Журнал Наш Современник 2006 #6 - Журнал Современник

Журнал Наш Современник

Журнал Наш Современник 2006 #6

(Журнал Наш Современник — 2006)

Мозаика войны

ПАВЕЛ ГНЕЗДИЛОВ, ПОРЯДОК В ТАНКОВЫХ ВОЙСКАХ

“С Богом!” — напутствовал нас перед боями наш первый командир роты Александр Дикий. Не “С нами Бог”, как было выбито на алюминиевых бляхах немецких солдатских ремней, а именно — “Мы с Богом!”, что, по-моему, весьма существенно.

Вспоминается такой случай: под Волновахой Дикий отличился тем, что его экипаж бросил в трансмиссию своего танка (наверно, через выхлопную трубу) лимонку, чтобы исправный танк не достался немцам.

Дело было в том, что осенью дороги так развезло, что автомашины не могли подвезти танкам ни горючего, ни боеприпасов, и экипаж вынужден был так поступить. Однако “особняк” придрался, и А. Дикий “отбоярился” от трибунала “честным признанием своей вины и клятвой кровью искупить её!”. По-видимому, этого и надо было руководству бригады, потому что оно увидело, что и немцы не могут захватить наш “подбитый” танк, так как и у них нет ни горючего, ни боеприпасов.

Тогда со всех танков бригады слили остатки горючего, снесли оставшиеся снаряды и патроны в один исправный танк, посадили в него провинившийся экипаж во главе с А. Диким и поставили боевую задачу: ведя огонь из всех видов оружия, наделав как можно больше шума и грома, и вреда, разумеется, проскочить Волноваху из конца в конец и закрепиться на той стороне “до подхода основных сил”.

“Основные силы” состояли из спешенных танкистов, штабных работников, поваров и санитаров. На рассвете, когда немцы, уверенные в своей безопасности, “дрыхли без задних ног”, этот план был выполнен, Волноваха была освобождена, пленных (в подштанниках!) было взято гораздо больше, чем было “основных сил”, а славной 62-й танковой бригаде было присвоено почётное название “Волновахская”! И, по-видимому, именно тогда сложилась несерьёзная, корявая танкистская песня с припевом, переделанным, по-моему, из махновской “Тачанки”:

Любо, братцы, любо,

Любо, братцы, жить!

С нашим комсоставом

Не приходится тужить!

Первая болванка

Попала прямо в лоб.

Механика-водителя

Загнала прямо в гроб!

Вторая болванка

Попала в бензобак,

Выскочил из танка -

Не помню, право, как!

Но вот вызывают

В особый наш отдел:

“Почему ты вместе

С танком не сгорел?..”

Наше пополнение в 62-ю танковую бригаду 11-го танкового корпуса прибыло уже весной 1944 года под Ковель, который Гитлер называл “ключом к Польше”. Ковель находился в самом подбрюшье Белорусского выступа немцев, который они укрепляли с 1941 года. Поэтому к Ковелю стягивались войска с обеих сторон. Однако, когда наш корпус уже был готов нанести удар, оказалось, что основной удар по немцам стал наноситься прямо в лоб по выступу, где партизанскими тропами открывалась прямая дорога на Минск! А удар под Ковелем стал отвлекающим.

Небольшое примечание. С одной стороны, радист-пулемётчик, которым я являлся, в экипаже танка считался “танковой интеллигенцией”. А с другой стороны, он являлся и “пятым колесом до возу”, и “бесплатным пассажиром”! Ещё в учебном полку, чтобы обеспечить взаимозаменяемость членов экипажа в бою, все мы учились и стрелять из пушки, и водить танк. Только радиста-пулемётчика никто не собирался взаимозаменять, так как и без него экипаж считался боеспособным.

Короче говоря, 8 июля 1944 года, перед первым боем, увешанный со всех сторон котелками, иду я на походно-полевую кухню за завтраком. Раннее утро, и кто-то из танкистов у замаскированных в лесу танков завёл унылую песню:

Встаёт заря на небосклоне,

За ней встаёт наш батальон.

Механик чем-то недоволен,

В ремонт машины погружён…

По полю танки грохотали,

Танкисты шли в последний бой.

А молодого командира

Несли с разбитой головой!..

Мои и без того взвинченные нервы не выдерживают, и я как бы передаю по цепи: “Прекратить песню!”… “Команда” покатилась по цепи, и танкист смолк… Знал бы я, что через какой-нибудь час я всё это не только услышу, но и увижу, — я бы, наверное, поостерёгся давать такую “команду”… Когда я подошёл к своему танку с котелками, полными наваристых щей с мясом, каши с мясом и чая, командир наш, старший лейтенант Евдокимов Александр Ильич, вернулся с рекогносцировки и развернул перед нами карту, где красными стрелками был обозначен наш корпус, а синими стрелками — две немецкие танковые дивизии.

