Мистер МакНамара - Уильям Тревор

Отец считал, а мать не разделяла этого мнения, что Ирландия должна уступить требованиями Уинстона Черчилля и впустить в ирландские порты английских солдат, иначе их займут немцы. Гитлер прислал де Валера телеграмму, в которой извинялся за случайную бомбежку маслобойни, что само по себе выглядело подозрительно.

Мистер МакНамара, который также считал, что де Валера должен предоставить порты в распоряжение Черчилля, сказал, что за любым миролюбивым жестом немецкого фюрера неизменно следует акт вандализма. Мистер МакНамара, несмотря на то, что был католиком, восхищался домом Виндзоров и англичанами. В мире нет аристократии, говорил он, которая могла бы сравняться с английской, и нет людей, более благородных и великодушных, чем английский высший класс. Классовые традиции в Англии очень хорошая вещь, доказывал мистер МакНамара.

Отец достал из кармана маленький завернутый в бумагу предмет. Как по команде, сестры повскакивали с мест и двинулись к буфету. Подарки разложили передо мной на столе; тот, который подарили родители, принесла мать. Это был пакет почти в два с половиной фута длиной и несколько дюймов шириной. Наощупь он казался просто кучей прутиков, но на самом деле был конструктором для бумажного змея.

Шарлотта подарила мне книжку под названием "Дикон невозможный", Амелия - калейдоскоп.

- Открывай осторожно, - сказала Фрэнсис. Я сначала подумал, что в ее пакете банка с вареньем, но это оказалась золотая рыбка.

- От мистера МакНамары, - сказал отец, указывая на самый маленький пакет. Я успел про него забыть, потому что уже получил подарки от всех, от кого получал обычно. - Я ему проговорился случайно, что сегодня особенный день.

Сверток был очень тяжелый, и я сперва подумал, что там оловянный солдатик или всадник на лошади. Но это оказался дракон. Маленький, очень изящный, и я сначала решил, что золотой, но отец сказал - латунный. У дракона были зеленые глаза, про которые Фрэнсис сказала, что они изумрудные, и еще маленькие камешки, рассыпанные по спине - рубины, определила Фрэнсис.

- Драгоценности, - восхищенно прошептала она. Отец рассмеялся и покачал головой.

- Глаза и блестящие камешки на латунной спине - простые стекла, сказал он.

У меня никогда не было такой красивой вещи. Я смотрел, как дракон гуляет вокруг стола, переходя из рук в руки, и не мог дождаться, когда он вернется ко мне.

- Обязательно напиши мистеру МакНамаре, - сказала мать. - Он очень добрый человек, - добавила она, глядя на отца с еле заметной укоризной, словно считала, что ему следовало отказаться от подарка. Отец с отсутствующим видом покачал головой и закурил сигарету.

- Письмо отдашь мне, - сказал он. - Я через четыре дня опять поеду в Дублин.

Я показал дракона Фланнагану, когда тот прореживал в огороде свеклу. Я показал его Бриджит, нашей служанке.

- Ну, рыцарь, тебе и везет, - сказал Фланнаган, вертя дракона своими перепачканными в земле руками.

- Придется тебе писать этому МакНамаре письмо страниц на пять. Бриджит отполировала мне дракона специальной пастой.

В этот день мне достался шоколадный пирог, сэндвич с сардинами, которые я обожал, и сливовый джем, тоже мой любимый. После чая вся семья наблюдала, как мы с отцом бегаем от одного края поля к другому, пытаясь запустить змея. В конце концов, с задачей справился Фланнаган, и я помню как волновался, чувствуя в пальцах тугую струну, и как Бриджит кричала, что она никогда не видела ничего подобного, и требовала, чтобы ей объяснили, зачем оно вообще нужно.

- Не забудь, дорогой, написать завтра утром МакНамаре письмо, напомнила мать, когда я уже лежал в постели, перед тем как поцеловать на ночь. Не забуду, пообещал я, но не стал говорить, что из всех подарков, включая замечательного зелено-желтого воздушного змея, мне больше всего понравился дракон.

Но я так и не написал мистеру МакНамаре письмо. Потому что завтрашний день превратился в кошмар, и до самого вечера мы не могли успокоиться от слез. Отца, бывшего для нас всем, в тот день не стало.

Война продолжалась, и Ирландия по-прежнему сохраняла нейтралитет. На нее падали новые случайные бомбы, и де Валера получал от немецкого фюрера новые извинения.

Уинстон Черчилль продолжал метать громы и молнии из-за портов, но предсказание мистера МакНамары о том, что иностранные солдаты будут маршировать по улице О'Коннел, так и не сбылось.

С вязанием или шитьем в руках мать слушала новости по Би-Би-Си, и грусть не уходила из ее глаз - слишком много людей умирало в мире. Никому из нас не становилось легче от мысли, что не только отца постигла эта печальная участь.

