В объятиях прошлого - Ливия Элиот

– А вы живете в Сан-Франциско? – спросила Джина, чтобы увести разговор от себя.

– Да. Там родился и там же, наверное, умру. В Бостоне у меня дочь. Примерно вашего возраста. Раз в месяц я обязательно навещаю внучку. Но у меня в вашем городе еще и деловой интерес.

– Мистер Форстер... – Стюардесса уже подкатила тележку с двумя плотно заставленными посудой подносами. – Мисс Эккерс...

Как это часто бывает, выпив первый бокал шампанского, Джина раскрепостилась и засыпала соседа вопросами.

– Что вам нравится в Бостоне, Аллан? Вы же не проводите все время в скучных переговорах?

– Переговоры не всегда бывают скучными.

– Насколько я понимаю, основные пункты контрактов согласуются заранее, а личная встреча своего рода точка в этом процессе.

Аллан Форстер с улыбкой покачал головой.

– Во многих случаях именно так и бывает, но я веду бизнес по старинке. Не все можно решить по телефону, а уж общение по электронной почте это вообще нечто немыслимое. Нет, я предпочитаю решать проблемы, глядя партнеру в глаза.

– И как результаты?

– За тридцать семь лет у меня сорвалось четыре сделки. Много это или мало?

Джина рассмеялась.

– Я вам завидую.

– Мне нравится такая жизнь. – Форстер откинулся на спинку кресла. – Я люблю летать. Люблю общаться с людьми – в отелях и самолетах, в ресторанах и офисах. Поверьте, интереснее этого нет ничего.

– И не устаете?

Он пожал плечами.

– Для полного восстановления мне вполне хватает двух дней. В этом месяце я побывал в Бостоне и Ричмонде и планирую слетать в Денвер.

– Ваша жена не возражает?

– Моя жена умерла двенадцать лет назад. – На лице Форстера не отразилось никаких эмоций. – Она очень долго болела.

– Извините, я... – Джина вздохнула. – А ваша дочь? Она занимается бизнесом?

Он улыбнулся.

– Бизнес моей дочери – воспитание внучки.

Уловив в его голосе некоторую сдержанность, Джина не стала развивать тему и увела разговор в сторону.

– А что вы мне порекомендуете посетить в Сан-Франциско? – спросила она с улыбкой. – Кроме моста Золотые Ворота?

Ее сосед сокрушенно покачал головой.

– Если я начну рассказывать вам про свои любимые места в Сан-Франциско и уделю каждому хотя бы пять минут, то нам с вами придется покупать билеты на рейс до Буэнос-Айреса!

Джина рассмеялась.

– И все же? Представьте, что вы режиссер и вам нужно снять рекламный ролик. С показом... ну, например, пяти мест. Итак, ваш выбор. Сан-Франциско глазами Аллана Форстера, какой он?

Он ненадолго задумался.

– У каждого города свой характер. Порой его трудно определить, как бывает трудно определить характер человека, но если пожить в нем подольше, то за общими чертами – суетой в часы пик, обязательной главной улицей, пешеходной зоной и упрямой борьбой старого с нагловатым новым – проступят индивидуальные и тогда город превратится в живое существо со своими достоинствами, слабостями и тайнами. Богемный и провинциальный, авантюрный и фривольный, старинный, но не старящийся, Сан-Франциско крепко впитал в себя ароматы амбиций и страстей, надежд и разочарований всех тех, кого в разное время приводили сюда поиски лучшей доли, покоя и успеха, счастья и богатства. Что бы ни случалось в мире, какие бы кризисы ни сотрясали страну, какие бы землетрясения и бури ни обрушивались на него, город так и остался беззаботным прожигателем жизни, беспечным игроком и космополитом. Говорят, индейцы племени костаноан, обосновавшиеся в этих краях более пяти столетий назад, назвали его «танцующим на краю мира». – Он помолчал. – Знаете, в Сан-Франциско более четырех миллионов человек и у каждого, наверное, есть свои предпочтения. Я больше всего люблю фонтан Лотты.

– Фонтан Лотты? – удивилась Джина. – Впервые слышу. И что это такое?

– Обычный фонтан, но каждый год восемнадцатого апреля в пять часов одиннадцать минут утра у фонтана Лотты, расположенного на Маркет-стрит, собираются жители Сан-Франциско. По давней традиции они отправляются красить «золотой гидрант», через который трое суток беспрестанно подавали воду для тушения пожара, охватившего город в результате землетрясения тысяча девятьсот шестого года.

– Достойная традиция.

– Вы правы. – Форстер немного помолчал. – На второе место я бы поставил саму Маркет-стрит, нашу главную улицу, копию париж-ских Елисейских Полей. На ней да еще, пожалуй, на Ломбард-стрит лучше всего ощущается атмосфера Сан-Франциско.

– Это та самая Ломбард-стрит, которую Книга рекордов Гиннесса признала самой красивой улицей в мире?

– Она самая.

– Два. – Джина загнула второй палец.

– Дальше... На мой взгляд, в тройку нужно включить Рыбацкую пристань, где, кстати, можно понаблюдать за морскими котиками. Ну и, разумеется...

– Мост Золотые Ворота, – твердо заявила Джина. – Без него никак нельзя.

– Согласен, – благосклонно кивнул Форстер. – Ну и, пожалуй, башня Койт.

– Ее, если не ошибаюсь, называют сестричкой Пизанской башни?

– Верно. Хотя, надо признать, сестричка получилась довольно уродливая. Но вот вид с нее открывается восхитительный.

– Позвольте нескромный вопрос? – не утерпела Джина.

– С удовольствием. В наш век политкоррект-ности их почти не осталось. Послушать наших политиков, так они и в постели занимаются только тем, что думают об избирателе и мире во всем мире.

– Ну, они же обычно не уточняют, о каком именно избирателе думают.

– Верно, – кивнул сосед. – Итак, ваш нескромный вопрос?

– Вы помните Лето Любви? Об этом много говорят, но интересно бы послушать современника или, еще лучше, свидетеля.

– Лето Любви?

– Да, Хайт-Эшбери, рок-фестиваль, хиппи, Джимми Хендрикс и все такое. Вы же должны его помнить.

– Неужели? Боже, как я стар! – Форстер рассмеялся. – Ну, слушайте...

Письмо от Шиллы Кристуорч пришло еще в начале марта. Было оно коротким и деловым. Шилла писала, что собралась замуж, что свадьба намечена на май и что она собралась пригласить всех подруг по колледжу. Джину немного удивило отсутствие какой-либо информации о женихе, но, может быть, Шилла просто не хочет распространяться раньше времени. Она ответила таким же коротким письмом, более похожим на уведомление и содержавшим обычный набор ничего не значащих фраз: рада за тебя, желаю счастья, это было бы прекрасно, но...

Через месяц Джина уже забыла о письме, тем более что именно в это время проблемы накрыли ее с головой, как снежная лавина незадачливого альпиниста. А вот Шилла, как выяснилось, не забыла.

Телефон вырвал ее из сна около полуночи, и она, схватив трубку, уже приготовила пару крепких выражений для наглеца, посмевшего покуситься на святое.