Умирать - в крайнем случае - Богумил Райнов

Оказывается, та же улочка служит сценой, на которой развертывается текущий акт жизненной драмы эмигранта Михаила Милева. Райт встречается с ним в первый же день по приезде, а Борислав распознает бывшего студента по фотоматериалам, изученным еще в Софии. Сам по себе Милев - личность ничем не примечательная, и наблюдать, как он попивает пиво или обедает в том же итальянском ресторане - занятие мало увлекательное. Милев сбежал на Запад во время туристической поездки по Дунаю, сначала подвизался в эмигрантских кругах в Вене, потом - в Мюнхене, еще позже - в Париже, после чего перебрался в Лондон. Такая кочевая жизнь объясняется, вероятно, тем обстоятельством, что Милев оказался слишком бездарен даже для невзыскательных предателей и не сумел найти применения своей бездарности.

Контакты обоих - Райта и Милева - с окружающей средой весьма скудны: это контакты с горсткой индивидов обоего пола, быт которых ограничен рамками того же квартала.

Словом, "пустышка". Какого рода торговлей занимается англичанин; каковы функции болгарина; каков характер их отношений - неизвестно.

И потому, неделю проторчав в подъездах, на перекрестках, в кофейнях и пивных Сохо, мы решаем изменить тактику. Отбросив профессиональную осторожность, Борислав начинает вести себя, как самонадеянный дебютант. В кафе и в ресторане он садится поближе к столику англичанина и болгарина и усердно слушает, о чем они говорят. Вслед за Райтом он тащится в кабаре, но не успев заплатить за вход, видит, что тот уходит: Борислав идет вслед за ним на улицу. Он является в дом, где Райт ежедневно проводит по нескольку часов. Там его встречает гора мускулов; она заявляет, что здесь не контора, а частный дом, и выбрасывает Борислава на тротуар. Словом, мой друг всюду сует свой нос с ловкостью и грацией бегемота в посудной лавке, и однажды вечером я вижу, что ему удалось по крайней мере привлечь к себе внимание: от кольца Пикадилли до гостиницы за ним неотступно следует какой-то тип.

- Сегодня ты был под наблюдением, - сообщаю я ему посредством нашей домашней радиосвязи.

- Наконец-то! - отзывается Борислав.

Да, наконец-то. Но на следующее утро в его гостиницу заявляются непрошеные гости и начинают барабанить в дверь:

- Откройте! Полиция!

А еще через три часа в поезде, идущем в Дувр, незнакомец в черном плаще разряжает в него свой пистолет.

- Наблюдения показывают, что род занятий Райта - не бизнес, а совсем другое, - обобщает генерал. - Все сомнения по этому вопросу категорически рассеивает двукратное нападение на Борислава. Совершенно ясно, что вы попытались проникнуть в область, куда заглядывать категорически запрещено. Кстати, Борислав, мы посылаем вас туда вовсе не затем, чтобы поставлять мишени разным типам...

Мы с другом сидим в темно-зеленых кожаных креслах под сенью темно-зеленого канцелярского фикуса и пытаемся изобразить на лицах безмолвное раскаяние. Этот фикус я помню вот таким отросточком с двумя-тремя листочками, но он уже давно вытянулся до самого лепного потолка и растет горизонтально, к противоположной стене. Словом, благодатный материал для раздумий о том, как летит время.

Итак, мы молчим. Заметив пачку сигарет, невесть как появившуюся в моей руке, шеф замечает:

- Эмиль, перестань мять свои "БТ". Хотите травиться - травитесь.

- Я вообще-то бросил... - бормочет Борислав и тянется к пачке, - но в виде исключения...

Он в самом деле бросил курить, уж не помню, в который раз, и мое потребление табака возросло с двух до трех пачек в день, одна из них полностью уходит на исключения Борислава.

- Среда там определенно уголовная, - заявляет мой друг, полной грудью вдыхая презренный яд. - И история, если она есть, тоже, наверное, уголовная.

- Может, и не уголовная, - возражает генерал. - Где гарантия, что она только уголовная?

- Такая среда на данном этапе не дает оснований для других предположений, - упорствует Борислав.

- И что же это за история, по-твоему? - спрашивает шеф и смотрит на него своими синими глазами, просто неприлично синими для человека в генеральском звании.

- Может, они хотят вывезти из Болгарии какие-то ценности, - заявляет мой друг. - Пешев и Станчев - порядочные люди, но оба вышли из известных буржуазных семей, прекрасно знают языки. Они могли бы связать Райта с другими такими же семьями и помочь ему в розысках ценностей... золота, икон... мало ли...

- Не исключено, - пожимает плечами генерал, - но маловероятно. А ты, Боев, как думаешь?

Когда шеф задает мне служебный вопрос, то обращается по фамилии. Может быть, тут контрабанда, - бормочу я.

- Какая контрабанда?

- Например, наркотики.

- Какие же наркотики в Болгарии?

