Близнецы-соперники - Роберт Ладлэм

— Я же говорю о времени, а не о взятках.

— Взятки и есть время. Пока сторгуешься.

— Только если будет подозрительно, что мы не торгуемся. Мы сможем добраться до Монфальконе за трое суток?

— При хорошей организации — да. Если где-то и потеряем время, то сможем нагнать днем.

— В самом крайнем случае. Будем двигаться только ночью.

— Ну вы и упрямы.

— Мы осторожны. — И священник снова глянул на поезд. Первый и второй вагоны уже были загружены. Четвертый заполнят в считанные секунды. Он повернулся к брату: — Наши думают, что ты ведешь товарняк к Коринфскому заливу?

— Да. В Нафпактос. В грузовой порт. Они знают, что меня не будет всю неделю.

— Там сейчас забастовки. Профсоюзы озверели. Так что если ты немного задержишься, они не будут волноваться.

Аннаксас внимательно посмотрел на брата. Он, похоже, изумился тому, что брат в курсе мирских событий, и ответил с сомнением:

— Да, не будут. Твоя невестка уж точно не будет.

— Ну и хорошо.

Монахи собрались у грузовика Петрида и смотрели на него, ожидая дальнейших указаний.

— Я быстро, — сказал Петрид брату.

— Ладно. — Машинист пошел к паровозу.

Отец Петрид вытащил из кармана фонарик, приблизился к монахам и стал искать своего шофера. Тот понял, кого он ищет, отделился от группы и подошел к Петриду.

— Это наш последний разговор, — сказал молодой священник.

— Да будет благословение Божие...

— Сейчас не время, — прервал его священник. — Запоминай каждый наш шаг, каждую деталь. Каждую! Все нужно повторять в точности.

— Не сомневайся. Тот же маршрут, те же грузовики, те же водители, те же бумаги для пограничников. Все точно так же. Только нас станет на одного меньше.

— Такова воля Господа. Во славу Его. Это милость, которой я недостоин.

На дверцах фургона висели два массивных замка. У Петрида был один ключ, у шофера — другой. Они одновременно вставили ключи. Замки с лязгом открылись. Петрид и шофер вытащили их из стальных ушек, сняли металлическую перекладину и раскрыли двери фургона. Внутри повесили фонарь.

В фургоне стояли коробки с символом ордена: распятие в терниях. Монахи начали вытаскивать их. Они двигались, как в танце — в призрачном свете развевались их темные сутаны. Они относили картонные коробки к третьему вагону. Двое запрыгнули внутрь и начали расставлять коробки у стены.

Через несколько минут кузов грузовика опустел. Посредине остался стоять лишь один ящик, покрытый черной тканью. Он был куда массивнее продуктовых коробок, иной формы и представлял собой правильный куб: три фута в длину, три — в высоту, три — в ширину.

Священники встали полукругом у раскрытых дверей фургона. Молочно-белые лучи лунного света сливались с бледно-желтым сиянием фонаря. Это странное освещение, и похожий на пещеру крытый кузов грузовика, и неподвижные фигуры в сутанах заставили отца Петрида невольно представить себе катакомбу глубоко под землей, где спрятаны реликвии Голгофы.

Действительность мало чем отличалась от этого видения. Только то, что хранил запечатанный ларец — ибо это был ларец, — имело куда большую ценность, чем окаменевшее дерево Креста Христова.

Кое-кто из монахов закрыл глаза и беззвучно молился, прочие стояли, зачарованно глядя на святыню, их мысль замерла, их вера подкреплялась тем, что, как они полагали, находилось внутри похожего на надгробие сундука, который и сам был саркофагом.

Петрид смотрел на монахов и не чувствовал себя одним из них — так оно и должно быть. Мысленно он обратился к событиям, которые, кажется, произошли лишь несколько часов назад, а на самом деле полтора месяца тому. Его отозвали с полевых работ и препроводили в белостенную келью отца настоятеля ксенопов. В келье находился еще один священник и прелат. И больше никого.

— Петрид Дакакос, — заговорил сидящий за массивным дубовым столом святой отец, — из всего братства на тебя пал выбор, тебе поручаем мы в высшей степени ответственное задание, которое может стать отныне смыслом твоего существования. Во славу Господа и ради сохранения покоя в христианском мире.

