Товарищ Богдан - Борис Раевский

3. Студент

Массивная железная дверь захлопнулась с лязгом, тяжело, как дверь несгораемого шкафа.

Бабушкин огляделся. В новой камере он был не один. На нарах сидел худощавый, болезненный на вид юноша с огромной лохматой шевелюрой и свалявшейся бородой. Парень раскачивался из стороны в сторону, и губы его шевелились, словно он шептал какие-то заклинания или бормотал наизусть стихотворения. Рядом валялась синяя студенческая тужурка.

На Бабушкина он не обратил никакого внимания, даже не поднял головы.

В камере было грязно, пол не подметен, на нарах разбросаны дырявые, скомканные носки, носовые платки, одеяло сползло на пол.

Бабушкин, ни слова не говоря, снял пиджак, стал подметать.

Лохматый парень по-прежнему сидел на нарах, раскачивался и что-то бормотал.

"Молится? - подумал Бабушкин. - Или больной?"

Попросил у надзирателя ведро воды, тряпку и стал мыть щербатый каменный пол.

Студент поднял взлохмаченную голову, несколько минут удивленно наблюдал за Бабушкиным. Ехидно спросил:

- Выслужиться хотите? Заработать благодарность от начальника тюрьмы?

Иван Васильевич пропустил мимо ушей злую иронию студента.

- Жить надо по-человечески! Всегда и везде, - спокойно ответил он, продолжая мыть пол.

Два дня заключенные почти не говорили друг с другом. Бабушкин недоверчиво приглядывался к лохматому студенту. Не шпик ли, нарочно подсунутый охранкой к нему в камеру? Хотя... Такого чудного вряд ли станут подсаживать.

- Кто вы? - однажды спросил Бабушкин студента. - За что сидите?

- Исай Горовиц, - студент шутливо щелкнул каблуками. - Задержан за участие в манифестации.

- Горовиц? - недоверчиво переспросил Бабушкин. - А у вас сестры нет?

- Как же! Есть! Она сама недавно из тюрьмы.

- А как ее зовут? - все так же недоверчиво продолжал допрашивать Бабушкин.

Он знал подпольщицу Густу Горовиц. Когда-то они вместе работали в Екатеринославе.

- Сестру зовут Густа Сергеевна, - ответил студент.

"Так", - подумал Бабушкин.

Все как-то очень гладко сходилось. Это настораживало. Бабушкин пристально, в упор поглядел в глаза студенту. Стал дотошно расспрашивать: какая из себя Густа, как ходит, как говорит.

- Экзамен! - засмеялся студент. - Пожалуйста! Не возражаю!

Он подробно описал наружность сестры, сказал, что у нее привычка: когда слушает, барабанит ногтями по столу.

- А какое ее любимое словечко?

- "Принципиально"! - усмехнулся студент. - У Густы все "принципиально". По-моему, она даже воздухом дышит "принципиально".

Все было правильно. Бабушкин обрадовался.

- Надо передать ей записку.

- А как? Сквозь стену?

Бабушкин не ответил. Постучал кулаком в железную дверь.

- Ну? - заглянул в "глазок" надзиратель. - Чего буянишь?

- Послушай, старина, - сказал Бабушкин. - Хочешь заработать?

- Это смотря как...

- Да очень просто: передай записочку. Вот его сестре.

- Это смотря чего в записочке. Ежели про политику - и не заикайся.

- Какая тут политика?! - воскликнул Бабушкин.

Протянул тюремщику клочок бумаги. Всего несколько слов.

"Мы живы, здоровы. Горовиц. Бабушкин".

- Ну, живы-здоровы - это ладно, - сказал надзиратель.

С тех пор Иван Васильевич стал подолгу беседовать со студентом. Бабушкин узнал, что Горовиц - совсем еще неопытный, "зеленый" новичок, впервые принявший участие в студенческих "беспорядках".

- Хотите бежать? - однажды неожиданно спросил он студента.

- Что вы, что вы! Как отсюда убежишь? Невозможно!

Бабушкин улыбнулся:

- Один умный человек меня учил: нет таких тюрем, из которых нельзя бежать. Нужно лишь желание, настоящее желание!

На всякий случай он не сказал, кто этот умный человек. Прикрыл глаза, и память тотчас вырвала из темноты высокий лоб, чуть прищуренные глаза, острую бородку. Как давно он не видел "Николая Петровича"! И сколько еще не увидит?!

Да, надо обязательно бежать. И пробраться за границу, к Ленину. Не такое сейчас время, чтоб рассиживать в тюрьмах! У партии каждый человек на счету. Бежать. Непременно!

- Нужно лишь настоящее желание, - повторил Бабушкин.

Он с нетерпением ждал ответа от Густы Горовиц.

Вскоре узникам передали записку. В ней была всего одна фраза:

"Добейтесь разрешения на передачи".

Бабушкин ликовал.

- Строчите нижайшую просьбу начальнику полицейского участка, - весело сказал он студенту. - Я бы сам написал, да у меня здесь родных нет. А впрочем, мне бы все одно не разрешили.

