Злодеяния немцев в Киеве - К. Дубина

— Нате! Стреляйте, гады! За всё получите возмездие!

И упал, подкошенный автоматной очередью. Второй крикнул:

— Товарищи! За родину!

Но пуля не дала ему договорить.

Даже больные не могли избежать зверской расправы. Их немцы отравляли, умерщвляли в «душегубках». Так, 14 октября 1941 г. в психиатрическую больницу ворвался отряд эсэсовцев. Фашистские людоеды загнали в один из домов 300 больных, продержали их там без пищи и воды несколько дней, а потом расстреляли в овраге Кирилловской рощи. Такие расправы повторялись неоднократно. В больницу прибывали «душегубки». В них загоняли по 60–70 человек психически больных, а через несколько минут оттуда выбрасывали трупы.

Об одном из таких «визитов» рассказал в своём выступлении на общегородском митинге киевлян 27 ноября 1943 г. профессор Психоневрологического института А. Р. Киричинский. «Тяжело даже представить себе, — говорил он, — до каких пределов жестокости и цинизма может дойти немецкий варвар! Так, в психиатрическую больницу однажды прибыла специальная комиссия, которая отобрала более 500 больных. Несчастных совсем раздели и группами грузили в закрытую машину. Двери этой машины герметически закрывались, и начинал работать мотор. Через пятнадцать минут все было кончено. Машина подходила к яме, её открывали и оттуда вытаскивали скорченные трупы. Немцы делали это пунктуально, с двухчасовым перерывом на обед в течение двух дней».

Гитлеровцы казнили людей за мельчайшую «провинность»: за нарушение светомаскировки — расстрел; за сочувствие Красной Армии — расстрел; за хождение по улицам позже указанного немцами времени — расстрел; за саботаж — расстрел. Саботажниками немцы считали и тех, кто не зарегистрировался на «бирже труда» и не выехал «добровольно» на немецкую каторгу.

В фашистской газете «Українське слово» 29 сентября 1941 г. был напечатан такой приказ:

«Жителям (всем лицам) запрещено выходить на улицу от 20 до 5 часов по немецкому времени.

Нарушители этого приказа могут быть расстреляны.

Комендант города Киева».

Вслед за этим на улицах появились трупы киевлян, к одежде которых были приколоты записки с лаконическим текстом: «Нарушил приказ, шёл в 20 часов 10 минут». «Убит в 21 час 01 минуты».

Не успевала ещё высохнуть на улицах кровь убитых, как немцы искали уже новые жертвы. 25 октября появился приказ, в котором говорилось:

«Всех голубей в городе и пригородной полосе надо немедленно уничтожить. Кто после 26 октябри будет ещё держать голубей, тот будет расстрелян, как саботажник».

25 октября оккупанты объявили этот приказ, а 26 октября, когда в пригородную полосу ещё не дошли газеты, людей хватали и расстреливали за невыполнение приказа.

Стены домов пестрели объявлениями, в которых сообщалось о расстреле сотен киевлян.

«В качестве репрессий за акт саботажа сегодня расстреляно 100 жителей Киева. Пусть это послужит предостережением. Каждый житель Киева является ответственным за акт саботажа».

«Участившиеся в Киеве случаи поджогов и саботажа заставляют меня прибегнуть к строжайшим мерам. Поэтому сегодня расстреляны 300 жителей Киева. За каждый новый случай поджога или саботажа будет расстреляно значительно большее количество жителей Киева».

А наряду с этим «Українське слово» печатало бесчисленные объявления, полные угроз. В номере от 30 октября 1941 г. было напечатано:

«Лиц, которые со злым умыслом или по неосторожности будут портить или уничтожать проволоку, кабельные провода или приборы для передачи сообщений или снимать кабель или проволоку, повисшую в воздухе или лежащую на земле, — будут считать виновными в саботаже и НАКАЗЫВАТЬ СМЕРТЬЮ. Такое же наказание ждёт каждого, кто будет подстрекать преступника или помогать ему каким-либо способом до или после такого поступка. Всякая попытка будет наказываться.

Если нельзя установить виновного, то за результаты будет отвечать та местность, в чьём районе управления будут обнаружены повреждения сети связи».

Однажды ночью были перерезаны телефонные провода, ведущие к городской немецкой комендатуре. Наутро фашисты хватали первых встречных и на месте расстреливали их как «участников ночного злодеяния». Итоги этой кровавой расправы гитлеровцы подвели в специальном приказе, где говорилось, что за «диверсионный акт, выразившийся в перерезании телефонных проводов, расстреляно 300 человек».

