Кому нужна твоя правда? - Алексей Тырышкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не мне напоминать вам наши правила! Наши три золотые «О» – Оперативность, Ответственность и… Карамышев?
– Оптимизм, – подсказал сонно фотокор Карамышев, длинный и худощавый дядька с щегольскими усиками и отрешенным лицом настоящего буддиста. Впрочем, по-настоящему он был просто пофигистом, а буддизмом прикрывал свои пофигические наклонности солидности ради.
– Оптимизм! Именно, Карамышев! – голосом заслуженной учительницы РСФСР подхватила Инна Рейнгольдовна. – А ваши фотографии в последнее время сквозят безысходностью!
– Мои фотографии отражают реальность. Я не виноват, что реальность полна печали.
– Позитив сам себя не отыщет, Карамышев! Ищите в жизни позитив, и будет вам счастье!
– А мне кажется, тут дело не в позитиве. Он просто на какой-то своей волне, – пожаловалась на фотокора молодая журналистка Танечка Вялоклюева, для солидности заимевшая псевдоним Красавина. – Я ему даю задание сфотографировать весеннюю капель. А он что?
– Что?
– Он притаскивает фото капельницы, которую втыкают в какую-то бабулю!
– Но-но, «какую-то», я ради кадра любимой тещей пожертвовал, – буркнул фотокор, даже не глянув на Танечку.
– Предлагаю предупредить фотокора о неполном служебном соответствии! – пылко продолжила Танечка. – А в следующий раз – штраф! Чтобы знал…
– Что вы на это скажете, Карамышев? – спросила Инна Рейнгольдовна. Фотокор равнодушно пожал плечами. Все время планерки он старательно чистил свой набор объективов, которые и так сверкали кристальной чистотой. Просто чтобы занять руки в это пустейшее, по его мнению, времяпровождение.
– Что тут сказать? Предлагаю оштрафовать меня сейчас и вырученные деньги передать нашей журналистке, чтобы ей было чем платить таксистам за проезд. У меня окна кабинета выходят на стоянку, и видеть, как она каждый раз за поездку расплачивается натурой прямо в машине, мне не комильфо. У меня жена и дети. Собака, в конце концов. А сам я буддист строгих правил.
Проснувшийся коллектив воззрился на Танечку, наблюдая с любопытством естествоиспытателя, как плавно краснеет ее миловидное веснушчатое лицо от щек и далее до ушей и шеи.
– Я… я… Это мой парень, Марат и мы любим друг друга!
– Любите друг друга менее пылко, а то когда такси на стоянке скачет под ритмы секса, и ваша голая задница, мамзель, мелькает в лобовом стекле, на эту картинку сбегаются все охранники нашего офисного здания.
Танечка уже просто пылала от стыда. А фотокор равнодушно продолжил, попутно просматривая на свет цейсовский объектив 24-70 с постоянной светосилой 2,8, что являлся жемчужиной его коллекции дорогостоящих стекляшек.
– В общем, если редакция так уж жаждет позитива, в следующий раз я устрою вам, дорогая, классный оптимистичный, оперативный и ответственный фотосет. И фотографии потом в разные…
– Ну хватит! – прервала его Инна Рейнгольдовна. Танечка уже сорвалась с места, всхлипывая на ходу, исчезая в сторону туалета. – Ни стыда, ни совести!
– Согласен! – кивнул фотокор, делая вид, что воспринял этот выпад на счет журналистки. – Ни стыда, ни совести! А еще у нее вкуса нет. Носить в 21-м веке трусы в горошек – уму не постижимо!
В стороне туалета раздался звучный всхлип.
– Виктор Петрович, вы то почему молчите? – воззвала главный редактор к выпускающему редактору – Виктору Плашкину. Тот решительно кивнул.
– Согласен.
– С чем?
– Тот факт, что у нас в штате только один журналист – это очень плохо. Танечка вот-вот да в декрет соберется. И что мы будем делать?
– Да мы вроде не это сейчас обсуждали.
– А может и зря, что не это. Может, в этом и причина наших всех проблем. Она у нас одна рабочая лошадка.
– Кобыла, – буркнул еле слышно фотокор, отложив цейсовский объектив и принявшись за сверхсветосильную фиксу от «Сигмы».
– Что? – не расслышала Инна Рейнгольдовна.
– Правильно, говорю, Витя идею подал, – громче сказал Карамышев. – Она тут у нас ходит одна, вся такая из себя… звезда, что с волосами. Незаменимая. Пальцы гнет, что сталистую проволоку. А если еще кого из журналистов в штат примем, так и конкуренция у них появится.
– Вы думаете, присутствие еще одного журналиста заставит ее писать активнее и лучше? – с сомнением в голосе спросила Инна Рейнгольдовна. Она украдкой метнула взгляд в сторону туалета. Потом чуть тише добавила. – Хм, сомневаюсь!
