях. Они вернулись домой к богатым почестям и наградам. Даже Федерация формально отметила их героизм, хотя неофициально продолжала оставаться твердо убежденной, что ее обширная сеть ПВО обеспечила при необходимости необходимую защиту.

Прошли годы, но для общественного сознания по-прежнему не имело значения, что теперь запредельники отводили старые корабли в безопасные порты, ремонтировали неисправные вихревые маяки, организовывали похороны тем командам, которым не повезло. Также не имело значения и то, что теперь это были большие, более современные модели, которые легли в основу системы обороны Конкордата. Одинокий пилот запредельника своей волей и героизмом преодолевший мыслимые и немыслимые преграды, навсегда остался символом, на котором зиждилось общественное сознание.

С раннего детства детей на всех планетах, планетоидах и лунах побуждали следовать примеру самопожертвования запредельника, его преданности долгу. В самых первых классах они наизусть разучивали рассказ о героической победе и каждый год на праздничных церемониях воспевали память Лейтенанта Мишимы и двух других молодых пилотов, отдавших жизнь за освобождение Конкордата от ига Корпорации Гегемонии.

Запредельник превратился в своеобразный культурный символ, в исторических масштабах сравнимый разве что с образом благородного рыцаря, самурая или ковбоя. И не раз в юные годы каждый маленький мальчик и каждая маленькая девочка мечтали стать запредельником.

Книга первая

ШЕЙЛА

«Следует особо отметить, что в исключительных случаях, таких, например, как набор пилотов запредельника, патология «границы» не являлась пагубной, а напротив, выступала в роли эмоционального противоядия против подобных травм и поэтому превратилась в одно из важных слагаемых успеха экспедиции»[1].

Глава 1

Маккензи проснулся от раздражающей вибрации контактного будильника. Он сразу же понял это, потому что командная система управления устанавливала специальные частоты для блокирования альфа-ритмов мозга. Только плохие да еще контактные будильники производили на человека эффект электрического шока средней степени.

— Ладно, выключи будильник. Я уже проснулся, — проворчал он, садясь.

— Извините за беспокойство, — нежным женским голосом отозвалась система управления.

Маккензи устало потер воспаленные глаза.

— Насколько я могу судить по твоему любезному тону, взаимопонимание полностью достигнуто?

— Не болтай так много, Мак. Это неприятно.

— Ну ладно, Шейла. Давай-ка пока забудем об этом.

— Как хочешь, — мягко ответила система.

Маккензи на ощупь нашел свои полетные ботинки под кроватью, затем с преувеличенным старанием натянул их и сел с таким видом, как будто его побили. Пожалуй, эти ботинки были для него символом всех несбывшихся надежд. Вообще-то их назначение — защита членов экипажа от статических перегрузок, возникавших в результате движения внутри искусственной системы гравитации. Ботинки можно было носить в течение длительного времени, не испытывая при этом никаких неудобств. Их нельзя было снимать во время патрулирования. Это известное правило. Теоретически запредельники всегда находились в патрулировании. У Маккензи же было свое мнение по этому поводу. Он частенько оставлял их где-нибудь в шкафу, или просто сидел с босыми ногами и лишь чуть-чуть вздрагивал, когда получал заряд перегрузки. Это было его личное дело, и плевать на стандартные правила. Но сейчас его ждал контакт и разумнее было последовать им.

Он напряг последние остатки воли и заставил себя подняться. Как он и ожидал, все тело тут же отозвалось тупой болью, но он все равно побрел вперед, зная, что единственным спасением было не обращать внимания на неудобства. Когда он преодолел галерею и узкий проход между терапевтическим и лабораторным отсеками, то почувствовал себя лучше.

Он вошел в рубку и скользнул в кресло управления:

— Хорошо, Шейла, настрой все системы корабля на сотрудничество и доложи, что тут происходит.

Тут же ожила панель справа.

— В векторе шесть отмечается сильный сигнал, радиус 950 мегакилометров. Возможно, что это грузовой корабль компании Боинг-Митсу, но в карте навигации полетный план такого корабля отсутствует, — доложила система.

