Влюблённое зеркало. рассказы - Ирина Жадан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Дни летели все быстрее. Марсиаль, встретив Анжелу в гулком коридоре института, сжал горячей рукой ее хрупкие пальцы: «Ты не забыла? Я помню».
В ответ она погладила его щеку.
В дверь комнаты общежития настойчиво постучали. Анжела, очнувшись от своих мыслей, открыла. Девушка из соседнего холла подала ей телеграмму и сказала сочувственно:
– Крепись, дружочек.
Анжела развернула бланк. Тетя сообщала, что Львенка больше нет.
Анжела собралась, оставила записку Лиле. Задержавшись на пороге, оглянулась: я скоро вернусь. Здесь я была счастлива своим ожиданием.
***
Автобус вез ее по извилистой горной дороге. На стекло звонко шлепались прозрачно-серые капли летнего дождя.
В доме тети собрались родственники. Левушка лежал среди кипарисовых ветвей и зеленовато-белых хризантем. Тихо горели свечи. В комнате еще клубились синеватые завитки кадильного дыма. Анжела приложилась к венчику на неподвижной голове.
Через три дня она снова ехала по горной дороге, возвращаясь. Светлая скорбь смешивалась в сердце с радостью ожидания встречи.
***
В комнате что-то весело напевала Лиля. Увидев Анжелу, она с разбега бросилась ей на шею и заглянула в лицо весело-сумасшедшими глазами.
– Что это с тобой? – Анжела привыкла к бурным эмоциям подруги, но тут чувствовалось что-то особенное.
– Отгадай! – Лиля закружилась по комнате, напевая: «When somebody loves You…»2
– Понятно. В тебя кто-то влюбился. Или ты. Или оба.
– Да, да, да.
Анжела смотрела на запрокинувшую голову и тихо смеющуюся Лилю, в чьих глазах отражалась мечта. «Как все наивно. А я – разве я не такая же? И у меня, наверно, был такой же глупый вид. Это любовь. Это – любовь?..»
Лиля тихо говорила, бесцельно бродя по комнате и дотрагиваясь до вещей, которых она явно не видела:
– Я была с ним на городском семинаре. Нас отправили вдвоем от института. Мы целый день были вместе. После семинара мы бродили по улицам. Как чудесно!
Анжела решила направить беседу в более спокойное русло:
– Ну, и кто он – если не секрет?
В тишине прозвучало, как поцелуй:
– Марсиаль Родригес. Ты знаешь его?
Ощутив глухую волну досады и нарастающую отчужденность, Анжела сдержанно ответила:
– Нет.
– Странно, а говорят, он стажируется на вашей кафедре.
– У моего шефа нет стажера с таким именем.
– А по сторонам ты, конечно, не смотришь, – Лиля снисходительно засмеялась.
– Конечно, нет.
К Анжеле уже вернулся ее холодно-насмешливый тон.
***
На следующий день ученый секретарь кафедры попросил Анжелу занести Родригесу в общежитие вызов на конференцию.
Не подавая вида, что ей не совсем удобно выполнить поручение, Анжела согласилась.
Она медленно пошла домой по дороге мимо строя кипарисов.
В общежитии было прохладно.
Подойдя к «люксу», она услышала музыку.
Собравшись с духом, Анжела постучала.
Дверь медленно открылась. Музыка превратилась в оглушительный рев. В коридор поползли извивы сигаретного дыма.
Родригес был тяжело пьян. Придерживая рукой дверь, он вышел в коридор. Анжела чуть отступила.
Он посмотрел на нее огромными зрачками и с силой сказал, ударив кулаком по стене:
– Ты придешь завтра. Уже завтра.
– Завтра будет завтра, – отступая еще, сказала она вполголоса и зачастила каблуками по коридору.
***
Всю ночь она сидела, глядя перед собой невидящим взглядом.
Когда чуть посветлело, Анжела накинула летний плащ с капюшоном и вышла на улицу. Из сплошного молочно-белого тумана вдоль дороги выступали пирамиды кипарисов. Пахло водорослями.
Она вышла на полосу прибоя, оставив за спиной стену непроницаемого тумана, скрывшую берег. Впереди такая же плотная завеса светлой мглы колыхалась над бегущими волнами.
Длинные звуки звонкого шороха обозначали полосу прибоя.
Протяжно перекликались невидимые чайки.
Анжела стояла лицом к морю, вдыхая соленые брызги и пресную свежесть тумана.
Близкий маяк, ровно горя желтым светом, высился громадной свечой.
Плечам становилось тепло: где-то высоко и далеко за туманом из-за гор вставало солнце.
Вместо эпилога
Я становлюсь спокойнее и проще.В душе моей так чисто и светло,как будто бы березовая рощастоит в росе.Еще не рассвело.Туман лежит в ложбинках сизым дымом.Сияет небо ясной глубиной.Печаль о чем-то бывшем и любимомуходит в ночьс последнеюзвездой.
