До конца своих дней - Барбара Бенедикт

– Меня зовут Гиневра Элизабет, – в сотый раз сказала она миссис Тиббс. – И, пожалуйста, дайте мне спокойно полюбоваться Новым Орлеаном.

– Много ты в этом тумане увидишь! И у меня к тебе разговор на две минуты. Надо же нам договориться о Лиле Сэмпсон.

Гинни сердито вспыхнула. Тетя Агата наняла робкую Лилу Сэмпсон в Бостоне ей в горничные, но миссис Тиббс с самого начала стала пользоваться ее услугами. В течение всего плавания Гинни приходилось без конца напоминать своей соседке по каюте, что Лила – ее горничная, однако этим утром миссис Тиббс заявила, что Лила после высадки на берег поступит в услужение к ней, Элеоноре Тиббс.

– Не вижу, о чем тут договариваться, – проговорила Гинни, стараясь не выдать обиды. Ее не очень удивила бесцеремонность миссис Тиббс, но измена Лилы ранила ее до глубины души. Что же это ее все покидают?

– Как будто ты не сможешь найти себе другую горничную, – продолжала миссис Тиббс, притворившись, что не слышала слов Гинни. – И я могу тебе в этом помочь. Я вовсе не хочу оставлять тебя одну, когда тебя и так ждут тяжелые испытания.

– Честное слово, миссис Тиббс, я не могу понять, почему вы упорно твердите о каких-то испытаниях. Я вам тысячу раз говорила, что никакие испытания меня не ждут.

– У тебя скверная привычка, Принцесса, видеть только то, что тебе хочется, – сказала миссис Тиббс, нахмурив седые брови над пронзительными серыми глазами. – От реальности не уйдешь, притворившись, что ее нет.

– Реальности? – высокомерным тоном сказала Гинни. – А что вы, собственно, знаете про мою жизнь?

– Я знаю то, что видят мои глаза. Ты не плыла бы на этой старой посудине в каюте третьего класса, если бы у тебя все было хорошо.

– При чем здесь это? В сезон посадки тростника папе дыхнуть некогда. Он считает, билет на пароход куплен – и ладно, а все остальное не заслуживает внимания. Видимо, он просто не понял, что купил билет на такое захудалое суденышко, – сказала Гинни, презрительно, окинув взглядом заполненную пассажирами палубу.

Миссис Тиббс посмотрела на нее с жалостью.

– Тогда зачем же он велел тебе возвращаться домой и выходить замуж?

Гинни не хотела вдумываться в этот вопрос. Господи, зачем только она рассказала соседке про папино письмо?

– Если бы вашей единственной дочери было бы двадцать два года, – отрезала она, – вам тоже хотелось бы, чтобы у вас в доме скорей начали бегать внуки.

Так истолковала приказ отца добрая тетя Агата. Но Гинни, помня, как они расстались с отцом пять лет назад, подозревала, что ему меньше всего хочется видеть у себя в доме ее детей.

– Может быть, и так, – с недоверчивой улыбкой проговорила миссис Тиббс. – И все равно я беспокоюсь за тебя. Пожалуйста, разреши мне найти тебе новую служанку.

– У меня была прекрасная служанка, миссис Тиббс. Не надо было ее переманивать!

Миссис Тиббс воззрилась на Гинни с искренним удивлением.

– Кто ее переманивал? Она сама попросилась ко мне на службу.

– Вот как? И чем вы ее подкупили?

– Мне не было нужды ее подкупать. Если бы ты перестала судить о людях по их внешности, ты бы поняла, что нам с Лилой было суждено подружиться. В человеке вовсе не самое главное одежда и выговор, Принцесса. Попробуй это запомнить.

Гинни вспыхнула от негодования, и эта... эта особа еще смеет указывать, что ей надо помнить!

– Мне и так ясно, что вы обо всем договорились у меня за спиной. Так, может, не будем устраивать перебранку на людях? У меня нет желания воевать с вами из-за какой-то служанки.

