Мобильник (черновик перевода) - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вставь этот эпизод в «Темного скитальца», сладенький», – сказала ему Шарон. Та ее ипостась, которую он держал в голове, говорила часто и требовала, чтобы ей не мешали высказываться. То же самое отличало и реальную Шарон, и не имело значения, жили они вместе или по отдельности. Но по сотовому телефону она ему ничего сказать не могла. Потому что его у Клая не было.
Мобильник цвета перечной мяты заиграл первые аккорды мелодии «Безумная лягушка», которая так нравилась Джонни. Она называлась «Аксель Эф»? Клай не мог вспомнить, возможно, потому, что отсекал такую информацию. Девочка, которой принадлежал телефон, сдернула его с бедра. «Бет? – послушала, улыбнулась, посмотрела на подругу. – Это Бет». Вторая девочка наклонилась вперед, теперь слушали обе, с одинаковыми прическами под фею (для Клая они выглядели, как персонажи мультфильмов, которые показывают утром в субботу, скажем, из «Энергичных девчонок»), которые сплетал вместе послеполуденный ветерок.
– Мэдди? – практически одновременно сказала в трубку женщина во «властном костюме». Пудель самодовольно сидел на конце поводка (красного, присыпанного блестками), глядя на проносящиеся по Бойлстон-стрит автомобили. На другой стороне улицы, у отеля «Четыре сезона», швейцар в коричневой униформе (они всегда одевались в коричневое или синее), махал рукой, вероятно, останавливал такси. «Утка»[9], набитая туристами, проехала мимо, высоченная, такая неуклюжая на суше, водитель рассказывал в микрофон о чем-то историческом. Две девочки, которые слушали мобильник цвета перечной мяты, переглянулись, улыбавшись чему-то из услышанного, но не захихикали.
– Мэдди? Ты меня слышишь? Ты…
Женщина во «властном костюме подняла руку, в которой держала поводок и всунула палец с длинным ногтем в свободное ухо. Клай поморщился, опасаясь за барабанную перепонку женщины. Представил себе, как рисует ее: собака на поводке, «властный костюм», модная короткая стрижка… и маленькая струйка крови, вытекающая из-под пальца в ухе. «Утка», проезжающая мимо, и швейцар на заднем плане. Такие детали почему-то прибавляют скетчу достоверности. Так было всегда. И все это знали.
– Мэдди, ты куда-то пропадаешь! Я только хотела тебе сказать, что постриглась в этой новой… постриглась… ПОСТ…
Продавец в «Мистере Софти» наклонился вперед и протянул женщине стакан с сандеем. Из стакана поднимался белый Монблан, залитый по бокам шоколадным и клубничным сиропами. Бородатое лицо продавца оставалось бесстрастным. Оно говорило о том, что он все это уже видел. Клай не сомневался, что видел, и, скорее всего, по два раза. В парке кто-то закричал. Клай опять обернулся, говоря себе, что это должен быть крик радости. В три часа пополудни, в солнечный день, в лучшем бостонском парке могли кричать только от радости. Ведь так?
Женщина сказала Мэдди что-то неразборчивое, отработанным движением кисти закрыла мобильник. Бросила в сумочку и застыла, просто стояла, словно забыла, что она здесь делает, а может, и где находится.
– С вас четыре доллара пятьдесят центов, – продавец терпеливо держал в вытянутой руке стакан с сандеем. Клай еще успел подумать, до чего же все дорого в этом гребаном городе. Возможно, и женщине во «властном костюме» пришла в голову та же мысль (такое предположение, во всяком случае, возникло у Клая прежде всего), потому что еще мгновение она стояла, не шевелясь, просто смотрела на стакан с возвышающимся над ним горой мороженого с залитыми сиропом склонами, как будто никогда не видела ничего подобного.
