Армия древних роботов - Александр Шакилов

– Потерпи, хвостатый, скоро я тебя подлатаю, – пробормотал Зил, взглянув на зога. – Только выберемся отсюда, только пусть начнется весна.

Оторванные два пальца на левой передней лапе зога и один его глаз леший никак не мог восстановить, но с гнойной раной на груди все было небезнадежно.

К бедру мертвеца-берсерка были привязаны ножны с внушительным тесаком, которым Зил не побрезговал воспользоваться, чтобы срезать с трупа штаны и раскромсать их на зеленые полосы. Ими он обмотал себе шею и голову, оставив открытой лишь узкую полоску для глаз. Еще он чуть разрезал правый рукав куртки, чтобы файер, обвивающий своими тугими мышцами предплечье от кисти до локтя, чувствовал себя свободнее и мог дышать.

– Держи, – Зил передал тесак своему напарнику, альбиносу-говорцу Далю, чтобы тот снял для себя одежду с другого трупа.

Судя по расположению тел – а их было пять, и сидели они лицом друг к другу, – перед смертью берсерки пытались разжечь костер. Какая нелепая кончина для воинов, способных в порыве ярости сражаться, несмотря на полученные смертельные раны!.. Догадка Зила подтвердилась, когда под склоненным к земле берсерком, раздетым говорцом, обнаружились аккуратно сложенные веточки кустарника и пучки сухой травы, которые тут же, стоило сдвинуть труп с места, унесло ветром.

Вдали, прорываясь сквозь свист вьюги, загрохотали выстрелы, и Зилу даже показалось, что он увидел вспышки огня из стволов древнего оружия. Увы, война не закончилась сокрушительным разгромом обеих армий на Поле Отцов. После гибели князя Мора, той еще сволочи, чистокровные отступили. Их разрозненные отряды двинули обратно в Кий, Тарну и, конечно, в Мос, вотчину Мора. А полукровки, вместо того чтобы зализывать собственные раны, не преминули воспользоваться слабостью исконного врага: их передовые группы раз за разом атаковали чистяков, настигая их посреди бескрайней пустоши. Конечно, лютая зима убивала не только истинных людей. Конечно, чистяки оказывали сопротивление и храбро сражались. Но…

– Если так будет продолжаться, полукровки дойдут до Моса. – Даля беспокоили те же думы, что и лешего. Ветер безжалостно трепал его бесцветные волосы, а в радужке альбиноса содержалось так мало пигмента, что казалось, будто зрачков у него вовсе нет. И все же говорца можно было бы назвать красавчиком, если б не глубокий неровный шрам, изуродовавший его смазливое личико. – Тебе, Зил, наверное, все равно уже, но я не хочу, чтобы это случилось, хоть и ненавижу чистокровных, хоть и желаю их полного уничтожения.

– Все равно? Мне все равно? – Леший скрестил руки на груди. Даль намекал на то, что настоящим отцом Зила был полукровка-тайгер, и не простой, а сам генерал Барес, один из управителей Минаполиса, погибший на Поле Отцов от руки князя Мора. – А ты, значит, ненавидишь всех чистяков, да? Так почему тебя заботит судьба какой-то там девки, одной из многих шлюх в княжеском замке?! Ты ж сам говорил, что перепробовал там всех баб, включая женушек Мора, и не испытал при этом ни малейшего удовольствия?!

Когда твоя кожа и так белее молока, трудно побледнеть от гнева, но у Даля получилось.

– Не смей так о ней. Не смей! – Говорец готов был накинуться на слишком уж разговорчивого лешего, он едва сдерживался. А учитывая, что в руке у него был тесак…

– Тише, дружище, тише, – выставив перед собой ладони, Зил чуть отступил. Не потому что испугался, а потому что не желал убивать говорца, в котором еще нуждался. Но как только светлокожий союзник поможет лешему найти в Мосе маму Селену и сестру Даринку, ради спасения которых он исходил и изъездил уже чуть ли не все Разведанные Территории, так сразу их пути-дорожки разойдутся.

Был ли тому виной вой ветра, или усталость и вспыльчивость Даля отвлекли Зила, но он слишком поздно почувствовал опасность. В затылок и в спину ему ударили комья смерзшейся земли. Одновременно раздался щелчок – обычно это последний звук, услышанный тем, на кого напал ранжало, ведь в тот же миг в жертву впивается отравленный шип, торчащий из кончика сегментного, как у скорпиона, хвоста. Полуторамерного хвоста, произрастающего из облаченного в костяной панцирь, как у черепахи, тела. Тактика охоты у ранжало предельно примитивна и потому эффективна: монстр с головой зарывается в землю и, неподвижно сидя там сутками, дожидается добычу, о приближении которой узнает по колебаниям почвы. Когда расстояние между ранжало и жертвой становится достаточным для атаки, он мощными мускулистыми лапами выталкивает себя из засады. При этом в стороны летят комья земли и пыль, как и случилось только что. И если бы ранжало не помешал сильный мороз, превративший слой земли над панцирем в крепкую корку, хоть и треснувшую под его напором, но все же ослабившую и замедлившую атаку, он поразил бы лешего шипом между лопаток. А так Зил тут же ушел в сторону, развернувшись при этом лицом к монстру. Вот в лицо-то ему и метил ранжало – прежде чем рухнуть на землю, монстр успел второй раз щелкнуть хвостом. Зил уклонился, шип чиркнул по обмоткам на щеке, но не разорвал их и не оцарапал кожу.