- Не в Болгарии, а через Болгарию. Они могут готовить канал для переброски с Ближнего Востока на Запад.

- Наркотики... золото... - повторяет генерал как бы про себя.

Он явно недоволен нашими гипотезами. Мы и сами недовольны, но потаскайся он десять дней по притонам всякого жулья и мелких гангстеров, он бы тоже не поверил, что такие типы готовят крупную политическую операцию.

- Возможно и другое, - говорю я. - Возможно, Милев просто воспользовался поездкой Райта, чтобы через него собрать кое-какую информацию и потом продать ее кому-то - блеснуть перед своими шефами или выпросить подачку.

- Возможно, - кивает генерал. - А ты допускаешь, что Райт потащился из Лондона в Болгарию только для того, чтобы покататься на лыжах и оказать услугу Милеву?

Возражение уместное. Но у нас так мало информации, что куда легче выдвинуть возражение, чем убедительную догадку. Это единственный пункт, по которому у нас полное единодушие.

- Так мы ничего не высидим, - подводит итоги шеф. - Нужна обильная и точная информация.

- Такую информацию можно получить только на месте, - замечаю я. Надо внедрить в эту среду человека, не то мы так и будем ходить вокруг да около, как кот возле горячей каши.

- Не знаю, стоит ли дело того, чтобы внедрять человека, - скептически замечает Борислав.

Генерал молча меряет шагами расстояние от письменного стола до окна. Потом говорит:

- Стоит. И нападения на тебя это доказывают. Даже уголовники не станут по пустякам прибегать к крайним мерам. Значит, здесь не пустяки.

Он умолкает и снова принимается мерять шагами расстояние от стола до окна. Потом бросает взгляд на меня, и я уже знаю, что он скажет.

- Ну что, Боев, пошлем тебя? В конце концов, предложение твое. Борислав в любом случае вне игры. Поставлять мишени из Болгарии в Англию незачем.

- Эмиль тоже годится для мишени, - замечает Борислав.

- Будем надеяться, что он не станет демонстрировать это свое качество, - отзывается шеф. - Хотя любой путь в неизвестное...

Не окончив фразы, он отходит к окну. После этого мы начинаем рассматривать вопрос о поездке с ближней дистанции: легенда, тактические ходы, связь и всяческие подробности, зависящие от обстановки и ее возможных изменений.

Два часа спустя я прощаюсь и выхожу на улицу. Дежурный милиционер козыряет, я киваю в ответ, и в голове - в который раз! - мелькает дурацкая мысль о том, что, может, я в последний раз вышел в эти двери и что путь в неизвестное окажется путешествием по половинному тарифу, из тех, когда обратный билет не предусмотрен.

Если смотреть на жизнь широко, даже в трудной ситуации найдутся утешительные стороны. Утешительно, например, что по легенде я - болгарин, служащий пароходства и плыву каптенармусом на болгарском сухогрузе. Чем плохо ранней весной прогуляться по морю от Бургаса до устья Темзы? Можно сколько угодно наслаждаться видами Средиземного моря (не стану омрачать их скучными описаниями), поскольку мои служебные обязанности несложны и чисто формальны. Мне удается установить дружеские отношения с членами экипажа и завоевать авторитет если не в области снабжения, то в области белота. Боюсь, однако, что при расставании хорошие впечатления у ребят испарились как дым.

Мы вошли в Темзу. Наше судно должно оставить свой груз и взять на свой борт другой, с которым оно пойдет в Северное море, курсом на Мурманск. Нам, нескольким членам экипажа, не занятым на погрузке, разрешают ознакомиться с дебрями Лондона. Мы предупреждены, что ровно через сутки должны явиться на базу, если не хотим остаться в старой доброй Англии.

Наверное, вы уже догадались, что осмотр Лондона начался с Сохо, ведь там лежат самые дремучие дебри. Откровенно говоря, второй помощник и другие ребята предпочли бы пройтись по центру британской столицы, по Оксфорд-стрит и Риджент-стрит, поглазеть на витрины, на толпу и прочее. Однако у меня в кармане каким-то образом оказывается довольно крупная сумма денег, и я предлагаю для начала зайти куда-нибудь выпить и тащу всех прямо в Сохо, а дальше дело принимает такой оборот, что нам уже не до осмотра достопримечательностей.

Вина тут главным образом моя - у меня начинается запой. Я пью как последний забулдыга, напиваюсь глупо и дико, будто решил наверстать все "сухие" дни, проведенные в плавании; я сменяю один напиток другим и таскаю за собой ребят, которые тщетно пытаются образумить меня. Но как я ни скандалю и как ни кидаюсь из одного кабака в другой, мы все время кружим возле одной определенной улицы, потому что шумная моряцкая компания, которая ударилась в разгул среди бела дня, обращает на себя внимание и запоминается даже в Сохо, а мне нужно, чтобы на меня обратили внимание и чтобы меня запомнили.