– А вы не сомневайтесь. У моего деда было правило в деревне. Он никогда по одной свинье не выращивал на мясо. Одна корм плохо ест. А вот когда их двое, так они и жрут, да побыстрее. Голоден – не голоден. Лишь бы второй свинке кусок не достался. А? Психология!
– Ну уж вы сравнили: свинью и журналиста.
– А что вы думаете, журналист хуже свиньи что ли? – обиделся за творческую братию фотокор.
– Хорошо, – после некоторого раздумья произнесла Инна Кольберг. – Я постараюсь донести до собственника ваше предложение о расширении штата. Если все получится, готовьте уже в этот номер объявление о приеме на работу журналиста.
3. Новичок
Промышленный альпинист, спаситель редактора и просто хороший человек (по его собственной версии) явился в газету на следующее утро. Как раз закончилась планерка, все разошлись по рабочим местам, Витя Плашкин принимал в своем кабинете пару странно одетых граждан, которые именовали себя тикток-эмоготофриками и жаловались, что в городе их никто не принимает всерьез, все насмехаются, а старушки даже плюют в спину.
Граждане имели наружность утопленников трехдневной давности, длинные черные локоны до плеч и длинные же ногти, выкрашенные в розовый цвет. Соблазна заняться с данным коллективом плотнее у редактора совершенно не возникало. Оттого он лишь развел руками.
– А что я могу сделать? Старушек от вас я не отгоню.
– Напишите статью. Про наши идеи, наши убеждения. Люди поймут, что бояться нас не стоит и перестанут на нас смотреть, как на зверей в зоопарке.
Витя с сомнением посмотрел на парочку, одетую в черные рясы с серебряными рунами, на их изможденные лица с суровым металлическим пирсингом.
– Думаю, одной статьей тут не отделаешься.
– Напишите серию статей, – благодушно разрешили эмоготофрики.
В этот момент в дверь небрежно постучались, а затем она открылась и на пороге возник альпинист-спаситель.
– О! Кого я вижу! – обрадовался Плашкин, вставая и протягивая руку гостю. – Сейчас я освобожусь, и мы сгоняем за коньяком.
Гость отрицательно покачал головой.
– Погоди, редактор. Тут у меня другая мысль созрела.
– Что за мысль?
– А меня Иваныч там на работе кинул. Ну мы повздорили, в общем, я ушел. И ты знаешь, надоело уже здоровье на крышах оставлять. А вы тут сидите себе в теплых кабинетиках. Светло и мухи не кусают. Да и платят неплохо, сам говоришь.
– И что ты предлагаешь? – спросил Плашкин в недобром предчувствии. И оно не обмануло. Гость показал ему последний номер газеты, чуть заляпанный рыбой и кругом от кружки пива – как раз на месте объявления, что редакция ищет нового корреспондента на работу.
– Сделай доброе дело вместо ящика коньяка. Возьми к себе на работу журналистом.
– Что? – пискнул от неожиданности Плашкин. – Журналистом? Но ведь это… Журналистов же с улиц не берут! Они ведь, что логично, должны статьи уметь писать. Грамотно, интересно.
– Ничего страшного, научишь, – невозмутимо парировал альпинист. – Я быстро учусь.
– И с людьми совершенно разными общаться, – добавил Плашкин. Суетливо повертев голой в поисках примера разных людей, он ткнул пальцем в эмоготофриков. – Вот, к примеру, такими.
Экс-альпинист внимательно посмотрел на чудных существ. Смешался немного, но через пару мгновений вновь обрел невозмутимый вид.
– Тоже ничего страшного. Если присмотреться, они вполне так норм. Вон та крайняя девочка даже очень ебабельной наружности.
– Я мальчик! – возразило крайнее существо.
– Бррр… – скривился альпинист. – Тогда проблемка имеется. Ну-ка, ребятишки, валите к себе на кладбище, поразлагайтесь там тлетворно, покамест взрослые дяди общаются. Давай, давай, чего вылупились, будто два месяца не какали.
Когда они вышли, альпинист слегка отер рукавом стул после "девочки ебабельной наружности", сел и продолжил.
– Короче, ты все равно ничего не теряешь. Не устроит, как работаю, через три месяца фьюить – скажешь мне, и я свалю.
– Три месяца? – с сомнением прищурился Плашкин. Наглость парня ему понравилась – без хорошей наглости трудно корреспонденту делать смелые сюжеты.
– Все по-честному.
Опять же без стука в кабинет вошел собственник газеты, Сергей Кулик. Седовласый плотный мужчина с хищными глазами глянул на парня, потом спросил Плашкина:
– Сильно занят?
– А очень даже хорошо, что вы заглянули! Тут вот человек к нам пришел