«Tea for two»3
Нет, не молчи. Мне не по силам нежность
Невыносимо больше бремя взгляда.
Глаза твои – как утренняя свежесть
Безветренной порою листопада.
В безмолвии душа нагая плачет.
Совлечены с нее покровы тайны.
И только мокрые ресницы прячут
Сокровище мое – твой взгляд случайный.
Автор.Тамара получила официальное уведомление о сокращении и расписалась. Новый инспектор отдела кадров не сочла нужным смягчить удар и сухо сказала:
– Искать работу – Ваше дело. Просите начальника, чтобы он отпускал Вас пораньше. Тамара, держась излишне прямо, кивнула в ответ и вышла в коридор.
Начальника, старого Шейкмана, отправили на пенсию; группы бестолково объединили в одну пеструю «кучу». Вопрос о том, кто возглавит эту «кучу экскрементов», оставался открытым. Впрочем, ей теперь это безразлично. Без-раз-лич-но.
Она зашла за своей подружкой в копировку. Ольга собралась, и они пошли на троллейбусную остановку. Как ни старалась Тамара выглядеть спокойной, щеки ее пылали. Ольга еще вчера получила уведомление.
По дороге к ней присоединился Паша, тоже из группы Шейкмана. Он изо всех сил старался оживить обстановку дурацкими, но самоотверженными шуточками. Недосказав очередную историю, Паша сказал Тамаре:
– Пока тебя не было, кое-что произошло. Тамара только пожала плечами.
В троллейбусе их веселье продолжалось. Каждый раз, поднимая глаза, Тамара встречалась со спокойным взглядом стоящего напротив джентльмена. Взвинченная целым днем «показательных выступлений», она почти в конце маршрута церемонно обратилась к нему:
– Тамара Александровна, – и протянула дощечкой ладонь.
Он, ничуть не растерявшись, принял вызов и слегка пожал ее руку. Она выдернула пальцы, разозлившись на его спокойствие. Ольга засмеялась. Паша оглянулся на джентльмена и толкнул Тамару:
– Томка! Это новый Шейкман, тихо.
На остановке джентльмен невозмутимо вышел.
Утром Тома на работу опоздала. Это было своеобразной формой протеста. Придя около десяти часов, она стала убирать в столе, чистить печатную машинку, протирать зеркало, когда-то намертво приклеенное к чертежной доске. Хотела оторвать его, но это оказалось невозможным. «Что ж, пусть будет вместо мемориальной доски на моем – бывшем моем – рабочем месте.
Джентльмена звали Дмитрий Андреевич Горин. Тамара сказала Паше: «Вот и у нас есть свой лорд Горинг». Паша засмеялся
В три часа Тамара подошла к начальственному столу и в настороженной тишине вызывающе сказала:
– Мне необходимо искать работу. Я ухожу раньше.
Лорд Горинг спокойно посмотрел на нее и отпустил коротким движением ладони. Она немного обиделась на обыденность реакции.
Где искать работу, Тамара не имела ни малейшего представления. В центре занятости ей предложили пойти приемщицей стеклотары или переучиться на штукатура. Эти перспективы ее вдохновляли мало.
Медленно идя домой через парк, она рассматривала неподвижные аттракционы с облупившейся после зимы краской и скованные цепями калитки. На кассе трепетал белый листочек объявления.«Требуются».
Тамара подошла и прочитала: «…контролеры-посадчики на аттракционы».
«Вот, пожалуйста. Все решено».
Она тут же прошла в клуб, встретилась с директрисой и договорилась, что пока будет приходить только во вторую смену, после трех часов.
На следующий день она пришла сразу из института в парк. Там уже собралась бригада. Им выдали краску, кисти. Как самую высокую, Тамару отправили красить колесо обозрения. Оно стояло на пригорке, открытое всем ветрам. Работая, Тамара напевала: «И крашу, крашу я заборы…»
Дома пришлось долго оттирать желтую краску от рук, штормовки и лица. На следующий день Тамара пришла в институт с мелкими «веснушками» на лице, которые так и не удалось оттереть. Голос пропал. Она знаками объяснила лорду Горингу, что нашла работу. Он знаками показал ей, что очень рад за нее.
После второго «красочного дня» у ее распухло горло. Одно ухо слышало окружающие звуки как бы из-под воды; другое было тупо-глухим.
Лорда Горинга принимали в коллектив. Учитывая административные репрессии в связи с государственной трезвостью, он сразу сказал Олегу и Паше: «Нет, ребята-демократы, только чай». К чаю был торт. Чертежница Галя принесла мед; Олег достал из тумбочки свое фирменное «деревянное» варенье из сосновых почек; Паша сбегал за лимоном.
