Подземка - Дмитрий Дашко

— Автомат надо холить и лелеять, тогда он не подведёт, — заключил Игнатов.

— Тебя подведёшь! Мозгами пораскинь, дружище: зачем тебе автомат? Ты кого угодно голыми руками уделаешь!

Польщённый Игнатов улыбнулся, но просьбе не внял и продолжил терзать многострадальный «калаш». Ну вот, никакого авторитета у товарищей. Сплошной игнор.

Я вернулся к прерванному занятию. Книга, вопреки многообещающей обложке, была скучной. Главный герой от страницы к странице прокачивал себя и, когда стал таким же мегакрутым как старшина нашего каравана Димка Петренко, с чего-то вдруг решил, что напрасно потратил лучшие годы и, что надо жить в гармонии и согласии с окружающей средой. С такой философией на поверхности и пяти минут не протянешь, не то что максимальные четыре часа без всяких там хвостиков.

Занавески раздвинулись. Появился улыбчивый, мелкий, похожий на хорька Толик. Ещё один поисковик из нашего каравана, чтоб ему на том свете ни дна ни покрышки!

— Лось, Антоха, чего застряли? Топайте на инструктаж. Там Козлов уже весь на дерьмо изошёл.

— Передай товарищу господину Козлову, что мы скоро будем, — сказал я, закрывая книгу.

Вот уж сподобило такую муть прихватить. Польстился на завлекательную обложку. Жизнью рисковал за ради такой чуши. Эх, попадись мне сейчас этот автор (если он выжил, конечно)! Я бы показал ему, где раки на пару с кузькиной мамой зимуют.

— Щаз! — осклабился Толик. — Хочешь, чтобы мне Димка все зубы пересчитал? Валите на инструктаж, парни, да поживее.

— Ну вот, как всегда: придёт Толик и всё испортит, — отложил автомат в сторону Антоха. — Ты у нас прям как герой.

— Какой герой? — не сообразил «хорёк».

— Обычный, из анекдота, — пояснил сосед. — Слышал о поручике Ржевском?

— Не-а, — замотал головой Толик.

— Я потом о нём расскажу, — пообещал Антон. — Тебе понравится.

Нас было шестеро: обычный состав каравана. Оптимальный, проверенный многолетней практикой. Поисковики подобрались тёртые, не раз и не два бывавшие на поверхности, а это, дорогого стоит. За каждого я готов отдать правую руку… ну, разве что за Толика половину мизинца и то при хорошем расположении духа. Почему? И так ясно.

Не понятно, о чём думал Создатель, наделяя Толика на редкость говнистым характером и длиннющим языком без костей. Наверное, хотел, чтобы мы чаще молились и испили горькую чашу до дна. Путь в рай лёгким не бывает. Толик, очевидно, догадывался о столь высоком и важном предназначении и старался за троих. Вот и недавно не смог удержаться, сострил и, как всегда, пошло. На то он и Толик, такова его природа и тут ничего не исправишь.

Старшина каравана Димка Петренко, по прозвищу Ботвинник (ну любит он шахматы) скучным тоном рассказывал прописные истины, а мы стояли вокруг со скучным видом и зевали. И не Димкина это вина, что мы едва не вывихнули челюсти. Уж кто-кто, а Ботвинник, разбуди его ночью, прямым текстом отчеканит, что мы, бывавшие на поверхности каждые две недели, давным-давно вызубрили все инструкции и понимаем, когда можно просто испортить воздух, а когда наложить полные штаны.

Что поделать, порядки у нас на станции почти военные. Полковник, хоть и в армии никогда не служил, любил дисциплину со страстью истинно штатского человека, то есть следовал исключительно букве устава. Если перед выходом положен получасовой инструктаж, значит, команда получит его в полном объёме. А чтобы мы не филонили, приходил лично или присылал заместителя — Козлова. Кстати, впервые наблюдаю столь потрясающее совпадение характера человека и его фамилии. Пожалуй, правы те, кто считает, что последняя откладывает отпечаток на психотипе. Впрочем, у меня фамилия из той же звериной оперы. Лосев я.

Вокруг каравана, готовящегося к выходу на поверхность, всегда собирается малышня. Детишки крутятся, понимая, что могут рассчитывать на добытую там, наверху, плитку шоколада или горсть засахаренных карамелек. Под землёй, на «вкусняшки» надеяться нечего. Самая калорийная еда идёт тем, на ком собственно Двадцатка и держится: администрации, бойцам охранения, поисковикам.

Станция давно на самообеспечении. Весь найденный на поверхности улов полагается сдавать на склад, оставить чего-то себе мы не вправе. Всё в общий котёл, а там Полковник распределит кому, что и сколько. Разумеется, есть ещё и налоги. Двадцатке приходится платить дань как и всем остальным «цивилизованным» станциям.

