Упрямица - Эллен Марш

По узкой проселочной дороге, петлявшей среди хол­мов и полей в направлении из Лэндз-Энда в Пензанс, тряслась, поскрипывая, маленькая бричка, и Рэйвен, пе­ремахнув на Синнабаре через невысокую каменную изго­родь, отделявшую поле от дороги, заставила жеребца перейти на шаг, чтобы взглянуть, кто там едет. Узнав фигуру преподобного Парминстера, она издала еле слыш­ный стон, но делать было нечего. Тощая, плохо кормлен­ная кобыла пастора покорно плелась, таща за собой скрипучую повозку.

– Доброе утро, преподобный отец, – вежливо ска­зала Рэйвен, поравнявшись с бричкой. Синнабар повер­нул голову и презрительно зафыркал при виде утлой телеги и жалкой клячи.

Преподобный Парминстср взглянул на раскраснев­шееся лицо красавицы, сидящей на возбужденно бьющем копытом жеребце, и его полные губы неодобрительно сжались.

– Вы не в трауре, мисс Бэрренкорт, – заметил он своим гнусавым голосом, напомнившим Рэйвен о мучи­тельно скучных воскресных проповедях.

Она взглянула на свою темно-зеленую амазонку.

– Я-а… э-э-э…

– Дьявол неустанно подкарауливает тех, кто не сле­дует заповедям Господним, – напомнил ей пастор. Его длинное, тонкое лицо излучало уверенность в собственной непогрешимости. – Предупреждаю вас, мисс Бэрренкорт, вам не избежать сплетен и пересудов, если вы сни­мете траур раньше срока. Вас осудят.

– Кто? Господь или вы? – гневно отрезала Рэйвен, слишком хорошо знавшая преподобного, чтобы смутиться от его поучений. Пусть думает что хочет.

Щеки преподобного побагровели.

– Я не стану укорять вас за дерзкий язык, дитя мое, потому что знаю: каждое ваше слово или поступок продиктованы скорбью. Но я намерен лично проследить, чтобы вы не свернули с праведного пути после смерти вашего отца.

– Вы полагаете, он плохо воспитал меня? – резко спросила Рэйвен, прекрасно зная, что так оно и было. Любой в этой части Корнуолла мог бы сказать, что Джеймс Бэрренкорт позволял своей дочери абсолютно все, вплоть до диких скачек на необузданном жеребце. Но Рэйвен знала и то, что ни одна душа не осудила бы его и не подумала бы о нем плохо. И арендаторы отца, и жители деревень, и рыбаки Сент-Айвза уважали и ценили этого доброго и честного человека, всегда готового прийти им на помощь.

– Мне придется изрядно потрудиться, чтобы спасти вашу душу от вечного проклятия, строптивая Рэйвен, – ответил преподобный, в глазах которого отразилась от­кровенная похоть.

– Снова выгладите свой костюм? – сладко пропела Рэйвен, хотя глаза ее гневно заблестели. – Вы полагае­те, что теперь, когда мой отец умер, у вас больше шансов стать моим мужем? Не обольщайтесь! Вряд ли вы стали приятнее с тех пор, как отец назвал вас злобным пакост­ником и последним из мужчин на земле, которому он позволил бы жениться на мне!

Она резко развернула нервного жеребца, так что тот вздыбил передние ноги, и Рэйвен с удовлетворением от­метила страх в глазах преподобного. Всадница вихрем ум­чалась прочь, разбрызгивая во все стороны грязь, лошадь словно на крыльях перелетала через препятствия. Рэйвен передернуло от отвращения: брр, до чего же некоторые мужчины омерзительны! Жаль, что он сумел вызвать в ней ярость. Пожалуй, она стала уязвимее к навязчивости пастора после смерти отца. Как же она была счастлива и беззаботна, пока он был жив! И в полной безопасности! И какой же одинокой и несчастной чувствовала себя те­перь, когда он покинул ее!

