Журнал Наш Современник 2006 #6 - Журнал Современник

Потом играли в карты, в “дурака”, “травили байки”. Заряжающий Иван Павлович рассказал, как он в учебном полку пристроился сапожником и уже думал, что отвоевался. Но хозяйка квартиры, в которой он сапожничал, так его “заездила”, что пришлось на фронт проситься! Механик-водитель Игорь, с десятилетним образованием, попал в офицерское училище. А это означало, что после войны всю жизнь по гарнизонам скитаться. Друзья посоветовали “дать ротному по морде”: трибунала не будет, а из училища отчислят. Так он и сделал! Так и получилось: из училища отчислили в учебный полк, а оттуда — на фронт!..

Потом нашу бригаду с передовой отвели в тыл, в лесок, куда долетали снаряды и мины, но пули не долетали, и можно было ходить во весь рост. Мы отрыли окоп для танка, загнали туда и замаскировали свою боевую машину, а рядом вырыли землянку с печуркой и с крышей в три наката…

И вот, когда я закончил делать ступеньки для входа в землянку, в руках у меня остался конец доски в виде вытянутого треугольника. Я взял его, как балалайку, и изобразил треньканье. Экипаж сразу понял меня: работа снова закипела. Один притащил сталистый немецкий телефонный кабель на струны. Другой на броне танка стал рубить и плющить проволоку на лады. Я — топором и ножом ладил кузовок и собирал балалайку. Голосок у неё оказался не громким, но на редкость мелодичным…

Надо было видеть, как засверкали в улыбках зубы и глаза на наших закопчённых, давно не мытых лицах! Ведь на нас повеяло домом, миром! Подбежали танкисты из других экипажей, и пошла потеха!.. Сгорела наша балалаечка вместе с нашим танком уже под самым Берлином…

На вислинском плацдарме мы пробыли до января 1945 года; наверно, потому, что на Гитлера было совершено покушение. Но он отделался в этот раз лёгким испугом, и война продолжалась. Кроме того, союзники наконец-то открыли второй фронт и почти сразу запросили помощи. И 14 января мы прорвали первую линию обороны немцев и выполнили задачу по захвату второй линии раньше, чем гитлеровцы заняли её. Наша рота во главе с новым командиром, лейтенантом Зинченко, была первой в этом штурме.

За эту операцию Зинченко получил звание Героя Советского Союза, а в его танк, прямо в таранную балку, попала немецкая “болванка”. Так и ездили с этим “подарком”, пока техники не отрезали болванку автогеном. Хорошо ещё, что она не пробила балку, за которой расположены баллоны с сжатым воздухом, а то бы, взорвавшись, они наделали делов!..

Так, упреждая врага в занятии подготовленных рубежей обороны, мы приближались к границам Германии. Помню, бой в Кунерсдорфе был уже на пограничной реке Одер, напротив Франкфурта-на-Одере. Оттуда мы переправились на западный берег реки — на плацдарм у города Кюстрина.

Такая тактика захватывать плацдарм, чтобы будущее наступление начинать не с форсирования водной преграды, применялась Советской Армией, начиная со Сталинграда…

Бои по расширению плацдарма и полному окружению Кюстрина продолжались. Запомнился случай, когда один из снарядов попал в наш танк и не разорвался! А не разорвался он потому, что ему срезало при падении взрыватель и он только вырвал из гусеницы пару траков и повредил каток.

А когда мы его оттаскивали от танка всем экипажем (килограммов, наверно, более пятидесяти!), то обнаружили убитого немца-мальчика и зарыли их рядом. Закончились бои по взятию Кюстрина американской “ковровой бомбёжкой”. Однажды всё небо над городом покрылось стройными рядами американских “летающих крепостей”. Немецкие зенитки попробовали “тявкнуть” по ним. Но “летающие крепости” как открыли бомболюки, как посыпались из них бесконечные вереницы бомб!..

Через 10-15 минут армада пролетела, а от Кюстрина осталось лишь облако пыли и дыма. Такая же “ковровая бомбёжка” применялась американцами и при уничтожении Дрездена и других городов Восточной Германии. В Западной Германии, которая была после войны оккупирована союзниками, “ковровые бомбёжки” американцами не применялись…

16 апреля 1945 года после ужасающей, невиданной силы артподготовки и бомбёжки переднего края немцев, когда даже на наших позициях поистине “земля тряслась, как наши груди”, падали на землю чьи-то горящие самолёты и сами облака на небе, казалось, горели, а немцы попросту сходили с ума, если оставались в живых в своих окопах, — мы пошли на Берлин!