Киевлянка В. П. Баленко рассказывает:

«В октябре 1943 г. во дворе дома № 72 по Красноармейской улице началась перестрелка, в результате которой был ранен немец. Тогда гитлеровцы начали стрелять по окнам жителей, ловили первых попавшихся киевлян и забирали неизвестно куда. На следующий день нашли убитого немца на Владимирском базаре. Кто его убил — неизвестно, возможно и сами немцы, ибо они часто после пьянки дрались между собой, но за убитого немца забрали много людей, которые жили в этом районе, и отправили на Львовскую, 24. О последующей судьбе несчастных никто ничего не знает».

Немецкие палачи расстреливали киевлян из автоматов, кололи, вешали на деревьях в парках и скверах, на фонарях, стоящих на углу Крещатика и бульвара им. Шевченко. Там, где тысячи киевлян в ясные погожие дни довоенного времени отдыхали и любовались природой, где резвилась детвора и развлекалась наша жизнерадостная молодёжь, — там при фашистских палачах качались трупы повешенных. Их не снимали по нескольку дней: «Пусть мёртвые наводят ужас на живых». Страшным террором гитлеровцы старались запугать киевлян и сломить их волю к сопротивлению, превратить советских людей в забитых и послушных рабов.

Расстреливали и истязали мирное население немецкие солдаты и офицеры, жандармы и полицейские, фабриканты и торговцы. Убить человека было для них обыкновенным делом. Как в условиях рабовладельческого строя рабовладелец убивал раба, не отвечая за это, так и немцы убивали украинцев, не неся при этом никакой ответственности.

В марте 1943 г. на кондитерской фабрике был такой случай: за то, что семнадцатилетняя работница съела 50 граммов печенья, немец Юнг схватил её за горло и так ударил головой о стену, что девушка тут же умерла.

В июне 1943 г. шеф немецкого магазина (помещение бывшего «Гастронома» на углу улицы Ленина и Крещатика) Краков железным прутом по голове ударил продавщицу-украинку, упустившую из рук ящик с яйцами, и убил ее насмерть.

25 сентября 1943 г. на мостовой возле оперного театра лежал труп молодой девушки с приколотой к одежде запиской: «Спросите её, где линия фронта». Очевидно, девушка неосторожно спросила кого-то о фронте и за это немцы убили её.

В нечеловеческих условиях находились рабочие предприятий. Бывший волынский помещик барон фон Рентель, хозяйничавший на заводе «Ленинская кузница», ввёл там дикие, крепостнические порядки. Почти ежедневно после работы рабочих выстраивали во дворе, заставляли приседать и вытягивать руки. Начинался обыск с помощью собак. Собака сваливала и кусала человека, у которого находила пустую бутылку. Напрасно было доказывать, что рабочий взял бутылку из дому, чтобы зайти после работы на базар и купить молока, — его обвиняли в попытке украсть бензин и чинили над ним лютую расправу. Так было со слесарем Багатюком и со многими другими.

Однажды рабочий Иванов заболел. Немцы приехали к нему домой, притащили его в цех, избили и, привязав к станку, Заставили работать. Одного рабочего, заподозренного в краже автомобильной камеры, жестоко избили, а потом застрелили.

За малейшую «провинность» рабочих били палками. Почти ежедневно устраивались публичные порки.

Выступая на митинге в освобождённом Киеве 27 ноября 1943 г., кадровый рабочий завода «Ленинская кузница»

Евгений Андреевич Грачёв в своей речи заявил: «Когда пришли немцы, завод был передан немецкой фирме УСМА. Хозяином завода стал немец — палач Рентель. Этот ирод и вор превратил рабочих завода в рабов, заставлял работать по 14–15 часов в сутки. Двуногие звери били обессиленных рабочих железными палками. Зимой обливали ледяной водой».

На других предприятиях положение рабочих было не легче. Начальник станции Киев-II немец Лиза бил «провинившихся» до тех пор, пока не появлялась кровь, а потом натравлял на замученного овчарку. Один из очевидцев рассказывает. «Я случайно видел, как Лиза бил пожилого рабочего-железнодорожника. Бил долго, а потом скомандовал: «Иди!»

Рабочий упал на колени и стал молить о пощаде. Я не понимал, а чём дело. Оказывается, он просил не натравливать собаку, но напрасно. Когда овчарка бросилась на беднягу, он дико кричал, а Лиза смеялся».

Немцы узаконили проституцию. В городе появились притоны. Один из них помещался в доме № 72 по улице Саксаганского. Офицеры и солдаты били согнанных туда девушек и издевались над ними.

Изо дня в день немцы сновали по городу, выискивая женщин для домов терпимости. Если намеченная жертва сопротивлялась, ей угрожали расстрелом. Часто женщины кончали самоубийством. Так, одна молодая девушка на Красноармейской улице, спасаясь от фашистских садистов, выбросилась с пятого этажа на улицу.