Если полюбишь проклятье - Светлана Горбань

– Не бойся, Кориэль, – ухоженной рукой с длинными тонкими пальцами колдун медленно, не спеша погладил детское личико – и на нем осталась только грязь, а царапины и синяки исчезли.

– Я не боюсь, – маленький Кориэль неотрывно глядел в черноту страшных глаз и не шевелился. А чародей обеими ладонями сжал его окровавленную ручку, через минуту отпустил, и толпа, окружавшая их, разом выдохнула – от раны не осталось и следа.

Предводитель Стратомир, немолодой, коренастый, припорошенный пылью и пропахший копотью и потом, проглотил слюну и дал знак своим воинам. Те безропотно разошлись. Как и все степняки, Стратомир носил кожаные штаны и куртку, обшитые медными и бронзовыми бляшками, но с его высокого шлема свисал пышный хвост рыжей лисицы, а шею обнимала тяжелая золотая пектораль. На его высокое положение указывали и многочисленные золотые перстни, украшавшие почти каждый палец.

– Несравненный Вельф, – вожак склонился перед колдуном, и пектораль шевельнулась на шее, будто ее хозяин глотал что-то невидимое. – Помог бы ты еще кой-кому из моих дружинников…

– Нет, – хищно крутнулся птичий профиль чародея. – Я сделал все, о чем мы договаривались, Стратомир, а получил только половину обещанного.

– Девчонки нет… Нигде… – Стратомир беспомощно развел руками. – А, может, ты возьмешь вместо нее…

– Нет, – резко перебил его колдун Вельф. – Золота мне не нужно. А хлама твоего – и подавно.

– А если, например, коней… – просительно начал главарь, но Вельф рывком встал – черный плащ взметнулся крылом летящей птицы – и пошел прочь, придерживая за плечо Кориэля, зачарованно глядевшего вдаль.

– До свидания, несравненный Вель… – снова начал было Стратомир, но чародей вместо прощания строго бросил через плечо:

– Помни о долге. А лучше – поскорее найди девочку.

Атаман закашлялся: многовато летало в воздухе дыма и гари. Пнул ногой серый обломок камня и угрожающе прорычал неизвестно кому: «Хребет сломаю!»

А вблизи уже не мечи звенели – спорили хриплые злые голоса: степняки взялись делить добычу, и ее оказалось мало. Добычи всегда мало. Много трупов и калек. Стратомир привык к этому и только осклабился и что-то глотнул, не интересуясь трофеями. Свою долю он получит обязательно, и долю немалую. Сел на обломок стены, неудобно согнув утомленные ноги. Откашлялся и вытер тыльной стороной ладони свои длинные, свисающие ниже подбородка усы.

Камень был еще приятно теплым, но быстро стыл на холодном утреннем ветру.

А край неба уже брезжил странной желтой полоской. Обычные рассветы такими не бывают.

2

Солнце садилось.

Горизонт обступили тяжелые тучи, и всю округу затянуло синей мглистой печалью. Неуклюжие хмурые домики, беспомощно мерзнувшие среди голых деревьев, остались позади, утонули в сером тумане окраин. Черная полоска дороги змеилась между мутными лужами, терялась за невысокими холмами.

Этим скользким проселком семенила совсем маленькая девочка, ободранная и грязная. Дорожная слякоть раздраженно чавкала под босыми ножками. Ветер становился все сильнее и сильнее, налетал то спереди, то сзади, хватал за одежонку, но малышка упрямо топала лишь ей известным путем, сжимая у шейки закоченевшими пальчиками концы большой заплатанной шали, подаренной вчера на бедном хуторе понурой костлявой женщиной. Там, между уютными сарайчиками, сидели на жирных навозных кучках черные лоснящиеся мухи, пахло сеном и теплым дымком. Там единственный раз за всю дорогу ее впустили в дом и накормили горячей похлебкой из щербатой глиняной миски. И та высокая костлявая крестьянка говорила мощному кривоногому усачу, неприветливо набрасывая на хрупкие плечики порыжевшую шаль:

– Не видишь разве, что на ней – порча? Смотри, какие глаза! Пусть идет, куда знает. Разве их, колдунов, поймешь или остановишь?

Но девочка и сама не знала, куда шла. У нее не было еще ни своей воли, ни разума, и влекла ее сила намного могущественнее человеческой – тянула вперед все более властно. И, когда в степи воцарилась непроглядная тьма, без единого огонька или искорки, малышка не остановилась, шла, словно во сне, глядя во мрак широко распахнутыми глазами, страшными и бессмысленными.

А ветер завывал меж далекими холмами, неистовствовал, порываясь в высоту. В конце концов разогнал-таки тучи – и стих. На небе задрожали колючие звезды, вынырнул из бездны узкий рожок месяца. Стало еще холоднее, босые ножки с хрустом разбивали тонкий ледок, застекливший поверхность луж.