Прогулка была окончательно испорчена. Рэйвен быс­тро проехала по тропе среди скал к берегу, где позволила Синнабару немного поплескаться в холодной морской воде, после чего отправилась домой. Жеребцу это было не по нраву, и он нехотя плелся по тропе, время от времени опуская голову, чтобы пощипать траву. Он явно не торо­пился в стойло.

– Не упрямься, дурачок ты мой, – шептала Рэй­вен, склоняясь в седле и заставляя жеребца побыстрее дви­гаться вверх по петляющей дороге, обсаженной стройными кедрами. Дорога вела к крытой черепицей конюшне. Синнабар влетел во двор конюшни, и из ее дверей тут же появился грум – волосатый человек в высоких сапогах и кожаном фартуке. Рэйвен кинула ему поводья.

– Хорошо прокатились, мисс Рэйвен? – спросил он, улыбнувшись во весь рот.

– Да, Сэм, – ответила Рэйвен, грациозно сосколь­знув с лошади. Ее амазонка из изумрудно-зеленого бар­хата была сшита по последней моде, и короткий жакет, отделанный золотой косичкой, прекрасно облегал узкую талию и высокую грудь, восхитительно расширяясь на бедрах. Волосы Рэйвен, блестящие и черные как смола, были заплетены и уложены в пучок – его аккуратно удерживали на грациозной шее тончайшая сеточка и шпиль­ки. Непослушные кудри, выбившиеся из прически во вре­мя бешеного галопа, обрамляли ее лицо, и Рэйвен беспорядочно засунула их под шляпку. Огромные кошачьи глаза Рэйвен все еще полыхали гневом на преподобного Парминстера.

– Надо же, а ведь он нисколько не утомился! Ему такие скачки нипочем! – восхищенно покачал лохма­той головой Сэм, когда освободившийся от хозяйки конь резво ткнулся в его ладонь. Грум знал все хитрости жеребца и крепко зажал поводья, чтобы Синнабар не выкинул какой-нибудь трюк и не сбежал. Конь заржал, сверкая белками глаз и стуча подковами по булыжнику, выбивая искры.

– Бедняга Синнабар, – пробормотала Рэйвен, пог­ладив мускулистую шею жеребца. – Может быть, по­позже я еще раз прокачусь на нем.

– Не-а, не получится, мисс Рэйвен, у вас не будет времени, – сочувственно произнес Сэм. – Клерк мис­тера Хаггарта приезжал сразу после вашего отъезда. Он передал, что хозяин зайдет к вам около двух.

– Интересно, зачем? – удивленно протянула Рэй­вен, нахмурив брови.

– Откуда мне знать, мисс?

Рэйвен пожала плечами и улыбнулась старому груму, её темно-золотые глаза потеплели.

– Не важно, Сэм. Пусть кто-нибудь из конюхов прокатится на нем попозже – чтоб поубавить ему прыти.

Сэм снял с Синнабара седло и усмехнулся:

– Если уж ваши дикие скачки его не угомонили, то, видать, ему на роду так написано. Да и кто из парней согласится взобраться на этого дьявола?

Рэйвен рассмеялась своим мелодичным смехом и от­правилась через двор в дом. Она спешила, и бархатные юбки, шурша, развевались за ней. Потихоньку просколь­знув через вход для прислуги, она взлетела по лестнице в западное крыло, где находилась её спальня, не глядя на строгие лица предков, взиравших на нее с портретов, раз­вешанных вдоль длинной галереи. Это были темноволо­сые люди, страстные и гордые, в чьих текла непокорная кельтская кровь. В большинстве своем – воины, ското­воды, предводители пиратов, а позже – пэры и лорды, доверенные английских королей. В их строгих профилях была запечатлена история Корнуолла и будущее их по­томков, включая и Рэйвен. Ее завораживающая красота также была частью их наследия, как и её гордый мятеж­ный дух.