На Двадцатке талонная система, привет из советского прошлого. Аккуратно нарезанные разлинованные кусочки бумаги: белые в клеточку — на продовольствие, в полоску — на витамины, без них в подземелье не протянуть. И зелёные, тетрадочные, на которых можно прочесть отрывки из таблицы умножения, правила грамматики — самые заветные для некоторых не пользующихся спросом у прекрасного пола бабников вроде Толика.

А вокруг нас вертятся дети. И разве мы, караванщики, не люди? Разве, глядя на чумазые личики тех, кто никогда не видел солнце, родился в вонючем и мокром туннеле, и, наверное, проведёт в нём всю оставшуюся жизнь, не дрогнет рука и не захочется припрятать шоколадную плитку в потайном кармане, чтобы потом втихаря вручить очередному любимцу и, с грустной улыбкой смотреть, как он запускает острые зубки в растаявшее лакомство.

Этот пацанёнок был совсем мелким, видать недавно оторванным от материнской титьки, иначе бы он, услышав протокольную фразу Ботвинника: «Ставим часы на обратный отсчёт, расчётное время двести сорок минут», не спросил:

— Дяденька, а что с вами будет, если не успеете? Вторая голова вырастет?

Толик глупо заржал:

— Во даёт! Вторая голова! Лучше б второй член вырос. Я бы точно не отказался!

— Зачем он тебе? — буркнул я. — Сначала научись одним пользоваться.

Толик на подначку не обиделся (он вообще редко обижается), лишь ухмыльнулся, обнажив спрятанные за мясистыми губами гнилые зубы. При тусклом свете ламп аварийного освещения о дефектах его внешности можно было только догадываться, но я видел неказистую физиономию поисковика наверху, когда гигантская, поросшая шерстью тварь, сорвала с Толика респиратор и едва не вцепилась в горло. Солнце тогда светило ярко, так ярко, что слепило даже в очках с тёмными светофильтрами. Каждый из нас в тот день нахватался «зайчиков» на неделю, вот почему мы прозевали внезапную атаку затаившейся гадины, которая определённо знала, откуда выходят на поверхность люди, и «пасла» в надёжном укрытии добычу.

Она выскочила из-за угла и без труда распластала Толика на растрескавшемся асфальте. Я и глазом моргнуть не успел. Секунду назад впереди маячила спина напарника, отчётливо видимая с любого расстояния — пятнистая зелёная куртка с капюшоном, подобранная во время удачного набега на магазинчик «Охота и рыболовство», могла служить маяком посреди серо-коричневых каменных джунглей. До входа в подземку оставалось всего ничего, фактически мы были почти дома, я расслабился и, как выяснилось напрасно: мерно шагавшего поисковика будто снесло порывом шквального ветра.

Толик оказался погребённым под огромным, урчащим от ненависти и голода мохнатым комком, который норовил вцепиться в горло. Зверь шипел, издавал странные душераздирающие звуки. Я едва не нажал на спусковой крючок, но в последний момент сообразил, что могу подстрелить напарника. Меня сразу прошиб холодный пот. Вот так, за здорово живёшь, едва не грохнул Толю.

Поисковик отчаянно сражался за жизнь, переплетённые тела человека и монстра катались из стороны в сторону. Шла жестокая схватка. Не знаю, каким чудом, мне удалось отпихнуть тяжеленную тушу твари и влепить ей короткую очередь прямо между глаз, без риска зацепить жертву. Создания, встречающиеся на поверхности, бывают живучи, но эту скотину я отправил в её персональное загробное пекло и удостоился от Толика обычного кивка в благодарность.

Мы привыкли рисковать, привыкли спасать и спасаться. Если хочешь умереть от старости, ты должен быстро бегать и хорошо стрелять, впрочем, при столкновении с гарпией бег не поможет. Крылатый монстр догонит любого спринтера, тогда вся надежда на меткость и на то, что не изведёшь автоматные рожки прежде чем сдохнет последняя из гарпий.

Мы приблизились к гермоворотам. Позади всех топал Игнатов. В руках у него была канистра с бензином. Во время последней поездки мы сожгли почти всю горючку, пришло время заправлять транспорт заново. Я остановился, подождал соседа:

— Слушай, Антоха, скажи: почему мы не называем себя сталкерами? Вроде классное слово, красивое и непонятное.

— А на каком оно языке? — поинтересовался Игнатов.

— На английском, кажется.

— То есть на языке тех, кто обеспечил нам столь роскошное существование, — обведя взглядом мрачную нору подземелья, резюмировал друг. — Поэтому и не говорим. Язык врага тоже враг.