Спи со мной. Грёзы - Натали Стердам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я помогла ему, впервые использовав свой то ли дар, то ли проклятие ради другого человека. Обычно в чужие сны меня приводит примитивное желание переспать в воображаемой реальности с симпатичным и более чем настоящим парнем, с которым я познакомилась на вечеринке или на улице. Декорации при этом могут быть любыми: джунгли Амазонии, Букингемский дворец, площадь Святого Петра в Риме. Да хоть затерянная в океане Атлантида – никаких ограничений. Воспоминания о таком сне можно стереть, а можно позволить счастливчику запомнить весь процесс в мельчайших деталях, чтобы пощекотать нервишки при следующей встрече. Очень удобно, если ты – остро реагирующий на физический контакт интроверт со здоровым либидо: не надо ходить на бесконечные свидания, отвечать на одни и те же вопросы, переживать, если парень пропал после первого секса. К тому же иллюзия обеспечивает стопроцентную защиту от ЗППП. С какой стороны ни посмотри, сплошные плюсы.
Если говорить о ситуации с Олавом, то проникнуть в сон главного министра здравоохранения и убедить в том, что квота незамедлительно должна быть выделена двенадцатилетнему Андреасу Линдбергу, оказалось совсем несложно. Стоило всего лишь предстать перед министром в образе ангела, передающего волю небес. В ту ночь я узнала две вещи. Первая: некоторые государственные чиновники искренне верят в бога. Вторая: нимб мне к лицу.
– Я рада, что Андреасу лучше. Как проходит реабилитация?
На лице Олава появляется счастливая улыбка, и я, не сдержавшись, улыбаюсь в ответ: даже самые суровые мужчины преображаются, когда речь идет о семье.
– Знаешь, переезд в Неаполь был отличной идеей. Климат намного лучше, чем в Осло, теплое море в получасе езды на машине. Единственное, чего мне не хватает в Италии – моих любимых лакриц.
Олав тяжело вздыхает. Я наклоняюсь к нему и громко шепчу:
– Старушка Ли привезла кое-что своему любимому мастеру…
– Да ладно?! – Он опять отрывается от моей руки и смеется. – Ли, ты просто ангел!
В голове всплывают большие белые крылья, к которым я никак не могла привыкнуть, и ошалевшее лицо министра напротив. Ох, Олав, ты даже не представляешь, насколько ты прав.
Неожиданно по радио звучит песня, которую я никогда не слышала. Она кажется такой знакомой, будто я сама написала ее – написала и забыла. Меня не покидает ощущение, что повторяющаяся рефреном мелодия – это переложенный на музыку ритм моего собственного сердца. Она так прекрасна, что я закрываю глаза в попытке прочувствовать глубже каждую ноту, каждую рифму. Слушая сильный мужской голос с легкой хрипотцой, я вдруг вспоминаю отца и странную колыбельную, которую он сочинил для меня.
Если спишь ты крепко-крепко,
Не пугайся, моя детка,
Не кричи, не плачь, не бойся,
Успокойся, успокойся…
Баю-баюшки, мой свет,
Расскажу тебе секрет.
Когда станет очень страшно,
Ты запомни, это важно,
Ключ всегда откроет дверь
Только, главное, поверь.
Баю-баюшки, мой свет,
Расскажу тебе секрет…
Мне становится мучительно больно… Как всегда, когда я думаю о нем. Отец пропал, едва мне исполнилось шесть. Я ненавидела его, уверенная в том, что он бросил нас специально. Наверное, именно его исчезновение послужило спусковым крючком для последующей депрессии и разгоревшегося внутри протеста против целого мира.
После знакомства с Олавом я не сразу нашла в себе силы рассказать о том, что произошло, но он понял меня и дал надежду, которая помогла выбраться из тьмы: «А что, если твой отец оставил вас не по своей воле?» Завязав с наркотиками, я начала искать его… и продолжаю до сих пор. Мама качает головой. Она не верит, что он найдется. Олав считает, что шансы есть. Что насчет меня? Я уже запуталась, но почему-то не хочу сдаваться и прекращать поиски.
