Пассажир без билета - Александр Аронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой-та-ри-ра-ра! — вторил Паташон, продолжая нещадно колотить в тарелки.
Зрители дружно захохотали и захлопали. Никто и не заметил, когда артисты успели занять места на скамейке. Панич очень рассердился на клоунов:
— Будьте любезны, не поднимайте шума! Эти места не для вас! Эти места для публики!
— У нас сегодня выходной! Мы сегодня публика! — закричали артисты. — Значит, это наши места!
— А билеты у вас есть?
— Мы их отдали билетеру у входа!
— Сейчас узнаю! — строго сказал Панич и скрылся с эстрады.
Артисты растерялись.
— Ребята! — обратился Пат к Левке и Мише Кацу. — Одолжите нам, пожалуйста, свои билеты. Мы их предъявим и тут же вернем!
Едва ребята успели вручить билеты, как вернулся Панич.
— Никаких билетов вы контролеру не отдавали!
— Прошу не оскорблять! Вот наши билеты!
Панич извинился перед артистами, убедившись, что все в порядке.
— Ну, а если бы у нас билетов не было? — спросил Пат.
— Тогда бы я вас за шиворот и вон!
Пат и Паташон уставились на Левку и Мишу Каца и начали хохотать. За ними весь зал. А Левка и Миша Кац громче всех.
— А ну-ка, проверьте билеты у этих ребят! — хором закричали Пат и Паташон и побежали на сцену. Панич с извинениями вернул билеты ребятам и тоже поднялся на эстраду.
— Я продемонстрирую факирский номер под названием «Человек-аквариум» или «Человек-фонтан!» — объявил он.
Вынесли аквариум с лягушками и рыбками, ведро и поднос со стаканами. У ног баяниста поставили большое корыто. Панич зачерпнул стакан воды и выпил его залпом. За ним — второй, третий, десятый... Ребята не верили своим глазам, удивленно глядели на Панича, который все пил и пил воду.
Зал хором считал количество выпитых стаканов:
— Двадцать девять... Тридцать...
— В первый раз такой номер вижу, — сказал Миша Кац, — тридцать девять... сорок... Только от отца слышал...
Панич пил стакан за стаканом. Потом вставил в рот какую-то трубочку и выпустил через нее три высоких фонтана. Вставил новую — выпустил четыре. Новую — пять!
Артист подошел к аквариуму.
— Какой ужас! — брезгливо сказал за спиной Левки чистенький старичок. — Неужели и лягушек будет брать в рот? Это же негигиенично!
Старичок угадал. Артист глотал лягушек и выплевывал их в корыто, предварительно вежливо осведомившись у зрителей:
— Как пожелаете, товарищи? Чтобы лягушки выходили изо рта вперед головками или задними лапками?
В заключение номера Панич пил какую-то желтоватую, маслянистую жидкость, поджигал щепочку, прыскал на нее точно так, как делают хозяйки во время глаженья, и изо рта извергалось пламя.
— Неужели керосин? — удивился Васильев.
— Не может быть. Тут какой-то фокус! — сказал Левка.
— Какой фокус? Не чувствуешь разве? — пошевелил ноздрями Миша Кац. — Мне отец про такие номера рассказывал! Артисты так и называются: «керосинщиками».
Закончив номер, Панич объявил:
— Знаменитый атлет Ян Дойнов продемонстрирует упражнения с гирями и красоту фигуры!
Дойнов оказался тем самым силачом в ядовито-зеленой шляпе и белой майке, что сидел в кассе. Сейчас он был в одних трусах.
— Демонстрируются мышцы! — объявил Панич после того, как Дойнов пожонглировал гирями и штангами. — Бицепсы и трицепсы!
Атлет заложил руки назад за спину, сжав кисти вместе. На руках проступили могучие мускулы. Потом, положив руки на голову, согнув локти, Дойнов заиграл мышцами.
— Вот это сила! — завопили детдомовцы.
— Знаменитый танец «Ойра-ойра»! — объявил Панич.
Под кожей Дойнова в такт музыке заплясали мышцы.
— Для следующего трюка попрошу на сцену нескольких желающих! — пригласил Панич.
Левка и Миша Кац выскочили первыми. На эстраду выкатили легкую двухколесную тачку с одной оглоблей, к концу которой была прибита небольшая рейка.
— «Римская колесница»! — объяснил Панич. — Прошу усаживаться!
В тачку забрались человек двенадцать. Атлет повернулся к «колеснице» спиной, развел в сторону лопатки и захватил ими рейку. Громко задышав, он двинулся вперед и прокатил колесницу по сцене несколько кругов.
Зрители зааплодировали так, что Паничу с трудом удалось объявить антракт.
— Вот это силач! — восторгались детдомовцы, гуляя по саду. — Скорее бы борьба начиналась! Конечно, Дойнов всех уложит!
На одной из аллей громко возмущался чистенький старичок:
— Это же «дикая» бригада! Жульничество! Частная антреприза! В наше время! Самозванцы! Халтурщики! А номер с лягушками? Антисанитария! Тьфу!
