Выбраться живым - Наталья Долбенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как это?
– Потому что у Неклюшкина твоего нет такого классного друга, как ты, – они чокнулись бутылками.
– А, подкольнул меня! – по-дружески засмеялся Федоров, хлопая себя по бедрам. Потом посерьезнел. – Ты, случайно, приколами не занимаешься, как раньше? – спросил и оглянулся по сторонам. Романов замотал головой. – Ты помнишь еще девчонку из школы? А? Мне кажется, ты из-за шумихи свалил сюда. Твое имя тоже ходило вместе с ее. Мне тогда все понравилось, а ты? Фьюи! – присвистнул он и мужчины засмеялись, поняв друг друга.
– Женька! – позвала Настя с веранды. – За тобой такси приехало. На поезд опоздаешь. Давай пошевеливайся!
– Скажи мне, – глядя в ее сторону, молвил Федоров подозрительно. – Почему твоя жена хочет выставить твоего лучшего друга?
– Ничего, – подмигнул тот. – Когда сам женишься, узнаешь.
– Ты, Вовик, такой домашний стал, скучный, – укоризненно заметил.
Настя уже подошла и с улыбкой обняла мужа за шею, облокотившись о его плечо.
Федоров откровенно пожирал фигуру женщины взглядом.
– Ну до чего ж хороша! Ей-ей! Просто слюни текут.
Она кокетливо хихикнула.
Федоров помотал со вздохом головой.
– Сейчас уеду в четыре часа. Поглядим, кто у меня в судьбе. Надеюсь, еще лучше Наськи, – и прыснул со смеху.
Успокоившись, посмотрел на Владимира в обнимку с женой, которая на десять лет младше его.
– А ты – бездельник, Володя.
– Я? Почему? Я целый день Наськой занят, а говоришь небо зря копчу. Ха.
– Какой бездельники? – влезла жена. – Только на днях купили домик. Здесь еще все осмотреть надо. К дому полно еще чего покупать придется.
– Еще в магазин не ездили капитально?
– Ты, Женька, должен был нам все купить!
– Я?!
– Да. Ты тут бываешь, ты закупки на свои и делаешь, – Владимир воткнулся лицом в руку жены. – А я со своей Настей побездельничаю.
– Да, – подтвердила она, прижимая голову мужа к себе.
Федоров завистливо замычал.
– Кажись, я завидую вам. И от этого поезд мой с рельсов сойдет.
Супруги усмехнулись над фаталистичностью друга.
– Нет, Женя, кроме твоего толстого маленького папаши, с тобой никакой катастрофы не случится.
Тот отвернулся, глядя на реку.
– Ладно. Пора уходить. Не охота, конечно, – в лице появились следы печали. – На годовщину позвали – спасибо. Не забудьте и на развод позвать, если что.
– Да, да, обязательно, – закивал козырьком бейсболки Владимир, – сплюнь, мы вечно вместе будем.
– Давай, давай, – замахнулась в шутку Настя. – Иди уже.
Друзья привстали, пожали руки, крепко обнялись.
– И с ней? – указал пальцем Федоров.
– Перебьешься, – шутливо-угрожающе буркнул Романов.
– Ладно, потом как-нито.
Все трое направились к дому.
Ветер раздувал деревья, но было все еще тепло. Настины волосы трепались как парус. Она стояла на веранде и набирала номер.
– Алле?
– Здравствуйте.
– Могу я поговорить с доктором Серовой?
– Да. Я вас соединяю.
– Доктор, это Анастасия Романова. Я звоню узнать результаты теста на беременность.
– Да, Настя. Поздравляю. Ваши результаты положительны. Уверена ваш муж очень обрадуется.
Женщина была на седьмом небе от счастья. И стала еще красивей.
– Конечно, мы оба счастливы. Спасибо доктор, – рот не закрывался от радости. Она взглянула вдаль на берег, где рыбачил муж. – Сейчас мчусь, все ему расскажу.
Она повесила трубку и помчалась в обход к берегу. По пути остановилась, прихорашиваясь, перед зеркалом. На нее взглянули счастливые глаза будущей матери.
Грудь высоко вздымалась от радостного волнения. Они оба надеялись стать родителями: Володя очень просил ребенка.
Выбежав на тропинку к мостику, Настя затормозила в растерянности. Володи тут уже не было. Только что видела его с веранды, а теперь нет. Куда он мог запропаститься?
Подбежала ближе. Брошенная удочка. Банка с червями. Ведро для улова. Газета. Но не их хозяин. Никакого следа. Что случилось с ним?
В пустом, черном, слабо освещенном коридоре послышались дерзко стучащие по бетонному полу шаги. Остановились у металлической двери. Белые, с узкими носами на ковбойском каблуке, мужские сапоги ударили по задвижке внизу. В открытое отверстие протиснулся поднос – тарелка с пловом и чашка чая. Сапог хотел уже так же запирать створку как печную, но тут изнутри протиснулась рука и змеей обвила ногу, пыталась ухватится за узкий лакированный носок.