Извернувшись в воздухе, ранжало ловко приземлился на все шесть лап – и тотчас вновь прыгнул на Зила. На этот раз он просто не мог промазать, а Зил никак не мог уклониться. У него даже не было времени мысленно попрощаться с мамой и сестрой и попросить прощения у бати Лиха, посмертный наказ которого он так и не исполнил. Зил даже не успел смириться со своей неминуемой гибелью.

И хорошо, что не успел.

Сверкнул заточенный металл – это Даль, несмотря на ссору, воспользовался тесаком не только для того, чтобы срезать одежду с очередного трупа, но и чтобы окоротить чересчур дерзкого монстра.

Из отсеченного у основания хвоста ранжало брызнула мерзко пахнущая черная дрянь, окатив лешего. Извиваясь, будто живой, хвост упал ему под ноги, а сам ранжало, вцепившись всеми лапами, повис на новой куртке. Зил брезгливо сбросил с себя безвредного теперь хищника, и его, спешно засеменившего прочь, тут же растоптал подбежавший зог.

Зил открыл было рот, чтобы выразить свою признательность – мол, дружище Даль, ты мне жизнь спас, спасибо, извини, что только что плохо о тебе подумал и хотел распрощаться, – но альбинос его опередил:

– Не стоит благодарности, леший.

Сказано было хлестко, отрезвляюще, со снисходительной ухмылкой.

– Да и я не собирался… – буркнул Зил.

Альбинос наступил ногой на скорпионий хвост ранжало у самого шипа, после чего одной рукой оттянул остальные сегменты так, что обнажились жилы между сочленениями. Ловко, будто всю жизнь только этим и занимался, он поддел кончиком тесака последние три сегмента и сорвал их. Сделав пару надрезов на жилах, Даль обездвижил хвост и протянул его Зилу.

– Пока разлагаться не начнет, можно использовать как оружие. Вроде кнута.

– Спасиб-б…

– Закончим дела в Мосе, леший, – сразу разойдемся.

– Да, поминай как звали. – Зил куснул губу. Лицо под лентами из плетенки начало потихоньку оттаивать, приобретая чувствительность.

– Думаешь, берсерки окоченели до смерти? – Вопрос Даля удивил лешего, ведь причина гибели воинов из Кия была очевидной.

Выдавив из-под куртки жалкие крохи тепла, пуще прежнего взвыл ветер. У Зила зачесалось родимое пятно на левом предплечье, формой напоминающее хищную птицу с распростертыми крыльями. Так всегда бывало, когда ему грозили неприятности. А еще ему показалось, что над пустошью, прямо над ним, верхом на птере пролетели Ларисса с Трастом. Вздор: облака же, и снег метет, не видно ничего далее пары десятков мер… Зог всхрапнул, призвав лешего и альбиноса поскорее взобраться в пристежной карман и двигаться дальше – туда, где не так холодно, туда, где уже весна.

– Вот, смотри. – Даль ткнул пальцем в горло трупу, поделившемуся одеждой с Зилом. – Видишь рану?

Зил хмыкнул. Действительно, на горле берсерка из одной точки на коже расходились три небольших, одинаковой длины лепестка-надреза. Но назвать эту царапину смертельной раной у него язык не повернулся бы.

– И у остальных, – Даль шагнул к следующему трупу. – Эти парни побледнели вовсе не из-за мороза. Их обескровили. Кстати, тебя разве не смутило, что на пятерых воинов всего оружия был только один нож?

Покачав головой, Зил, точно поясом, обвязал себя хвостом ранжало.

Мандибулы звонко щелкнули.

Брызги голубоватой слизи пополам со сгустками крови вырвались из дыхательных отверстий, их тут же унесло ветром. В легочных мешках захрипело, забулькало – и стало тихо. Птер, несущий двоих чистяков в Щукарцы, умер в паре сотен мер над землей.

Загнала его Ларисса, нещадно бросив наперекор погоде через вьюги-бураны и лютый мороз, вот он и не выдержал. А ведь только-только вырвались из зимы в весну! И лететь еще и лететь… Блестящую в лучах солнца тушу вместе с двумя наездниками на ней по пологой дуге стремительно потянуло вниз.