Песня заканчивается. Я открываю глаза. Олав проводит последнюю линию. У него получилось. С любовью разглядываю круглые очки, острый нос, узкие губы.
– И все-таки, Ли, почему Джон?2 – спрашивает он, протирая свежую татуировку.
Рассеянно пожимаю плечами.
– Потому что Джон, а не Пол написал «Сон номер девять».
– Это, конечно, причина, – хмыкает мой добродушный рыжий друг.
– Если этого мало, то именно он, а не Маккартни, первым признал, что все наше общество – это погоня безумных людей за безумными целями, – парирую я.
– Уоу-уоу-уоу, не горячись, малышка Хансен, мы с тобой в одном лагере. – Заговорщицки подмигивает Олав. – Кстати, мои друзья сегодня собираются в одном небольшом семейном ресторанчике, который славится своей кухней. Присоединяйся, я приглашаю.
Воображение рисует огромную тарелку щедро приправленной сыром пасты, красное сухое прямо с виноградников у подножия Везувия и рокового итальянского красавца, с которым я встречусь той же ночью… Во сне. Соблазн забыть обо всем под покровом южной ночи велик, но утром меня ждет самолет в Осло и тысяча снимков из Танжера, которые необходимо разобрать до завтрашнего вечера.
Олав замечает мои сомнения и произносит единственную фразу, способную повлиять на мое решение.
– Ли, я закажу тебе лучшую пиццу в Неаполе.
– Ты победил, викинг, – я капитулирую, подняв руки ладонями вверх, – но я не переступлю порог ресторана, если ты не пообещаешь мне еще и моцареллу.
***
Если бы я писала книгу об Италии, то назвала бы ее «Двадцать семь градусов после заката». В июле раскаленный асфальт лишь немного остывает к вечеру, а горячий воздух вызывает только одно, весьма бесстыдное желание – раздеться и упасть на белоснежные простыни. Подобно страстному любовнику, Неаполь норовит довести до изнеможения, соленых капелек пота над верхней губой, отброшенного в сторону белья и оставленных там же предрассудков.
К моменту, когда мы заходим в ресторан, за один порыв прохладного ветра я готова молиться всем скандинавским богам вместе взятым. И как Олав живет здесь? Несмотря на вкусную еду, божественное вино и теплое море, я бы никогда не променяла Норвегию на Италию.
Поразительно, но мы приходим последними. Видимо, самый талантливый норвежский татуировщик значительно преуспел в попытке интегрироваться в общество вечно опаздывающих итальянцев, если не мы ждем их, а они ждут нас. «Buongiorno, Олав! Как поживаешь? Это твоя подруга? Come stai, bella?»3. Я осторожно пожимаю руку всем, кто радушно тянется расцеловать меня в обе щеки. Боковым зрением ощущаю насмешливый взгляд. Оборачиваюсь и на мгновение замираю от удивления. Покрашенные в зеленый цвет густые вьющиеся волосы, пирсинг в носу, проколотые уши, золотой перстень с мерцающим рубином, широкие браслеты и… леопардовая шуба в лучших традициях американских сутенеров. Пожалуй, больше всего меня изумляет шуба из искусственного меха. Почему этот чудак до сих пор не расплавился в ней под обжигающим солнцем Италии?
– Приветик. – Усмехающийся фрик машет мне с другого конца стола. – Я Зейн.
Он не бежит ко мне с объятиями, и я благодарна ему уже за это.
– Ли. – Киваю, подмечая то, на что сначала не обратила внимания: длинные ресницы, пухлые губы, обтянутые футболкой от Armani мышцы. В том, что это брендовая вещь, сомневаться не приходится: год фэшн-съемок не