Из-за невысокого бугорка донесся пронзительный вой. Девочка не вздрогнула, не встревожилась, только повела глазами, ища хозяина этого жуткого голоса. И, не заметив стаи волков, которые приближались к ней сзади, семенила своей дорогой.

Огромный серый вожак, бежавший впереди, почти догнал беспомощную жертву. Оглянувшись, она совсем близко увидела желтые глаза и огромные острые клыки с влажными отблесками слюны. Схватилась замерзшей ручкой за амулет, висевший на шее, и тихо сказала:

– Ой!

Волчище отпрянул, протяжно завыл, сверкнул глазами и сел на задние лапы. За ним собралась и вся стая, расположилась полукругом.

Малышка осмотрела их поочередно, подошла к широкогрудому вожаку и смело погладила косматый бок. Волк только засопел и высунул красный язык.

Девочка вздохнула и двинулась темным путем дальше. Звери неспешно затрусили следом, но вели себя странно: то приближались, то исчезали за холмами и громко дышали издали. Наконец исчезли совсем.

А пара маленьких ножек неутомимо частила по замерзшей тропе, которая перед рассветом становилась все более различимой среди серебрящейся от инея травы.

Вдруг девочка посмотрела осмысленнее: ощутила едва уловимый запах камня, неожиданный и знакомый. Быстрее побежала по твердой морозной земле. И когда из-за горизонта несмело выглянула утренняя заря, разгоняя синеватую холодную тьму, путь малышке преградили отвесные стены огромного замка. Грозные башни поднимались до туч, уверенно вонзаясь в небо острыми зубцами, загадочно чернели пропасти бойниц.

Наверное, сквозь них пристально наблюдали за дорогой: тут же заскрежетали толстые железные цепи, опуская тяжелый мост, и на его деревянном помосте, над влажной глубиной рва, девочку встретила статная рыжеволосая красавица в черном бархатном платье.

– Виланда! – воскликнула она изумленно. – Ты одна, детка? Где мама? Как ты сюда добралась?

Маленькая Виланда внимательно посмотрела в зеленые глаза, на нитки бриллиантовых бус, свисающие с пояса и качающиеся на бедрах, обеими ручками сняла с шеи цепочку и подняла над головой. Янтарный шарик несколько раз колыхнулся – и опустился в протянутую навстречу ладонь. И вспыхнул в момент прикосновения от первого утреннего луча. Золотым пламенем запылали и роскошные кудрявые волосы рыжей женщины.

Янтарь в ее руке размяк, воском потек по ладони, а потом закипел и испарился. Длинные пальцы с матовыми ногтями потянулись за янтарным облачком, постепенно исчезавшим в вышине.

– Луч Тровика! – прошептала она, едва шевеля губами, и величественно обратилась к девочке: – А где твоя мама, Виланда?

– Мамы не, – малышка беспомощно развела ручонками. Блестящие черные глазки опечалились.

– А Кориэль? Где он?

– Не… – снова разведенные ручки. Это «не» означало на ее детском языке «нет».

Рыжая красавица некоторое время в задумчивости смотрела, как первые лучи золотили верхушку самой высокой башни. Солнце еще не взошло, оно только начинало выглядывать из-за горизонта.

Женщина присела, взяла девчушку за плечики, заглянула в лицо:

– Вспомним вместе: что случилось? Ты хорошо все помнишь. Что говорила тебе мама? Где это было? – глаза Виланды замерли, зрачки медленно расширились, растворились в зеленом взгляде. Внезапно обе – и девочка, и рыжеволосая – вздрогнули, будто кто-то невидимый явился меж ними, колыхнулся и сам воздух вокруг – женщина отпрянула, подняв руки, будто для обороны. Девочка расплакалась и начала звать маму.

– Все, Виланда. Успокойся. Все кончилось, – женщина осторожно взяла ее на руки и встала. – Здесь безопасно. Ты меня узнала, правда? Узнала?

– Знала, – откликнулась малышка и вытерла грязными ручонками слезы. Ее глаза мало-помалу закрылись, головка склонилась набок. Уже через минуту она спала и не заметила, как оказалась в середине замка.

Женщина не прижимала ее к себе, как обычно делают матери. Она несколько раз ласково, но настойчиво опускала вниз хрупкие ручонки, старавшиеся обнять ее. Затем просто прижала ручки к животику девочки. Так и держала – на расстоянии, не касаясь платьем грязных лохмотьев.

Из тени неспешно показался огромный, похожий на медведя пес, пошел следом, величественно покачивая темно-коричневыми завитками нежной шерсти.

Тихо поскрипывая, поднялся подвесной мост. Крепость снова грозно нависла над степью, молчаливая и неприступная.