ВАННА АРХИМЕДА СБОРНИК - ОБЭРИУТЫ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Чинари», судя по их произведениям и по 1азетнои критике, не хотели быть положительными героями, вообще «чинами». Газета «Смена» обвинила ич в хулиганстве и национализме 2. «Чинарь» звучало вызовом приглаженному и «приличному».
В 1927 году продолжились выступления «чинарей» на концертных площадках Ленинграда. Поэты хотели расширить свой состав, отойти от «чинарства». Для нового объединения предлагались разные названия, в том числе «Академия левых классиков». На общем собрании «чинарей» было решено устроить вечер поэзии, театра и кино, на котором общественность Ленинграда познакомилась бы с новой литературной группой,- «чинари» расширяли свои задачи, мужали как художники. Было найдено и ее название – ОБЭРИУ (эр, а не ер, то есть в соответствии с орфографией аббревиатур).
В записной книжке Хармса за 1927 год сказано: «Декларация – Заболоцкий». Имеется в виду Декларация ОБЭРИУ, опубликованная в информационном выпуске Дома печати в начале 1928 года,- единственный опубликованный документ новой литературной группы 3.
На наш взгляд, не следует понимать эту запись как подтверждение авторства Заболоцкого. Декларация – плод коллективной работы.
Заболоцкий выступил скорее в роли организатора и редактора, нежели автора. Об этом пишет и Бехтерев. По его свидетельству, раздел о кино и театре написал он и А. Разумовский. В разделе «поэзия обэриутов» использованы идеи и выражения трактата «Предметы и фигуры, открытые Даниилом Ивановичем Хармсом» (1927), где говорится о двух независимых системах: «свободной воле слова» и предметном мире.
В своей Декларации обэриуты без оговорок заявляли, что их эстетические симпатии на стороне авангардного искусства.
«Нам не понятно,- читаем мы в Декларации,- почему Школа Филонова вытеснена из Академии, почему Малевич не может развернуть своей архитектурной работы в СССР, почему так нелепо освистан «Ревизор» Терентьева? Нам не понятно, почему так называемое левое искусство, имеющее за своей спиной немало заслуг и достижений, расценивается как безнадежный отброс и еще хуже – 1 Бехтерев И Когда мы были молодыми // Воспоминания о Н. Заболоцком. М., 1964. С. 63-64.
2 Иоффе Н., Железнов Л. Дела литературные (О «чинарях»)//Счена. 1927. 3 апр. №76.
3 Афиши Ленинградского Дома печати. 1928. №2. С. 11 – 12.
6 как шарлатанство. Сколько внутренней нечестности, сколько собственной художественной несостоятельности таится в этом диком подходе?» ' После опубликования коллективной декларации и выступления обэриутов на театрально-литературном вечере в Доме печати начинается собственная история ОБЭРИУ. Она занимает небольшой отрезок времени – с 1928 по 1931 годы. Это период интенсивной работы, поиска своей художественной формы.
Затем начинается постистория, не меиее значительная, чем предыстория. Это 30 е годы. Время уничтожения надежд, злобной критики и репрессии Объединения в эти годы давно не существует – есть редкие встречи бывших друзей, писание в сундук. 30-е годы в контексте ОБЭРИУ – это история изолированного существования бывших обэриутов, крайне неохотно вспоминавших свою недавнюю молодость. В литературе провозглашен социалистический реализм – и не на три часа, а навечно, как казалось его теоретикам и адептам.
Однако именно в эти годы творчество бывших обэриутов достигает зрелости, утрачивая крайности словесного эксперимента, волны которых захлестывали поэтов в 20-е годы.
Состав обэриутов был текучим. Рано отошел от них Вагинов.
Присоединились Ю. Владимиров и Н. Тювелев. Не вступая формально в ряды ОБЭРИУ, вместе с его участниками был Николай Олейников 2. С его именем связан успех обэриутов как детских писателей. Они влились в авторский коллектив нового ленинградского журнала для детей «Еж» (одно время его главным редактором был Олейников) и ощутимо помогли сделать его живым, веселым, полезным.
В 1929 году Хармс и его друзья задумали издать сборник своих произведений под названием «Ванна Архимеда». Было предложено и другим ленинградским писателям принять участие в сборнике. Вот что по этому поводу пишет Л. Я. Гинзбург: «В мае 1929 года я находилась в Москве, и В. Каверин писал мне туда по поводу «Ванны Архимеда»' „Сборник, о котором вы знаете (с участием обериутов), составляется. Есть данные предполагать, что он будет напечатан в Издательстве писателей. Отдел поэзии вам известен (возможен и Тихонов). С отделом прозы – хуже, и именно по этому поводу мы решили побеспокоить вас. "» 3 ' Афиши Ленинградского Дома печати. С. 11.