Новый крик донесся из Коммон, на этот раз уже не человеческий, нечто среднее между изумленным взвизгом и скулежом боли. Обернувшись на этот раз, Клай увидел ту самую собаку, которая несла в пасти фрисби. Собака была большая, с коричневой шерстью, возможно, лабрадор, в породах Клай не разбирался, если ему требовалось нарисовать собаку, он брал иллюстрированный справочник и находил картинку, которая требовалась. Мужчина в деловом костюме стоял рядом с собакой на коленях, крепко держал за шею и («Конечно же, я не вижу того, что, как мне кажется, вижу», – сказал себе Клай)… грыз собачье ухо. Собака опять взвизгнула от боли и попыталась вырваться. Мужчина в деловом костюме держал ее крепко и, да, собачье ухо было во рту мужчины, а потом, на глазах Клая, мужчина оторвал ухо. Тут уж собака взвыла совсем, как человек, и несколько уток, которые плавали в соседнем прудике, крякая, поднялись в воздух.
– Ар-р! – крикнул кто-то за спиной Клаю. Вроде бы прозвучало, как «Пар!» А может, бар или даже барк, но увиденное позже привело к мысли, что прокричали именно «ар-р». Не слово, а что-то нечленораздельное, агрессивное.
Он успел повернуться к магазинчику на колесах, чтобы увидеть, как женщина во «властном костюме» всунулась в раздаточное окошко с тем, чтобы добраться до продавца. И ей таки удалось ухватиться за складки его свободного покроя белой блузы. Но одного шага назад, продавец сделал его от неожиданности, хватило, чтобы оторвать женщину от блузы. Ее высокие каблуки на считанные мгновения поднялись над тротуаром, Клай услышал шуршание материи, щелчки пуговиц о прилавок перед раздаточным окошком, когда ее пиджак на груди сначала проехался по нему вверх, а потом вниз.
Сандей исчез из виду. Клай увидел пятна мороженного и сиропа на левых запястье и локте женщины, когда ее каблуки вновь цокнули об асфальт. Она покачнулась, ее колени подогнулись. И если раньше Клай видел перед собой отстраненную, хорошо воспитанную, ставящую себя выше других женщину (как он понимал, уличную маску), то теперь прежнее выражение лица уступило место конвульсивной злобе, которая превратила глаза в щелочки и выставила напоказ как верхние, так и нижние зубы. Верхняя губа загнулась к носу, открыв внутреннюю бархатистую розовую поверхность, такое же интимное местечко, как и влагалище. Пудель выбежал на мостовую, таща за собой красный поводок с петлей для руки на конце. Проезжавший мимо черный лимузин раздавил пуделя, прежде чем тот успел пересечь вторую полосу движения. В одно мгновение пушистый комок превратился в кровавое месиво на асфальте.
«Бедняга, возможно, уже лаял в собачьем раю еще до того, как понял, что умер», – подумал Клай. Он понимал, что в каком-то смысле состояние у него шоковое, но все это ни в коей мере не отражалось на степени его изумления. Портфель оттягивал одну руку, коричневый пластиковый пакет – вторую, а нижнюю челюсть потянуло к земле собственным весом.
Где-то, если судить по звуку, за углом, на Ньюбери-стрит, что-то взорвалось.
Если прически у девочек с «Ай-подами» были одинаковыми, то цвет волос – нет. Хозяйка мобильника цвета перечной мяты была блондинкой, ее подруга – брюнеткой, феи Светлая и Темная. И вот теперь фея Светлая бросила свой телефон на тротуар, от удара он разбился, и схватила женщину во «властном костюме» за талию. Клай предположил (если он еще мог что-то предполагать), что она хочет остановить женщину, не позволить ей ни вновь попытаться схватить продавца мороженого, ни броситься на мостовую за собакой. В этот момент какая-то часть его сознания даже зааплодировала хладнокровию девочки. Ее подруга, фея Темная, попятилась от них, сцепив маленькие побледневшие ручки между грудок, широко раскрыв глаза.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});