Верочка и Анечка - Вера Кашканова

Радость

Все страхи и муки ожидания родов и самих родов уже позади. Я в послеродовой палате, палата большая, рядом ещё восемь женщин. И всех нас связывает одно — сегодня каждая из нас стала мамой. Как долго я ждала этого!

А вот и записка от мужа: «Веронька! Поздравляю! Прыгаю от счастья! Молодец! Я представляю! Родить такую дочь! «Дочка» даже язык не поворачивается. Дочь. Ты родила в 5.35. 4100! Целую тебя и Анютку! Люблю вас обеих!»

И я плачу от счастья! Мы ждали этого дня, мы так хотели нашего ребенка, мы вместе преодолевали трудности, возникавшие на нашем пути, чтобы однажды понять: теперь мы не просто муж и жена. С этого дня такие простые, знакомые по первым строкам букваря любому малышу два слова «мама и папа» на долгие годы объединят нас с дочуркой в удивительно теплое и нежное слово «семья». Мы ещё сильнее будем любить и ценить друг друга.

Теперь у нас есть наша Анютка, именно это имя выбрал папа для своей дочери. Это правильно, когда имя малышу дает его отец.

Те теплые чувства, которые испытывает мама к своему ребенку ещё до его рождения, усиливаются с приходом удивительного природного таинства — материнства. Любая женщина, впервые прикладывающая дитя к своей груди, поймет меня — это чувство невозможно ни описать, ни сравнить с чем-либо другим. Невидимая ниточка родства становится настолько прочной, что никаким силам не разорвать её.

С папами все несколько сложнее. Первый ребенок для них — это как подарок, упавший с небес, неожиданно требующий так много внимания, ласки и заботы. Большинство пап относятся к первенцу, как к живой кукле, а чувство истинного родства наступает позже, когда на папиных глазах эта кукла постепенно превращается в полноценного человека, с которым можно общаться, играть, читать ему книжки, учить разным премудростям жизни. И когда имя ребенку дает отец, это чувство наступает существенно раньше.

У нас все так и было. Ещё до замужества мой тогда еще жених предложил имена, которыми он хотел бы назвать своих детей — Анна и Кирилл. Я с радостью согласилась. И теперь я уверена, что папа будет любить свою Аннушку ничуть не меньше меня. И потом, Анна такое замечательное имя. Так зовут мою маму, так звали прабабушку моего мужа. А сколько нежных и ласковых вариантов дарит нам это имя: Аннушка, Анечка, Анюта, Анютик, ведь даже Анька и Анютка звучат не грубо, как у производных большинства имен, а как-то озорно и игриво. Спасибо моему любимому мужу за такое прекрасное имя для дочери!

Тревога

Так хочется побыстрее увидеть нашу Анютку! В родзале я была так сильно утомлена после родов, что толком не успела ничего разглядеть. Запомнились только пухленькие ручки, вздернутый носик и губки бантиком. С нетерпением жду, когда дочурку принесут на кормление. Так хочется прильнуть к этому теплому, пахнущему молочком и ещё чем-то очень родным комочку! Говорят, что после первого прикладывания к груди, чувство материнства усиливается в тысячи раз. А я уже сейчас всем сердцем, всей душой люблю и обожаю свою малышку!

Но время идет, а Анечку не приносят. Вдруг что-то случилось!? От страха и тревоги сердце сжимается в булавочную головку, озноб пробегает по всему телу, кровь в висках стучит так сильно, что думать о хорошем уже не получается.

В унисон моим нерадостным мыслям, природа преподносит свой неприятный сюрприз. Ещё вчера, так ласково светившее солнце, сегодня даже не показалось из огромной серой тучи. Лишь мелкий моросящий, будто осенний, дождь монотонно стучит по подоконнику. Зябко, уныло, серо на улице и в моей душе.

Жду с нетерпением детского врача в надежде, что он прояснит ситуацию. Время тянется невыносимо долго, минута превращается в час, а час по продолжительности сравним с сутками. Наконец в палату заходит врач. По взгляду пытаюсь понять, что за новости она нам принесла. Доктор рассказывает каждой мамочке о состоянии её ребенка. Доходит очередь до меня, и я замечаю, что от напряженного ожидания вся покрылась холодным липким потом…

Слава Богу! Все хорошо, малышка здорова. Но кормить пока нельзя из-за того, что у нас несовместимость по резус-фактору. Не будь я будущим педиатром, я, наверное, удивилась бы, разве может быть несовместимость у мамы с её родным ребенком? Но сейчас мне известно, что даже такое может случиться. Просто, у меня в крови резус-фактора нет вообще, а Анечке он передался от папы. И если в моем молоке есть антитела к резус-фактору, накопившиеся за время беременности, то они, попав в крошечный организм, могут разрушить эритроциты в крови малышки. Возникнет так называемая гемолитическая болезнь новорожденного, когда кровь, несущая жизнь к крошечным органам, превращается в яд. Догадайтесь, какие могут быть последствия!

Надо дождаться результата анализа молока, а это не раньше, чем через три дня. Ещё три дня не увижу своего Анютика! Но ради её здоровья, я готова пережить все, в том числе и эту затянувшуюся разлуку. С завистью смотрю, как остальным мамочкам, лежащим в палате, каждые три часа приносят их чудо-чад, и мамы часами разглядывают своих малюток, разговаривают с ними.

Решаюсь на отчаянный шаг. Поднимаюсь с постели и, превозмогая боль, слабость и головокружение, иду в детское отделение, ну очень хочется хоть одним глазком взглянуть на доченьку! Грозная цепная медсестра, увидев меня, бросается к двери, словно на амбразуру вражеского дзота, и своим грузным телом загораживает мне дорогу:

— Не положено!

— Как не положено? Кем? Я ведь только посмотреть!

— Кормить принесут, посмотришь!

Все мои невразумительные попытки объяснить, что я студентка, будущий медик, почти коллега, безуспешны. Со слезами на глазах возвращаюсь в свою палату, женщины успокаивают, а я думаю: кто же придумал такую неправильную систему, когда после рождения ребенка, его немедленно уносят от мамы, будто мы в чем-то провинились и нас пытаются немедленно отгородить от наших, рожденных нами же в муках малюток? В каждом учебнике написано, что после рождения ребенок непременно должен оставаться рядом с мамой. Долгих девять месяцев мы