– Вот этим мы и отличаемся друг от друга. Разве ты не знаешь, детка, что за все хорошее в жизни приходится воевать?

С этим Гинни, может быть, раньше и согласилась бы – когда она была молода и лишена принципов, до того, как мама...

– Настоящие леди не устраивают сцен, – назидательно сказала она.

Миссис Тиббс покачала головой.

– Такой леди, как ты, сцен устраивать не приходится. Когда случается какая-нибудь беда, она просто убегает, а бороться предоставляет другим. Но предупреждаю тебя, нельзя всю жизнь полагаться на других, Принцесса. Будешь убегать от трудностей – в конце концов убежишь от самой себя.

– Никуда я не убегаю... – Гинни умолкла на полуслове, стоит ли препираться с этой женщиной? – Извините, – сказала она, решительно отводя взгляд. – Но я хотела бы быть одна, когда покажется мой родной город.

Гинни услышала, как миссис Тиббс с сожалением вздохнула.

– Фантазии, конечно, замечательная вещь, девочка, но нельзя позволять им заслонять действительность. Смотри, как бы мечты не заставили тебя совершить ту же ошибку, что и твою тезку. Вспомни, что Гиневра выбрала себе неподходящего мужа, и в результате Камелот был разрушен.

Миссис Тиббс заковыляла, переваливаясь, как утка, а Гинни с трудом удержалась от того, чтобы не высунуть ей вслед язык. Нет, леди не должна гримасничать, как рассерженный ребенок. Да к тому же именно язык, который Гинни не сумела вовремя попридержать, дал миссис Тиббс оружие против нее. В одну из долгих ночей, лежа без сна в темноте, Гинни поддалась минутной слабости и рассказала миссис Тиббс о своих мечтах и фантазиях. А эта не отличающаяся тактом женщина теперь использует ее откровенность против нее же.

Да что она знает? Гинни никуда и ни от чего не убегает. Она осознала свои прошлые ошибки и сполна их искупила. Да, она полностью загладила свою вину, разве она не стала воспитанной леди, такой, какой могла бы гордиться мама? Она приняла свое место в мире, правила, которыми должна руководствоваться леди, ожидания, которым она должна соответствовать. Да что там, когда она уезжала из Бостона, тетя Агата заявила, что о более воспитанной и благонравной племяннице она не могла и мечтать.

Эта оценка породила в душе Гинни надежду, что и папа будет ею доволен. Когда Джон Маклауд увидит, что из нее получилась настоящая леди, что она смирила свою вспыльчивость и несдержанность, он забудет прошлое, обнимет ее и назовет своей маленькой принцессой.

Поэтому Гинни и сняла с шеи мамин медальон и спрятала его в саквояж. Она всегда носила этот медальон – единственное, что еще связывало ее с мамой, – но встреча с отцом после пятилетней разлуки и так будет не простым делом, и она не хотела напоминать ему о той, которую они потеряли.

Гинни, хмурясь, вспомнила его письмо. Оно тоже лежало в саквояже. Все в порядке, твердила она себе, но внутренний голос, похожий на голос миссис Тиббс, нашептывал ей, почему это папа вдруг решил, что она должна выйти замуж? И почему письмо от его имени написала Эдита-Энн?

Гинни старалась подружиться с двоюродной сестрой, но с того дня, как в их доме поселились дядя Джервис с дочерью, все изменилось к худшему. По мнению Гинни, ее родители придавали слишком большое значение манерам Эдиты-Энн и чересчур уж старались укротить своего сорванца Гинни. Сколько раз Аманда Маклауд говорила дочери: «Посмотри, какие прекрасные манеры у Эдиты-Энн, как она умеет себя вести». И хотя она ни разу не сказала вслух: «Ну почему ты не можешь быть такой, как она?» – Гинни не сомневалась, что она так думала.