Под Южным крестом - Луи Буссенар

Богатые китайские коммерсанты из самых отдаленных провинций и даже с острова Гайнана специально приезжают в это Монте-Карло крайнего Востока, чтобы проиграть несколько сотен золотых тэлиnote 2.

Между желтыми лицами граждан Небесной империи виднелись индусы, негры, малайцы и европейцы, загорелые, почти черные, как актеры в мелодрамах, изображающие убийц. Банкомет, шестидесятилетний китаец с седой и жидкой косичкой, отвислыми губами и руками обезьяны, кидал карты, засаленные, как передник кочегара. После каждого тура он осматривал ставки ястребиным взглядом, ловко загребал проигрыши и со вздохом отсчитывал фунты и тэли немногим счастливцам.

Кучка денег банкомета быстро росла. Настолько быстро, что один американский капитан, опустошив свой кошелек, закончил тем, с чего ему следовало начать: он стал присматриваться к рукам банкомета. После четверти часа наблюдений он бросился на китайца.

— Каторжник, шулер, вор! — закричал он так, что стекла веранды зазвенели.

Затем, схватив банкомета за косу так же спокойно, как хватал смолистую снасть корабля, он встряхнул его и, не обращая внимания на вопль испуганного китайца, распорол его балахон карманным ножом.

О чудо! Сотни семерок, восьмерок и девяток высыпались из складок платья китайца, к величайшему негодованию игроков, которые думали, что имеют дело с честным банкометом.

Этот короткий акт правосудия закончился полным скандалом: все бросились на деньги, и началась общая потасовка.

Фрикэ, с грустью наблюдавший эту жалкую сцену, вдруг почувствовал острую боль в плече. Он обернулся и увидел Бартоломео ди Монте с поднятым ножом, пытавшегося воспользоваться удобной минутой, чтобы избежать дуэли.

Фрикэ быстро схватил португальца за руку и так сжал, что тот отчаянно закричал:

— Простите… синьор! .. Вы мне сломаете руку.

— Негодяй, тебе недостаточно, что ты меня обокрал, ты хотел еще убить меня из-за угла, как трусливый шакал!

— Простите, я вас едва задел, да и то потому, что меня нечаянно толкнули. Простите.

Фрикэ разжал пальцы, высвободив онемевшую руку португальца.

— Желтая макака, — сказал, смеясь, молодой человек, — я мог бы раздавить твою голову пяткой, но мне это противно. Вон отсюда, и живей!

В эту минуту к Фрикэ протолкался Пьер де Галь.

— Стоило ли оставаться, чтобы иметь дело с такими мошенниками? Сильно тебя ранила эта обезьяна?

— О, пустяки, небольшая царапина.

— Ну, в таком случае, идем из этого вертепа, а завтра в путь.

Друзья покинули игорный дом, еще не затихший после скандала, и направились в свою гостиницу. Найти ее было нелегко. Нужно быть моряком, чтобы ориентироваться в лабиринте узких переулков, которые скорее похожи на галереи водостоков, чем на улицы. Они переплетаются между собой, карабкаются на горы, опускаются в овраги и наконец теряются среди китайских лачужек, разбросанных без всякого порядка.

Основанный в 1557 году португальцами, Макао лежит на самой оконечности полуострова. Он насчитывает до двухсот тысяч жителей, из которых только семь тысяч европейцев. Часть города, где живут последние, представляет из себя крепость с пушками, повернутыми во все стороны.

Фрикэ и Пьер бродили по этим переулкам и только к рассвету добрались до дома.

В то время, когда они входили, мимо прошли две темные фигуры.

— Клянусь брюхом тюленя, — вскричал Пьер, пристально всмотревшись, — это тот самый американец, который вздул шулера, и португалец, который хотел тебя убить!

Наутро друзья отправились в «Баракон», как называется здание китайской эмиграции. Некогда это здание было монастырем иезуитов, теперь же служило перевалочным пунктом для бедных кулиnote 3.

Первым навстречу французам попался португалец Бартоломео. С удивительным бесстыдством он подошел к Фрикэ и с подобострастием стал расспрашивать о здоровье. Не получив ответа, негодяй удалился, делая отвратительную гримасу, которая должна была изображать улыбку.

— Прощайте, синьор, — говорил он, уходя, — будьте здоровы. Надеюсь, что вы никогда не забудете вашу встречу с Бартоломео ди Монте.

Пьер де Галь и Фрикэ, не обращая внимания на слова португальца, вошли к главному агенту эмиграции.

Жилище его было убрано с безумной роскошью, в которой европейский комфорт спорил с богатством Востока. Но едва вышли за дверь кабинета в коридор, как все изменилось.

Тут начиналось царство нищеты и голода. Бедные, оборванные китайцы, в течение целых суток не имевшие щепотки риса во рту, покорно ожидали решения своей участи. Они с унынием, гонимые неумолимым голодом, покидали зеленые берега Небесной империи, как будто чуя, что больше их не увидят.

Действительно, из десяти тысяч китайцев, которые ежегодно покидают Макао и уезжают в Калао, из пяти тысяч направляющихся в Гавану после закрытия Сан-Франциско, — добрая половина не возвращается совсем, и очень многие совершают обратное путешествие на кораблях-гробах.

Лучшая участь постигает работников, которые уезжают на плантацию французских колонистов в Суматре: там на них не смотрят, как на рабов или вьючных животных, а главное, никогда не лишают свободы, в то время как в английских и испанских колониях рабочие попадают в вечную кабалу.

Она, собственно, начинается с первого дня поступления китайца в «Баракон». Его кормят несколько недель и записывают это в счет; хозяин берет его в работники, и чудовищные комиссионные деньги вычитаются из будущего жалованья китайца; болезнь или малейшая неточность в работе наказываются крупными штрафами из скудного жалованья, и несчастный, работая, как вол, находится долгое время в полном рабстве.

Мы уже знаем, что Фрикэ и Пьер де Галь были посланы французскими колонистами Суматры для найма рабочих. Честные и гуманные труженики не хотели приобретать рабов, — им нужны были только способные работники.

Судно, зафрахтованное для транспорта, было невелико, всего в семьсот тонн, при двигателе в двести лошадиных сил. Оно было построено в Америке, но владелец почему-то дал ему китайское имя «Лао-Дзы».

Кроме того, капитан нарисовал на носу корабля огромный глаз, как это делают китайцы для отведения морских бед, что придавало пароходу вид каботажного судна китайских портов. Когда все формальности были соблюдены и колониальный служащий обошел ряды китайцев с вопросом, по своей ли воле они едут, Фрикэ подписал контракт с агентством и внес за каждого китайца по восьмисот франков.

На этом закончилась двухнедельная процедура найма работников, и остановка была только за «Лао-Дзы», начавшим разводить пары, чтоб сняться с якоря.

Этот американский пароход с китайским названием был чрезвычайно грязен. Цветной экипаж его, как будто набранный со всего мира для коллекции, был скорее похож на шайку бандитов, чем на честных матросов.