Ему представили второго священника. Это был аскетического вида старец, с пронзительными, глазами. Он медленно заговорил, тщательно подбирая каждое слово:

— Мы являемся хранителями ларца, саркофага, если угодно, который, запечатанный в течение пятнадцати веков, хранился глубоко под землей. В этом ларце находятся документы, способные взорвать весь христианский мир — столь разрушительной силы их содержание. Они являются уникальным доказательством истинности нашей веры, самых священных ее основ, и все же их обнародование может привести к тому, что церковь ополчится на церковь, секта на секту, один народ пойдет против другого народа. В священной войне... Германский конфликт разрастается. Ларец необходимо вывезти из Греции, о его существовании уже десятилетия ходят слухи. И искать его будут с особой тщательностью. Мы разработали план, чтобы переправить его туда, где найти его будет невозможно. Ты — последнее звено.

Ему рассказали о маршруте путешествия. И ознакомили с планом. Во всем его величии. И ужасе.

— Ты будешь связан только с одним человеком — с Савароне Фонтини-Кристи, крупным промышленником Северной Италии, который живет в обширном имений Кампо-ди-Фьори. Я лично навещал его и беседовал с ним. Это удивительный человек, обладающий несравненной честностью и всецело преданный идее освобождения людей.

— Он принадлежит римской католической церкви? — с сомнением произнес Петрид.

— Он не принадлежит никакой церкви — и вместе с тем принадлежит всем церквам. Он обладает огромным влиянием среди людей, которые стремятся мыслить свободно. Он друг Ксенопского ордена. Он и спрячет этот ларец. Ты и он. А потом ты... Но это мы еще обсудим. Тебе выпала величайшая миссия.

— Благодарю Господа моего.

— Так оно и должно быть, сын мой! — вступил в разговор отец настоятель ксенопов, пристально глядя на Петрида.

— Насколько нам известно, у тебя есть брат. Железнодорожник.

— Да.

— Ты ему доверяешь?

— Всецело. Он надежнейший из людей.

— Ты взглянешь в очи Господу, — продолжал старец, — и не уклонишься. В Его очах ты узришь безграничную милость.

— Благодарю Господа моего, — повторил Петрид.

Он встряхнул головой, закрыл глаза и усилием воли отогнал эти воспоминания. Священники, выстроившиеся около грузовика, все еще стояли неподвижно. Только из тьмы доносилось чуть слышное бормотание.

Но на молитвы и размышления времени уже не было. Время осталось только для того, чтобы как можно быстрее выполнить повеление Ксенопского ордена. Петрид мягко раздвинул монахов и вскочил в кузов грузовика. Он знал, почему выбор пал именно на него. Он один был способен на подобную жестокость. Ксенопский старец ясно дал ему это понять.

Настало время для таких, как он.

Господь да простит его.

— Помогите мне, — тихо приказал он стоящим внизу. — Кто-нибудь, поднимитесь сюда.

Монахи в нерешительности переглянулись, а потом один за другим пятеро залезли в кузов.

Петрид снял черное покрывало. Священный ларец был помещен в тяжелый картонный ящик, обшитый деревом, на котором виднелся символ ксенопов. Точь-в-точь ящик с продуктами, лишь размеры и форма другие. Но внешним видом все сходство и ограничивалось. Потребовалось шесть пар могучих рук, чтобы поднять его, с усилием подтолкнуть к краю кузова, а потом перенести в вагон.

Наконец ящик встал на нужное место. Петрид остался в вагоне, устанавливая коробки с продуктами таким образом, чтобы они погребли под собой святыню. Чтобы ничего не бросалось в глаза.

Вскоре вагон полностью загрузили. Петрид закрыл дверь и навесил стальной замок. Взглянул на фосфоресцирующий циферблат наручных часов. Вся операция заняла восемь минут и тридцать секунд.

Его собратья по ордену пали ниц. Этого следовало ожидать, подумал он и все-таки не смог подавить в себе раздражения. Молодой священник — моложе его, здоровенный серб, только-только посвященный в сан, не справился с чувствами. Слезы текли по его щекам, он запел никейский гимн. Его подхватили остальные. Петриду тоже пришлось опуститься на колени и слушать священные строки.

Но он их не произносил. Нет времени! Неужели они не могут этого понять?

Что же будет? Чтобы отвлечься от молитвенного шепота, он сунул руку за пазуху и нащупал под рубахой кожаный кошель, привязанный к груди. В этом плоском, больно давящем на грудь тайнике лежали предписания, которые помогут ему преодолеть сотни миль путешествия в неизвестность. Двадцать семь листов бумаги. Кошель был надежно прилажен: кожаные ремни врезались в кожу.

Молитва прочитана, священники-ксенопы поднялись с земли. Петрид стоял перед ними, а каждый подходил и с любовью заключал его в объятия. Последним подошел шофер, ближайший друг по братству. Слезы, наполнившие его глаза и заструившиеся по щекам, сказали все, что должно было быть сказано.