2 О том, как относился Олейников к ОБЭРИУ, см. воспоминания И Бахтерева в статье В. Назарова и С. Чубукина «Последний из ОБЭРИУ» (Родник. 1987. № 12. С. 54).
3 Гинзбург Л. Человек за письменным столоч. Л., 1989.
С. 369 Заметим, что в романе В. Каверина «Художник неизвестен» (1931) главный герой, художник-новатор, носит фамилию Архимедов.
Книга «Ванна Архимеда», как и несколько ранее задуманный коллективный сборник «чинарей» и их союзников- «Радикс», не вышла в свет. В данном случае помешали не официальные барьеры, а осторожность, если не сказать крепче, союзников – «формалистов» и «младоформалистов». Об этом честно пишет Лидия Гинзбург: «Главными обидами осени 1929-го были отказ ГИЗа от сборника по современной поэзии и наш собственный отказ от «Ванны Архимеда» (с оберяутами). Сборник о поэзии получился средний. С «Ванной» получилось и того хуже. В этом боевом, молодом, несколько вызывающем, вообще ответственном сборнике исторический смысл имели только стихи – Заболоцкий, Введенский, Хармс, остальное оказывалось довеском…» ' Этот эпизод – отказ «формалистов» от союза с обэриутами – обыгрывается в стихотворении Хармса «Ванна Архимеда»: Я загажен именами знаменитейших особ и, скажу тебе меж нами, формалистами в особь.
В начале 1930 года пришел конец и выступлениям обэриутов на концертных площадках Ленинграда.
Их последнее публичное выступление состоялось в апреле 1930 года в студенческом общежитии Ленинградского университета. Со свирепым лаем на обэриутов набросилась газета «Смена», давно точившая на них зуб. В общежитии выступили Ю. Владимиров, Б. Левин, А. Пастухов. Но беспощадные выводы статьи относились ко всей группе: «Это поэзия чуждых нам людей, поэзия классового врага» 2.
Четкая формулировка, удобная для судилища, была произнесена, но «оргвыводы» в 1930 году сделаны не были. Обэриуты по-прежнему с успехом печатались в детских изданиях, но публичные выступления «литературных хулиганов» прекратились.
Распространенное представление о литературе как «общественном барометре» в случае с обэриутами сильно хромает. Ведь именно 1 в годы «великого перелома» – 1930-1931 годы – возрастает их творческая энергия. Нет, они «не мерили» себя пятилеткой. Однако в предшествующие годы ими был взят сильный разбег. И они торопились осуществиться. В это время Заболоцкий заканчивает гротескно-философскую поэму «Торжество Земледелия» и фантастическую притчу «Безумный волк». К 1931 году относится и «Священный полет цветов» А. Введенского, замечательный сплав стихотворных диалогов и прозаических ремарок, рассказывающий о путешествии ' Гинзбург Л. Человек за письменным столом. С. 107-108.
2 Нильвич Л. Реакционное жонглерство (об одной вылазке литературных хулиганов) // Сиена 1930. 9 аир.
8 по тому и этому свету безумного Фомина. Улетает в небесные сферы и Земляк, герой «Лапы» Хармса – сложного, как и у Введенского, жанрового образования из стихов, прозы и драмы.
Оизриуты по-прс/:;нему отстаивали ›словную логику нового искусства, раскрепощающую творческие силы человека. Об этом и «11 утверждении» Даниила Хармса, п «Битва слонов» Заболоцкого.
В замечательном стихотворении Заболоцкого рабога фантазии художника уподоблена атаке боевых слонов. Мощный, тяжеловесный и одновременно артистичный слон, яростный и кроткий, сделан автором метафорой нового искусства. Оно ломает штампы устоявшихся художественных привычек, освобождает интуицию, открывает доро!у непосредственному чувству. В нем нет законченности и зализанности прежних художественных форм. И потому оно выглядит неуклюжим, тяжеловесным. Оно кажется и алогичным, так как идет против принятых правил. Но то, что с непривычки воспринимаете1! как «янусы, недостатки, и есть его живая красота.
Годы интенсивного творчества прервали аресты В самом конце 1931 года Введенский, Хармс, Бахтерев, а также их знакомые по работе в детском отделе ГИЗа были арестованы. «Обвинения были вымышленными, явно инспирированными» '.
Поэты, просидев около полугода в ДПЗ на улице Каляева в Ленинграде, были высланы в Курск. Ссылка продолжалась недолго.
Уже в ноябре 1932 года Хармс и Введенский вернулись в Ленинград. В сравнении с жестокими сроками, которые получали несчастные, попавшие в машину НКВД, наказание, понесенное Введенским и Хармсом неизвестно за что, может показаться мягким.
Однако бесследно для поэтов оно не прошло. Выпущенные на свободу, они уже не могли впоследствии забыть о нависшей над ними угрозе.