— Каким курсом он идет?

— Не могу сказать. Он дрейфует вдоль изгиба 89 гравитационного тоннеля.

— Ты принимала какие-либо сигналы?

— Нет, Мак. Подожди минуточку.

Он подумал, что компьютер, должно быть, усиливал систему сканирования и теперь оценивает новые данные. На дисплеях терминалов с невероятной быстротой начали появляться и исчезать данные, которые он не успевал оценить.

— Очень странно, — в конце концов проговорила система. — Грузовой корабль не подает энергетических сигналов, за исключением одного небольшого в районе борта.

У Маккензи появилось такое ощущение, как будто его обманули.

— Поясни это, Шейла.

— За исключением слабого сигнала, идущего от середины бортового отсека, никаких следов жизни, равно как никаких биомеханических, электромеханических и прочих энергетических полей или просто вспышек не зарегистрировано. Действующие системы корабля отключены, Мак. Он мертв.

Ему не хотелось принимать решение. Если это очередной похоронный ритуал, то он займет слишком много времени.

— Ты уже легла на встречный курс? — спросил он.

— Еще нет. Следует ли мне так поступить?

— А мне казалось, обследование брошенных кораблей входит в наши обязанности, — огрызнулся он.

— Как хочешь. Мак. Но позволь заметить, твой сарказм явно неуместен. Я не планировала вступать в контакт во время твоего отдыха.

Маккензи отметил, что система говорила с необычным волнением. Он мрачно подумал, не начала ли она взрослеть. Это порой случалось с центральными системами управления после длительного общения с человеком, и это могло создать нежелательные проблемы.

Вдруг он почувствовал легкость и понял, что Шейла изменила курс. Затем его руки налились тяжестью. Он взглянул на дисплей преобразователя ускорения. Как он и подозревал, корабль стремительно набрал скорость.

Не пытаясь скрыть раздражения, он сказал:

— Оставайся на уровне ¼ скорости.

— Я действую по обычной программе.

— Только не в этом случае. Слишком он необычен. Мне нужно время подумать, и я хочу, чтобы ты получше обследовала весь сектор.

— Как хочешь, — коротко ответила система.

Внезапно Маккензи почувствовал неприятное покалывание в груди и желудке. Он подумал, что Шейла не отменила команду, усиливающую искусственную гравитацию. К тому же боковым зрением он заметил, что энергетические перегрузки приближались к критическим. Это серьезно обеспокоило его, но он допускал, что из-за хронического недосыпания мог быть слишком раздражен. Он решил прибегнуть к дипломатии.

— Шейла, пожалуй, ты поступила абсолютно правильно, избрав стандартную программу действий, — решил он извиниться. — Я еще не совсем проснулся и забыл сказать тебе о разнице скоростей. Извини, пожалуйста.

— Все в порядке, Мак. Я понимаю, — ответила система.

Маккензи откинулся в свое кресло, сделанное по форме тела человека и выругался сквозь зубы.

— Что ты сказал? — поинтересовалась она.

— Ничего. Просто мысли вслух.

Система управления начала поглощать энергию, и он понял, что Шейла пытается воссоздать сказанное им по следам записанных звуков. Ее странная потребность понимать его еще раз свидетельствовала о том, что что-то было не так. Всего лишь несколько месяцев назад она просто сказала бы, что не понимает его — и все.

— Сколько осталось до контакта? — спросил он.

— Пять часов пятнадцать минут при данной скорости и курсе, — отозвалась система.

Маккензи осмотрел рубку. Потоки гравитации, космические завихрения, системы жизнеобеспечения, сигналы, идущие от его собственного тела — все было раскрыто перед ним и лежало на ладони, как предсказание гадалки. Ему всегда нравилось следить за игрой мерцающих огоньков. Это скрашивало ему одиночество, давало ощущение того, что он представитель целой цивилизации, и в то же время бесконечно одинокий странник перед лицом трудных испытаний в бескрайних далях звездной системы, взрастившей его. Он никогда не жалел, что стал запредельником… до недавних пор.