— Чего же вы не ушли? — спросил старичка Миша Кац.
— Как же я уйду, не посмотрев борьбы, хлопчик? — рассмеялся вдруг старичок. — Знаю, что это липа, лавочка, а все равно каждый день ходить буду! Обожаю борьбу!
После третьего звонка ребята вернулись на свои места.
— Начинаем открытие чемпионата французской борьбы, организованного мною для борцов-профессионалов всех категорий! — объявил здоровенный толстяк в косоворотке. — Парад-алле! Маэстро, марш, прошу!
Панич заиграл «Марш гладиаторов». Неторопливой походкой, чуть вразвалку выходили борцы. Кто в линялых трусах, кто в поношенных трико разных цветов, с наколенниками на ногах. Описав круг, борцы выстроились в ряд, безразлично рассматривая зрителей. Самым красивым и молодым среди них был Дойнов. Но на арену его вызвали последним. Арбитр объявил:
— Вызываю на ковер премированного борца-геркулеса Яна Дойнова-Донца, ловкого, как рысь, гибкого, как змея, в весе ста шести килограммов, и непобедимого колосса Хаджи Мурата-второго, неоднократного победителя чемпионатов французской борьбы, мастера ураганного темпа, в весе ста пятидесяти килограммов.
В зале оживленно загудели:
— Слон!
— Бегемот!
— Туша!
— Гора!
Это была, конечно, самая интересная схватка. Дойнов блестяще владел техникой: вертелся вьюном, стоял на голове, пируэтами уходил от партнера. Лучше всего у него получались «мосты». Лысый, большеголовый Хаджи Мурат-второй, вызывая всеобщую ярость зрителей, ставил подножки, мучил «двойными нельсонами», зажимал Дойнову рот, нос, кусал его за ногу, бил с размаху по шее — отпускал «макароны» — пыхтел и рычал, как зверь.
— Есть! — наконец торжествующе пробасил Хаджи Мурат-второй и, хрипло, зловеще захохотав, уложил Дойнова на лопатки.
— Неправильно! За ковром! Не считается! — ревели зрители.
Арбитр пошел совещаться с судейской коллегией. Они долго о чем-то спорили. Арбитр вернулся и объявил решение:
— За время схватки борцы к фактическому результату не пришли! Однако, по существующим для данного матча правилам, жюри считает возможным победу засчитать Хаджи Мурату-второму, как проявившему большую инициативу! Правильно!
— Неправильно! Долой Хаджи Мурата-второго! Сапожники! — завопили зрители.
Дойнов неожиданно поднял руку, и все стихло:
— Прошу реванш!
— Реванш! Реванш! — закричали зрители.
После долгого совещания с членами жюри арбитр объявил:
— Решительная схватка без ограничения времени между Дойновым и Хаджи Муратом-вторым разрешается! Завтра пара будет бороться снова.
Зал заревел от восторга. Арбитр объявил состав пар, и борьба закончилась.
— Каждый день будем ходить! Любыми способами прорываться! — произнес разгоряченный, счастливый Левка, подходя к детдому.
Глава II
Счастливый день
Две недели спустя Левка, Сабина и Миша Кац возвращались с прогулки в детдом. Палило солнце. Они шли босиком, вздымая клубы пыли.
— Неужели и сегодня пойдете на борьбу? — спросила Сабина. — Неужели не надоело?
— Неужели пропустим? — сказал Левка. — Финальные схватки! Четыре пары! Без ограничения времени! До окончательного результата! Удивляюсь, как тебе борьба не нравится!
— А что хорошего?
— А что хорошего? — переспросил Левка и завопил: — Смотри! Эй ты, презренная «подкладка», Железная Маска, борец Кац Мурат-третий!
— Что, трусливое животное, Красная Маска, борец Осинский?
— Я, чемпион детдома Уральского, в весе двухсот семидесяти килограммов, вызываю тебя, Фому Неверующего, на «буревую» схватку!
— Я, чемпион мира и его окрестностей, в весе тысячи пудов, принимаю твой вызов!
Друзья покатились по траве. Мгновенно уложив Мишу Каца на лопатки, Левка поставил на его хилую грудь ногу и закричал, совсем как арбитр:
— На первой секунде, приемом «тур-де-бра» — броском через плечо — победил атлет-геркулес Осинский! Правильно!
Сабина громко смеялась.
В детдоме их встретили возбужденные ребята.
— Левка! Где ты пропадал? Тебя Донец ищет!
— Дойнов? — страшно удивился Левка. — Зачем?
— Он приходил в детдом, — перебивая друг друга, рассказывали ребята, — хочет кого-нибудь усыновить!
— Как так — усыновить?
— Ему пацан нужен для номера. Такой, чтобы гнуться мог. Мы ему про тебя рассказали, как ты стойки жмешь. И про Сабинку, как она танцует. Пошли скорей!