Вскоре осколком или пулей на нашем танке сшибло антенну. Чтобы поставить запасную, я открыл башенный люк и, прикрываясь им, стал демонтировать остатки старой антенны и наблюдать сквозь пыль и дым, как воюет рядом пехота. Вот раненый немецкий солдат упал. К нему подбежал наш солдат с автоматом. Немец поднял руки и показал, что хочет пить. И наш солдат отвернул крышку своей фляжки, висевшей у него на поясе, присел рядом с врагом и дал ему напиться!

А ведь только что они стреляли друг в друга!

Наш солдат побежал дальше вперёд, а вместо него появился другой наш автоматчик. Немец, осмелев, так неожиданно поднял руки вверх, что наш солдат, не разобравшись в обстановке, дал очередь из автомата, и немец опять упал. Потом появилась наша медсестра и стала фрицу перевязывать раны. Это война?..

Когда наш танк с боем взобрался на Зееловские высоты, немецкие солдаты стали сдаваться в плен, аккуратно складывая свои автоматы рядом с танком и отходя в сторонку. Танкист в бою не схватывается врукопашную с врагом, и поэтому мне захотелось посмотреть в глаза этим недавним врагам. Я вылез из танка и подошёл к ним. Они с готовностью стали протягивать мне “трофеи”: часы, порнографические открытки и тому подобное, но я, естественно, ничего не взял у них, возвратился в свой танк и доложил экипажу: “Они почти такие же, как мы!..”.

А 22 апреля мы уже ворвались на улицы Берлина и довольно далеко проскочили к центру, однако наши танки были сожжены фаустпатронами из окон домов. Нас, “безлошадных”, подобрали из тылов, рассадили по освободившимся местам в танках. На броню техники-ремонтники наварили экраны от фаустов. На каждый танк выдали по красному флагу, чтобы водрузить на рейхстаге, и — вперёд, на рейхстаг!..

Мозаика войны

ДЕМОБИЛИЗОВАТЬ ИЗ КРАСНОЙ АРМИИ…

Мы были знакомы уже лет двадцать. Но только в конце октября 1998 года, будучи в Сочи, я увидел в местной телепередаче и услышал о нем такое, что, схватив телефонную трубку, стал названивать его теще, у которой он находился в гостях. Однако он уже уезжал. Встретились мы позже, в Москве, где, расспросив его об увиденном и услышанном в сочинской телепередаче, я и узнал от него эту удивительную историю, которую и представляю читателям.

Итак, Владимир Николаевич Лабуздко, военный врач, полковник медицинской службы Военно-морского флота в отставке. Родился он в 1928 году в одном из пригородных поселков под Гдовом (Ленинградская область). Вот что он поведал мне, рассказывая о необычной, а я бы сказал — о героической эпопее своего военного детства и юности.

Как водится в таких случаях, Владимир Николаевич начал рассказ с предков.

Я из русской семьи старого военного закала, традиций и обычаев. Почти все мои деды, прадеды, прапрадеды по обеим родительским линиям были военными, участвовали, наверное, во всех войнах и многих крупных сражениях. Я с детства этим очень гордился. Мой прапрадед был взят в солдаты из крепостных какого-то барского имения под Гатчиной. Пьяный деревенский писарь при записи деда вместо фамилии Лабазов неверною рукой вывел что-то неразборчивое. Так мы стали Лабуздко.

Прапрадед, николаевский солдат, отслужив 25 лет, дослужился до унтер-офицера и был отправлен в отставку с “пенсионом”. А прадед уже служил офицером, как те же Деникин, Корнилов и другие некоторые царские, а потом советские офицеры и генералы происхождением из крестьянского сословия. Прадед в отставку вышел подполковником и даже был причислен к дворянству.

Дед участвовал в русско-японской войне и прошел почти всю Первую мировую. Сначала он служил артиллерийским офицером в армии генерала Александра Васильевича Самсонова. В проводимой Восточно-Прусской операции эта армия имела первоначально серьезный успех. Но, как известно, впоследствии из-за подозрительно нерешительных, а фактически предательских действий командующего соседней армией генерала Рененкампфа, не оказавшего помощи Самсонову, его армия потерпела поражение. Дед об этом периоде своей службы рассказывал такие подробности, каких я ни в каких исторических хрониках и документах позднее не встречал.

Например, такой факт: Самсонов с частью войск, штабом и конвоем казаков оказался в топкой местности в районе Мазурских болот. Собрав уцелевших солдат и офицеров, штаб и конвойную сотню, Самсонов приказал прорываться из окружения и поставил задачи на прорыв. После этого, переговорив о чем-то с начальником штаба, объявил команду на привал и сказал офицерам штаба: “Ребята, дайте мне побыть одному”. После этого отъехал на коне в сторону. Через некоторое время раздался одинокий выстрел. Потом прибежал его конь, при этом вроде бы с каким-то жалобным ржанием. Все бросились искать генерала, но безрезультатно. Видимо, Самсонов, застрелившись, так и остался где-то в болоте. Но вся его группа войск, конечно с потерями, пробилась все же к своим.