Срочно требуется царь - Светлана Багдерина

— Говорят, что и им муку теперь так продают, втридорога…

— Крупки бы купили, кашки бы на водичке сварили, так и крупка ноне кусается…

— А как картошка выглядит, али репка — мы уж и забыли…

— Градоначальник-кропопивец и за воду в колодцах по денежке за ведро брать стал, как его величество в поход против бусурман ушли…

— Головорезов своих понаставил…

— А кому платить нечем — ходи на реку… А нам полчаса только в один конец идтить…

— Да мы бы и сходили, токмо сил-то нетути, хоть плачь…

— Под горку-то еще ничего, а как в горку с ведром-то идти, так лучше легчи да помереть…

— Слыхали мы… от служилых людишек в замке… что живет здесь добрая госпожа… — робко заговорила изможденная женщина в заднем ряду.

Все взгляды устремились на Серафиму.

— По-моему, они здорово ошиблись, — зловеще процедила сквозь сжатые зубы царевна. — Кто в вашем городе распоряжается провизией и где он пока еще живет?

Горожане замялись: одно дело, просто попросить милостыню, а другое — если самому всемогущему человеку в городе после царя станет известно, что они про него сказали такое… И какая разница, что говорят, будто царя больше нет. Он же бессмертный… Сегодня нет — завтра есть… Хотя, чтобы их со свету сжить, достаточно будет и одного градоначальникового головореза, не то что самого…

— Господин градоначальник Вранеж всеми делами в Постоле заправляет, ваше царственное высочество, — выглянула из-за плеча Серафимы, не дождавшись ответа горожан, чуть заметно побледневшая Находка. — Только про него говорят, что он — чистый зверь…

— Тем лучше, — усмехнулась царевна. — Значит, по плану у нас сейчас охота.

— Мы тоже знаем, где его дворец, — выступил вперед Кондрат.

— Ну, хорошо… — прикусил губу Иван. — Тогда, Находка, позаботься, пожалуйста, о людях, накорми, с собой чего дай, а мы должны как можно скорее поговорить с этим Вранежем, объяснить ему, убедить…

— Ага… И поговорить тоже… — мрачно уточнила Сенька, птицей взлетая на коня. — Если успеем.

— А что, он собирался куда-то уезжать? — забеспокоился Иванушка, пришпоривая своего скакуна.

— Соберется, если я его без тебя увижу, — угрюмо буркнула супруга. — Туда, откуда не возвращаются.

Постол был древней столицей древней страны.

С таких же незапамятных времен, как южные костеи — резьбой по кости, северные костеи занимались добычей, выплавкой и приведением в продажный вид железной руды в местных горах. Литые и кованые предметы домашнего обихода, решетки, лестницы, оружие, доспехи и прочие всевозможные предметы, какие только можно было или нельзя сделать из железа и присадок к нему, произведенные в северной части царства были таким же товарным знаком страны Костей, как и костяные статуэтки и фигурки, поставляемые на рынки Белого Света их южными соседями и соплеменниками.

Современный Постол делился речкой Постолкой на две части. Официально они назывались Старый Постол и Новый, но городские остряки прозвали их, соответственно, Постолку и Посколку. В старой, северо-западной, деревянной части, в паре километров от гор и рудников, находились все плавильни, кузни, дома металлургов и кузнецов и конторы и лавки, их обслуживающие. В новой, юго-восточной, каменной — весь остальной город, окруженный лесом. И чем ближе к Дворцовому холму подступали дома, тем были они выше и больше, и тем богаче было их убранство.

То есть, было пятьдесят лет назад.

Теперь же старые резиденции костейской знати стояли запущенные, заколоченные, с обшарпанными выщербленными стенами и травой на крыше, и выделялись даже на фоне всеобщего городского запустения, как трехногий рассадник блох, репьев и собачьих болезней — на элитной выставке чистопородных друзей человека.

А единственным блестящим и ухоженным домом во всем Новом Постоле, не говоря уже о Старом, осталась городская управа[2].

Градоначальник Вранеж не был злым человеком. Он был человеком, привыкшим во всем видеть целесообразность.

Естественно, он сначала определялся со своими целями — ибо с чьими целями ему еще было сообразовываться — и уже потом обо всем, что происходило или должно было произойти, он судил с позиции благоприятствования избранным целям.