– Постой, друг! – раздалось умоляющее. – Друг, пожалуйста, не запирай дверку, – рука начала отчаянно сопротивляться ноге. – Не запирай! – нога яростно отпихивала. – Сколько вы еще меня продержите взаперти? Три месяца прошло, друг, брат, пожалуйста. Я не могу больше! Скажи, в чем я виноват? В чем вина? Что я сделал, друг? Пожалуйста, пожалуйста! – голос доходил до отчаянного исступленья. – Друг, друг! Пожалуйста! – сапоги уже устали выслушивать очередные вопли. – Сука ты, падла! Открой! Выпусти меня сейчас же! Ты, иди сюда! Сам внутрь, – голос начинал реветь и борзеть. – Ты хочешь драться? Давай! заходи в камеру! Иди дерись со мной, тварь! Козел!.. – сапог пинал створку. – Друг! Ну! Пожалуйста! – створка собралась захлопнуться. Напрягая мускулы, рука вновь ее отдернула. – Ладно, я спокоен. Друг! Ладно, ладно. Прости, извини! – голос начал снижать тон. – Прости, прости, я не буду кричать. Правда. Друг… – нога смягчилась. Створка не стала затворяться. Узник притих, но руку не убрал. – Брат, я простой компьютерщик. У меня маленькая фирмочка. Я никому не перебегал дорогу. Ни с кем не ссорился. Друг, выслушай меня! – узник плача, поперхнулся. – …Пожалуйста… Друг, скажи, что тебе… вам нужно? Что нужно? А? Моя фирма? Берите! Я все отдам, что имею. Деньги? Сколько? Я соберу. Дам, все отдам, друг! Только освободите меня! Пожалуйста, друг… – высунулась вторая рука и молитвенно сложились ладони. – Пожалуйста, открой дверь! Пожалуйста, умоляю! Друг! – последнее слово пошло приглушеннее, ибо нога все-таки захлопнула задвижку наглухо. И маленькое окошечко в двери скрыло узника, который продолжал вопить, умолять за металлической дверью.
Владимир еще раз пихнул ладонями безмолвное железо, лежа на животе. Быстро поднялся и со всей своей медвежьей силой крупного здорового мужика громыхнул по двери.
– Откройте дверь, скоты поганые!
Но все бестолку. И он только безнадежно пинал неподдатливую дверь и повторял одни и те же слова: «Выпустите меня!»
Устав, схватил с пола поднос с едой и швырнул в то же железо.
– И жратву свою поганую заберите!
И снова как раненый зверь бился кулаками и всем телом.
– Откройте дверь!
Невыносимая мысль о заключении давила на виски страшной силой. Казалось, его голова вот-вот разлетится на куски от ужаса, но так не происходило.
Так, в очередной раз, мужчина бился до рева, до одурения, до слабости в мышцах, а потом сползал на пол, беспомощно съеживался и рыдал. И если приподнимался, то вновь ударял слабыми беспомощными руками и тупо повторял одни и те же призывы и мольбы.
Черные стены, черный потолок, черная одежда на нем, и всегда горит мутный, в одну лампочку, свет.
«Если б мне тогда было известно, что так я проведу пятнадцать лет в заточении, то стала бы моя боль от этого меньше или тяжелее?
Приходил новый день и в дверную щель вновь пихали поднос с едой. В безутешном горе я сидел у стены на полу и безучастно взирал на все это.
И приходил новый день. И опять звук задвижки и летящий к моим ногам поднос. И опять в следующий день тоже полетит поднос. И еще. И опять тоже самое. Иногда поднос подпихивала знакомая нога. Я перестал следить за этим.
И я медленно залезал на кровать с подносом. Размазывал по стенкам тарелки жирные рисинки прямо руками. Выбирал морковь. В кучку складывал лук. Куда мне было спешить? Единственное мое развлечение.
На другой раз я складывал в кучку мясные кусочки. И потом считал их. Один. Два. Три. Десять. Сто. Пятьсот…
Я сравнивал их по цвету, по степени зажаристости, по размеру. Придумал типажи кусочков… проклятых!
Всегда равные порции. Всегда четкий состав. Строго по рецепту. Всегда один и тот же вкус… проклятого плова!
И чашка теплого черного чая с сахаром. Никогда не больше сахара и не меньше.
Для разнообразия я ел иногда в углу на полу. Иногда сидя или полулежа на кровати. Иногда кровать служила мне столом и я на коленях перебирал рисинки, считая их. Загадывал желания. Гадал. Если рисинок сегодня четное количество, меня выпустят через три дня. Если нечетное, значит уже сегодня. Но сколько бы их не оказывалось, проходил день и три, а меня не отпускали и никто со мной не разговаривал. И мне иногда становилось жутко тупо от влетающих к моим ногам подносов, словно это происходило каждые пять минут. Видно, остальное время я сидел, уставясь в одну точку, и отключался.