Мало того, что у немцев было двойное, если не тройное, численное превосходство в танках, но эти танки были ещё и врыты в землю! А мы должны были чистым полем и ясным днём на них наступать!

Но приказ командира — это приказ Родины!..

Пытаясь хоть немного развеселить приунывший экипаж, я опять “пошутил”: “А кормят нас сегодня на убой!”.

Сказал и осёкся: никто не улыбнулся, не засмеялся.

Я продолжал гнуть своё: “У солдата вся храбрость в желудке!”

Попробовал и суп, и кашу, и чай: “Ух, хороши! Не станете есть — вылью в кусты!”.

Никто не взглянул на меня, не пошевелился. Пришлось завтрак выкинуть…

Потом: “По местам! Заводи! Вперёд!”.

И танки наши выстроились в линию наступать от села Паредубы на село Тарговище, где окопались немцы. Потом командир роты Александр Дикий и дал свою излюбленную команду: “С Богом!” (точнее — он сказал: “С Господцем!”, как бы шутя! Ведь мы же были комсомольцы!)…

Всего-то мы и успели сделать три выстрела из пушки, а когда уже были на нейтральной полосе, по башне ударил фаустпатрон. Звук был такой же, как и от выстрела пушки, но звука от падения пустой гильзы на боеукладку не последовало. Я оглянулся и увидел то, о чём утром пел неизвестный танкист… Наш командир Александр Ильич Евдокимов был смертельно ранен в голову…

Вот выводы, которые я сделал для себя после первого боя: высокий боевой дух моих товарищей сказался и в отказе от завтрака перед сражением, и в напутствии командира роты: “С Богом!”, и в возгласе командира орудия татарина Азизова: “Бей фашистов! Командира ранили!”. А о том, что и сам он был ранен осколками, он умолчал.

Однако мнение некоторых, что нельзя есть перед боем из-за утери живучести, если ранят в живот, считаю неверным. Это всё равно, что настроить себя заранее на ранение! А в бою твои желания нередко исполняются…

После боя в городе Седлец я вылез из танка “промыслить” каких-нибудь трофеев, поскольку наша походно-полевая кухня безнадёжно отстала. Зашёл в полицию, где во всю стену висел портрет Гитлера. Я удивился: до чего же фюрер был похож на карикатуры художников Кукрыниксов! Кто-то из наших уже разбил чернильницу на подлой фашистской харе…

Однажды командир танка послал меня, как обычно, за обедом. Обвешанный на поясе котелками, я только вышел из зоны наблюдения немцев и распрямился во весь рост, как на их стороне поднялся самолёт-разведчик, который мы называли “костыль”. Я сразу же бросился бежать, гремя котелками, к ближайшему окопу. Вот от земли почувствовался толчок от выстрелов пушек на той стороне! Вот уже визжат и снаряды, причём — точно в меня! И вот вместе с разрывами снарядов я “пикирую” в окоп, и меня засыпает землёй. Очнувшись, я некоторое время не шевелюсь, чтобы немец подумал, что “накрыл” меня, и улетел бы.

Лежу и думаю: “Это не война, а убийство! Если ты, немец, хочешь меня победить, то выходи по-честному, на равных условиях, с одинаковым оружием, и тогда посмотрим, кто кого одолеет!”.

А ещё было: кухня почему-то запоздала, то ли бомбили её, то ли артналёт был, но с полным термосом на спине и с котелками в руках пришлось мне возвращаться на передовую, когда уже рассвело. А до спасительных окопов надо было бежать с полкилометра. Немец-корректировщик сразу меня засёк, и подземный толчок подсказал, что ударили по мне пристрелочной миной. Перелёт-недолёт, я падал, вскакивал и бежал по прямой. Но когда ударили на поражение, я, чтобы обмануть их, бросился в сторону от взрыва и шлёпнулся на землю, выставив термос перед собой.

Это меня и спасло: осколок мины покорёжил крышку термоса, но до шеи не достал. Другие осколки посёкли котелки с кашей… Когда, уже по траншее, принёс завтрак, экипаж удивлялся: “Ну, ты в рубашке родился!” — “Соображать, — говорю, — надо! Не теряться! И не грешить!”. “И читать бабушкину молитву “Отче наш”, — добавил про себя.

А потом, выплёвывая мелкие осколки, что попадались в каше, понарошку ругались… А у меня только шея болела, обожжённая кипятком щей. Такие действия в разряд похвальных не входили: вот если бы это было в сражении, тогда — другое дело!.. Когда закончились бои по расширению плацдарма, мы стали отсыпаться: и за прошедший недосып, и про запас на будущее, благо под танком у нас был рай — даже копанка с колодезной водой была в углу под десантным люком в днище. А сидели мы на соломе, накрытой танковым брезентом, а танк был замаскирован снопами под копну.