Сейчас его целью было распродать запасы продуктов, еще остававшиеся после того, как его величество ушел с войной в какие-то варварские земли, собрать все накопления и заначки, сделанные за время безгрешной службы[3], и еще раз внимательно просмотреть карту Белого Света и перечитать в «Справочнике Купца» описание стран, чтобы выбрать себе самую подходящую для безбедного проживания. Потому что эта, после того как его всемогущее величество, да продлятся вечно его благословенные дни, высосал из нее все соки, как паук из мухи, пригодна только для того, чтобы выдавить из нее все оставшееся и забыть. Как забыл о ней сам царь Костей.

Старая знать царства Костей, те, кто еще оставался цел и мог хоть на каком-то основании претендовать на отброшенный за ненужностью престол, давно разбежалась, спасаясь от немилости нового правителя, по своим горным замкам, куда не то, что крестьяне овец не гоняли — редкий орел долетит и горный козел докарабкается. И живы ли они там, или не очень — не известно никому, кроме этих же козлов и орлов.

А это значит, всё вокруг ничье — всё вокруг моё.

И когда с этой несчастной страны нельзя будет получить больше ни медяка, ни простой нитки, ни завалящего полудрагоценного камушка, он соберет все пожитки, кликнет верных гвардейцев, и только его и видели. И пусть тогда любезные соплеменники плачутся сколько им влезет — ему некогда. Его ждет волшебная жизнь где-нибудь в замке на берегу теплого моря в окружении идиллических лужаек, услужливых пейзанок, сладкозвучной музыки и старого, кружащего его далеко не старую еще голову, вина…

Перед мысленным взором Вранежа стыдливо, но зазывающее приоткрылись перспективы такой захватывающей дух неги и блаженства, что иначе, как надежно присев в мягкое золоченое полукресло, обтянутое малиновым бархатом, созерцать их не представлялось никакой возможности.

Градоначальник очень не любил, когда его обдуманные, намеченные и взлелеянные, как грядки в огороде, цели оказывались вдруг далекими от него и недостижимыми, как звезды в небе.

Но еще больше не любил он, когда его мирное любование этими целями прерывалось.

Вот, например, как сейчас.

— Здравствуйте…

— Это ты — Вранеж?

— Мы бы хотели с вами поговорить.

Высокие, красного дерева, створки дверей его кабинета распахнулись, впечатав медные ручки в не привыкшую к такому обращению дубовую панель, и на пороге возникли два гневных ангела возмездия[4] в обличии обычного парня и… и, кажется, еще одного парня, помоложе.

Когда на твоем пороге являются два воинственно настроенных незнакомца, лучший путь общения с ними — через прутья решетки.

— СТРАЖА!!! — без объявления войны взревел Вранеж так, что оконные стекла задребезжали, декоративные щиты и мечи на стенах завибрировали, пыль с портьер посыпалась полновесным пылепадом, огонь в камине нервно колыхнулся, а парень постарше вздрогнул и кинулся прочищать уши.

Младший же только неприятно улыбнулся и махнул рукой.

В кабинет вторглись, встали у него по бокам и замерли с мечами наголо двое невозмутимых верзил самой разбойничьей наружности.

— С-с-с… т-т-т… р… — попытался повторить свой призыв Вранеж, но младший парнишка его опередил.

— Вот стража, — с искренне наигранным недоумением повел он рукой, указывая на верзил. — Другой в здании нет. Мы проверили.

— А-а-а… г-г-где… м-м-м…

— Ваша — в надежном месте, — поспешил успокоить его маленький наглец. — В подвале, за решеткой. Правда, чтобы они там все могли с удобством разместиться, пришлось выпустить настоящих преступников — похитителей трех картофелин, сухаря, мешочка крупы и костей, приготовленных на ужин вашим собакам. Но зато им там теперь привольно и уютно — сыро, холодно и темно.

— Д-да как вы смеете!.. — обрел, наконец, дар речи градоначальник. — Да я — любимый слуга его величества царя Костея!..

— А я — его почти вдова, — любезно улыбнулся малолетний нахал, снял малахай и оказался малолетней нахалкой. — Значит, я — главнее. Если мы ведем разговор с этих позиций.

— А вообще-то мы пришли узнать, почему старики, калеки и беспомощные женщины с маленькими детьми не могут получить в Постоле еду, — разобрался со слухом и теперь преисполнился намерений разобраться с вопросами городской экономики второй юноша, суровый и вдумчивый. — И, извините, мы не представились когда вошли. Я — лукоморский царевич Иван, а это — моя супруга Серафима…

— А твой Костей умер, если тебя это волнует, — довершила представление и обзор новостей царевна.