Все изменилось после его смерти. Мы с матерью стали ходить на прогулки. Я держал ее за руку и чувствовал, как ей плохо. Она рассказывала мне о нем, о медовом месяце в Венеции, о том, как на огромной площади они пили шоколад и слушали музыкантов. Она рассказывала, как я родился, и как отец подарил ей кольцо с янтарем, которое купил в ювелирной лавке Луиса Вайна в Дублине. Она даже иногда улыбалась и говорила, что хотя мне всего тринадцать лет, я уже занимаю его место. Однажды дом станет моим, напоминала она, и амбар, и мельница. Ты женишься, и у тебя будут свои дети, говорила она, но я не хотел даже думать об этом. Я не хотел жениться, я хотел, чтобы мать всегда была со мной, и чтобы мы ходили гулять, и чтобы она рассказывала мне о человеке, которого всем нам так не хватало. Мы по-прежнему были семьей: сестры, мать я, Фланнаган в саду и Бриджит.

Я не хотел, чтобы что-то менялось.

После смерти отца мистер МакНамара продолжал существовать, правда уже по-другому. Дом на Палмерстонской дороге; тетушка мистера МакНамары, напивающаяся в одиночестве у себя в комнате; тонкая как бумага миссис Матчетт, раскладывающая с утра и до вечера пасьянсы вместо того, чтобы блистать на сцене; мистер Матчетт со своим помятым лбом; Китти О'Ши из Скибберена; спаниэль по кличке Волк Тон - все они продолжали жить для нас и без отца, как память о нем.

Не забывался ни отель Флемминг, ни рассказы об эксцентричном семействе, обитающем в доме на Палмерстонской дороге. Постоянно, сколько я себя помнил, и сколько себя помнили сестры, в нашу жизнь вторгались обитатели совсем другого дома, и даже после смерти отца мы с сестрами то и дело вспоминали веселые и грустные истории, рассказанные сначала в отеле Флеминг, а потом дома за завтраком. Однажды тетушке мистера МакНамары взбрело в голову продать дом первому встречному ханыге из пивного бара. В другой раз миссис Матчетт вообразила, что влюблена в Гарда Моллоу ухажера Китти О'Ши, который каждый вечер звонил ей по телефону. Спаниэль попал под машину, но умудрился уцелеть.

Все эти истории прочно связывались с самим мистером МакНамарой светловолосым солидным человеком - и еще с дымным баром отеля Флемминг, где можно было купить нюхательный табак, лимонад и виски.

Как-то раз через несколько месяцев после смерти отца мать заметила за завтраком, что мистер МакНамара наверняка видел некролог в "Айриш Таймс".

- Ой, надо ему написать, - воскликнула Фрэнсис, по своему обычаю возбужденно.

Мать покачала головой. Отец и мистер МакНамара встречались только в баре, между ними не были приняты письма. Шарлотта и Амелия согласились, а Фрэнсис опять запротестовала. Я тоже не видел смысла в письмах.

- Но он дарил нам шоколадки, - воскликнула Фрэнсис, - и печенье.

Мать снова повторила, что мистер МакНамара не из тех людей, которых следует извещать о смерти отца, и не из тех, кто будет писать сам. Письмо с благодарностью за дракона, которое я должен был отправить в тот день, не упоминалось. Я не любил писать писем и был рад, что о нем забыли.

В конце года меня отправили в Дублинские горы, в закрытую школу. Мисс Шейл по-прежнему приезжала к нам на велосипеде учить сестер, и я бы с гораздо большим удовольствием занимался с нею. Но остаться дома было невозможно: закрытую школу в Дублинских горах, известную своими протестантскими традициями, выбрал для меня отец, и этим было все сказано. Будь он жив, было бы легче, но смерть отца и так принесла с собой кучу сложностей, самыми трудноразрешимыми из которых стали амбар и мельница школа добавляла к этим проблемам совсем немного, так рассудила мать.

Директором знаменитого заведения оказался маленький краснолицый священник-англичанин. В начале семестра его жена пригласила на чай меня и еще нескольких новичков. Мы заедали чай сэндвичами с ветчиной и батенбургским пирогом. Жена директора, надменная дама, одетая во все серое, спросила, что я собираюсь делать - "в жизни", - уточнила она. Я ответил, что буду управлять зернохранилищем и мельницей, после чего она потеряла ко мне интерес. Директор сообщил, что его фамилия есть в справочнике "Кто есть кто". Потом мы заговорили о войне.

Мисс Шейл не слишком хорошо подготовила меня к школе. "Дорогой мой, тебя хоть кто-нибудь учил французскому?" - спрашивал человек с вечно зажатой в руке трубкой, но ни разу не получил ответа. "Ну разве же это латынь!" - восклицал другой, а учитель математики предупредил, чтобы я и головы не поворачивал в сторону профессии, требующей работы с цифрами. Я сидел на последней парте в окружении таких же неподходящих знаменитой школе мальчиков.