Через два дня Горовицу сообщили распоряжение начальника:

"Дозволяется получение питательных предметов, как-то: колбасы, сала, хлеба; а также подушки, штанов и исподнего. До выдачи заключенному означенных вещей производить тщательный досмотр".

4. Невеста

Спустя несколько дней надзиратель, отворив в двери железную "форточку", через которую узникам передавали пищу, сказал:

- Горовиц! Готовьсь к свиданью! Невеста пожаловала.

- Невеста? - изумленно воскликнул Исай. - Какая?

Бабушкин, крепко стиснув ему локоть, шепнул:

- Молчите...

- Какая! - передразнил надзиратель. - Обнаковенная. Видать, соскучилась...

Форточка со скрежетом захлопнулась.

- Это недоразумение! - сказал Бабушкину студент. - У меня нет никакой невесты. И никогда не было!

- А теперь будет! - усмехнулся Бабушкин.

Он усадил взволнованного студента на табурет.

- Эту девушку, очевидно, направил комитет партии, - сказал Иван Васильевич. - Вероятно, на воле хотят установить с нами прочную, постоянную связь. И передачу "невеста", наверно, принесла...

- Но почему обязательно "невеста"? - раздраженно воскликнул Исай, вскочив с табурета. - Могла бы эта женщина назваться тетей, сестрой. Ну, на худой конец - племянницей! "Невеста"! Выдумают тоже! Ведь на свидании присутствует надзиратель. А с невестой любезничать надо! Чувства проявлять! Нет, не могу!

Он бросился на нары и отвернулся к стене.

- Успокойтесь, Исай, - сказал Бабушкин. - Комитет поступил правильно. Выдать себя за вашу тетю или сестру эта девушка не могла. По паспорту и другим документам тюремщики сразу обнаружили бы обман. А невестой любая девушка может быть. Не придерешься!

- Но как же я буду беседовать с моей горячо любимой "невестой"? Ведь даже имени ее не знаю! - схватился за голову Исай. - Позову: "Таня"! А она вовсе Маня! Надзиратель сразу поймет: дело нечисто.

- Ничего, - успокоил Бабушкин. - Называйте ее почаще "милая", "дорогая", а по имени не зовите...

Исай лег на нары. Так, молча, пролежал несколько минут. Бабушкин исподтишка наблюдал за ним. Кажется, успокоился. Вот и хорошо!

Но вдруг студент вскочил.

- Все равно не пойду! А если в комнате для свиданий окажутся две женщины? - нервно выкрикнул он. - Одна - ко мне, а другая - еще к кому-нибудь. К какой же мне обратиться? Кошмар! Жених перепутал свою невесту! Нет, не пойду!

- Спокойней, юноша, - сказал Бабушкин. - Надо схитрить. Когда вас введут в комнату, вы так у порога и стойте. Вперед не идите. Если там окажутся две женщины, то ваша "невеста" сообразит и даст вам какой-нибудь знак. Чтоб вы ее с чужой не перепутали. Все будет отлично!

Исай постепенно успокоился.

Вскоре надзиратель провел его в тюремную канцелярию. Исая предупредили: свидание дается на двадцать минут, говорить можно только на личные, семейные темы.

"Хоть бы там оказалась только одна женщина! Только бы одна!" - не слушая тюремщика, мысленно твердил Исай.

- О политике беседовать запрещено, - строго сказал тюремщик и повел Исая в комнату для свиданий.

"Хоть бы одна! Одна!" - на ходу повторял про себя Исай.

Как и договорились с Бабушкиным, он, войдя, стал на пороге.

Комната была большая, почти зал. Посреди, от пола до потолка, - две решетки. Между ними - узкий коридор, по которому неторопливо прогуливался тюремщик.

К счастью, во второй половине комнаты оказалась лишь одна девушка. И, видимо, неглупая и решительная. Когда Исая ввели, она сидела на скамье, отделенная от него двумя решетками. Смущенный студент не успел еще даже толком разглядеть ее, как девушка вдруг вскрикнула, бросилась к решетке, вцепилась в нее обеими руками:

- Исай, милый, как ты похудел! И оброс весь!..

Это и была "невеста".

- Не волнуйся, я вполне здоров, - пробормотал студент, хотя ему было очень неловко обращаться на ты к незнакомке.

Помня совет Бабушкина, он, правда с запинкой, даже прибавил:

- Дорогая...

Понемногу успокаиваясь, он разглядел "невесту": невысокая, миловидная, с длинной русой косой. Она тоже волновалась, но это выглядело ничуть не подозрительно: ведь так долго не видала "жениха"!

Между решеток, заложив руки за спину, важно прогуливался тюремщик. Он слышал каждое слово.

"А о чем говорить-то? С невестой?" - подумал Исай.

В самом деле: о чем беседовать с человеком, которого видишь впервые в жизни?

"И молчать неловко, - нервничал Исай. - Вот так жених! Как пень!"