Юнга - Иван Валерьевич Оченков

«Эти двое готовы», – с удивившим его самого спокойствием сделал вывод мальчишка, осознавая, что вышел из неравной драки победителем. Гирин, как и вздумавшие играть роль конвоиров подручные корчились на земле от боли, а Сявка с совершенно безумным видом метался между ними, пытаясь сообразить, как это всё случилось и что ему делать.

– Беги! – посоветовал ему Март и пристально, как будто видел впервые, окинул взглядом застывшую, как соляной столб, Наташу.

– Прекратить! – раздался грозный голос директора школы, отставного подполковника Строгина. – Что здесь происходит?

– Все в порядке, Николай Иванович, – на автомате сообщил ему не придумавший ничего лучшего Савка. – Мы просто играем!

Увы, дежурная отмазка не проканала.

– Какие настежь игры! – загрохотал командным голосом отставник. – Да я вас сейчас всех поставлю ра…

Места вокруг были суровые, не говоря уж о том, что никто в те времена и не подумал бы осудить педагога, посулившего своим нерадивым ученикам неотвратимое наказание. Напротив, если бы великовозрастное дитятко вздумало пожаловаться, дома его, скорее всего, ожидала бы дополнительная трепка.

– Гирин, Якушев, Гололобов, – продолжал Строгин, – с вами все понятно! Мартов, от тебя не ожидал, ну да ладно. Светина, а ты тут что делаешь?

– Николай Иванович, – рискнул прервать его филиппику Март, – Гирину «скорая» нужна.

– Скорая-хреновая! – передразнил расходившийся директор, после чего, немного придя в себя, поинтересовался: – А что это с ним?

– Гололобов ему ухо откусил.

– Да ну на… – завис тот, после чего не слишком логично спросил: – А почему не х..?

– Не знаю, – пожал плечами мальчишка. – Николай Иванович, можно я пойду? Мне еще уроки делать.

– Иди, – разрешил Строгин. – Но чтобы завтра родители явились в школу!

– Хорошо.

– Что ж, бл… хорошего… Светина, ты еще тут? Ну-ка марш в учительскую и скажи, чтобы Клавдия Михайловна «скорую» вызвала!

– У нее еще уроки…

– Так сама вызови, чтоб тебя! Жопой вертеть в коридорах ума хватает, справишься и с телефоном!

Как ни странно, но тот случай не имел для Марта особых последствий, ведь никто не догадался связать его с внезапным помешательством вздумавшего кусаться Савки. Разве что мама какое-то время пилила ему мозги, чтобы он больше не связывался с хулиганами. Да еще к нему навечно прилипла кличка – Март, от фамилии Мартов. А на самом деле звали его Вениамином или Веней. Впрочем, оба эти варианта казались подростку дурацкими, так что он охотно откликался на свое новое погоняло.

Второй случай произошел спустя четыре года, во время вступительных экзаменов в МАИ. Хотя, если быть точным, то провала. Вообще, выбор учебного заведения для Марта оказался совсем не простым и в первую очередь из-за родителей.

Отец страстно желал, чтобы его отпрыск непременно поступил в военное училище и таким образом продолжил династию, основателем которой был он сам. Зачем это было нужно Юрию Осиповичу, не нажившему на государственной службе никаких богатств – ничего, кроме застарелой язвы и маленькой квартирки, – вряд ли смог бы объяснить и он сам.

Клавдия Анатольевна, напротив, была совершенно не против, чтобы сын пошел по достойной, но при этом мирной и обязательно хлебной стезе. Таковой ей представлялась юриспруденция. В своих робких мечтах она видела его преуспевающим адвокатом или юрисконсультом в респектабельной компании, с большой квартирой, шикарной машиной и красавицей женой, которая подарит ей внуков.

Сам же Вениамин хотел летать. Не просто стать пилотом, против этого его строгий отец вряд ли стал бы возражать, в особенности если летчик будет военным, а инженером, заставляющим огромных железных птиц подниматься в пронзительную синеву неба. И при всем при этом – гражданским.

Многие мальчики, выросшие в военных городках, мечтают стать офицерами, поскольку не знают иной жизни, но случаются и такие, кто не питает к военной службе ни малейшей симпатии. Март был как раз из последних.

С большим трудом настояв на своем выборе, Вениамин отправился поступать в институт и в первый раз после того памятного случая влюбился. Она стояла в очереди таких же абитуриентов и волновалась, отчего ее юное лицо, в обрамлении облака густых волос цвета спелой пшеницы, казалось прекрасным и одухотворенным. Стройная фигурка и дерзкая мини-юбка, открывающая длинные стройные ноги в туфлях на высоком каблуке, не могли не привлечь к себе юношеского внимания.

Ни одна из девушек, рискнувших посвятить себя авиации, а таких, к удивлению Марта, было немало, не могла с ней сравниться. При том, что среди них хватало вполне симпатичных и в еще более коротких юбках, но вот она… Она была одна!

Через четверть часа их начали пускать в аудиторию, где проходил экзамен. Девушка пошла первой, а через некоторое время пришел черед Вениамина. Робея от прикосновения к мечте, он взял билет и пошел готовиться. Вопросы оказались сложными, но он неплохо подготовился и потому принялся писать на листке бумаги со штампом института, выполняя задания, пока в какой-то момент не отвлекся и не поднял голову…

Она стояла перед приемной комиссией такая беззащитная и одновременно прекрасная, что хотелось встать между ней и злобными старцами и отгонять их сияющим в лучах полуденного солнца мечом. Не было подвига, которого бы Март не мог совершить ради этой прекрасной девушки. Достать звезду с неба – пожалуйста! Разогнать тысячи врагов – где они? Помочь с экзаменом…

Мысль о том, что она не поступит и он, возможно, никогда ее больше не увидит, казалась ему невыносимой, и Вениамин начал действовать. То есть в тот момент он этого еще до конца не понимал, но внимательно смотрел на членов приемной комиссии, постепенно входя в давно забытое состояние, в котором как бы рассматривал их со всех сторон. Только что презрительно кривившие губы профессоры и доценты вдруг стали благожелательно улыбаться, выслушивая ответы явно приободрившейся прекрасной незнакомки, пока, наконец, не отпустили, сделав какие-то пометки в своих талмудах.

Впрочем, этого Март уже не видел, поскольку у него страшно заболела голова и потемнело в глазах. Пришел в себя он только перед комиссией, когда с ужасом понял, что в голове у него пусто и ничего положительного ответить он разом растерявшим свою доброту старцам не может.

– Эх, молодой человек, молодой человек, – хмыкнул самый старый и отвратительный из них. – Ступайте уж, хватит позориться.

–