Фиалки в марте - Сара Джио

— Семь целых две десятых, — деловито сообщила подруга.

Я кивнула. Мы с Джоэлом были женаты шесть лет и две недели.

— Тебе нужно найти Трента.

— Терпеть не могу это имя! — недовольно нахмурилась я.

— Ладно, тогда ищи Эдуарда или Билла… нет, лучше Брюса. Эти имена гарантируют долгое супружество.

— Прекрасно, может, сводишь меня в дом престарелых, чтобы определиться с выбором?

Аннабель — высокая, стройная и красивая шатенка в стиле Джулии Робертс: с длинными волнистыми волосами, белой, словно фарфоровой, кожей и выразительными темными глазами. Ей тридцать три, но она ни разу не была замужем. По словам Анни, всему виной джаз — не нашлось ни одного мужчины, кто смог разделить ее любовь к Майлзу Дэвису и Херби Хэнкоку[1].

Аннабель махнула официанту и попросила принести еще два мартини. Официант забрал мой пустой бокал, оставив на конверте мокрое пятно в виде круга.

— Пора, — мягко произнесла подруга.

Дрожащими руками я вытащила из конверта пачку бумаг в полдюйма толщиной. На трех страницах розовели яркие стикеры: мой адвокат отметил, где нужно подписывать. У меня перехватило горло, когда я достала из сумочки ручку и поставила свое имя на всех трех страницах. Эмили Уилсон, с удлиненной буквой «и» и отчетливой «н» — так я подписываюсь еще со школы. Нацарапала дату, 28 февраля 2005 года, день, когда наш брак прекратил существование.

— Хорошая девочка, — похвалила Анни, пододвигая ко мне мартини. — Ну что, напишешь про Джоэла?

Она, как и все остальные мои знакомые, считала, что раз уж я писательница, то лучшей местью Джоэлу был бы роман с завуалированным описанием наших взаимоотношений.

— Закрути вокруг него все действие, только поменяй имя. Назови его, скажем, Джо и сделай полным придурком.

Она хихикнула, чуть не подавившись.

— Нет, придурком с эректильной дисфункцией.

Увы, даже если бы я и захотела отомстить Джоэлу и написать про него роман, ничего бы толком не вышло. В редких случаях, когда мне удавалось выразить свои мысли на бумаге, вся писанина получалась на редкость заурядной. И это чистая правда, потому что последние восемь лет я каждый день садилась за письменный стол и тупо глядела в пустой экран монитора. Иногда я вымучивала хорошую строчку или пару страниц, но дальше дело не шло. Застревала намертво. Мой психотерапевт Бонни назвала это состояние клиническим писательским кризисом. Моя муза заболела, и прогноз выглядел неутешительно.

Восемь лет назад я написала роман-бестселлер. Тогда я была на вершине счастья. Стройная — не то чтобы сейчас я растолстела (ну ладно, может, совсем чуть-чуть, в бедрах)! — и в списке лучших книг по версии «Нью-Йорк таймс». Если бы у этой газеты существовал список лучших жизней, туда бы я тоже попала.

Когда вышла моя книга «Призвание Али Ларсон», агент убедила меня взяться за продолжение. «Читатели хотят знать, что будет дальше!» — говорила она. А издатель предложил удвоить аванс за вторую книгу. К сожалению, как я ни старалась, ничего не получалось. Мне было нечего сказать. Со временем агент перестала звонить, издатели уже не интересовались, а читатели устали ждать. О том, что прошлая жизнь была не вымыслом, свидетельствовали только чеки на выплату авторских — время от времени я находила их в почте, да письмо от слегка чокнутого читателя по имени Лестер Маккейн, который влюбился в Али, главную героиню моей книги.

Банкет в честь выхода романа устроили в отеле «Мэдисон-парк», и я до сих пор помню то чувство небывалого подъема, когда ко мне подошел Джоэл. Он был на фуршете в соседнем зале и увидел меня в дверях. На мне тогда было потрясающее черное платье-бюстье от Бетси Джонсон, последний крик моды. Я потратила на него кучу денег, но оно того стоило.

Джоэл сразу взял быка за рога и сказал, что я великолепно выгляжу, и только потом представился. Помню, как мне польстили его слова. Я могла бы предположить, что он всегда так знакомится с девушками, и, скорее всего, оказалась бы права, но тогда было очень приятно.

За несколько месяцев до этого журнал «Джи-кью» напечатал на целый разворот список самых завидных женихов Америки — нет, не тот, в котором каждые два года фигурирует Джордж Клуни, а список, куда входят обыкновенные люди, например, зубной врач из Пенсильвании, учитель из Детройта и, да, юрист из Нью-Йорка, Джоэл. Он попал в первую десятку. И я его подцепила. А теперь вот потеряла.

— Эмили, очнись!

Аннабель махала рукой перед моим лицом. Я вздрогнула, пришла в себя и покачала головой.

— Ой, извини. Нет, только не о Джоэле. — Я сложила бумаги в конверт и сунула в сумку. — Это будет совсем другая история, не похожая на то, что я делала раньше. Если, конечно, я вновь начну писать.

— А как же продолжение последней книги? Ты не закончишь? — недоуменно спросила Аннабель.

— Нет, — ответила я, комкая бумажную салфетку.

— Почему?

Я вздохнула.

— Не могу. Никак не заставлю себя накропать восемьдесят пять тысяч слов посредственного текста, даже за деньги. Даже представив тысячи людей, которые в отпуске читают мою книгу. Нет, если я еще что-нибудь напишу, то совершенно в другом стиле.

Аннабель явно едва сдержалась, чтобы не захлопать в ладоши.

— Похоже, ты нашла выход!

— Ничего подобного.

— Конечно! Давай-ка проанализируем. — Она сжала руки. — Ты сказала, что хочешь написать совершенно другую историю, но, по-моему, ты считаешь, что не вложила всю душу в последнюю книгу.

Я пожала плечами.

— Ну да, наверное.

Аннабель достала из бокала мартини оливку и сунула в рот.

— А почему бы тебе не написать о том, что тебе действительно интересно? Скажем, о месте или о человеке, которые тебя вдохновляют?

— Все писатели так и делают. По крайней мере, пытаются.

Аннабель отогнала официанта взглядом, в котором читалось: «Все хорошо, нет, счет пока не нужен», и перевела горящий взор на меня.

— А ты? То есть ты написала потрясающую книгу, честно, но было ли в ней что-то от тебя самой?

Анни права. Роман получился что надо, бестселлер, над которым можно поплакать. Только почему я не горжусь этой книгой? Не чувствую с ней связи.

— Я знаю тебя много лет и уверена, что сюжет не имеет никакого отношения к твоей жизни.

Ну да. В моей жизни не происходило ничего такого, о чем можно было бы написать. Я подумала о родителях, бабушках, дедушках и покачала головой.

— В этом-то и проблема. У других писателей куча материала для вдохновения — плохие матери, насилие, трудное детство, а я всегда вела довольно скучную жизнь. Ни тебе смертей, ни травмирующего опыта. Даже питомцы не умирали. Маминому коту Оскару двадцать два года. Мне нечего сказать, я уже об этом думала.