Раздражённые (ЛП) - Слейтер Феникс

Потому что он хочет залезть к тебе в трусики, идиотка.

Он даже не пытается скрыть, что рассматривает меня. Его глубокие сапфировые глаза светятся сексом и озорством, в то время как Ромео оценивает мои длинные голые ноги, прикрытые короткой юбкой с оборками. Я практически чувствую вес его взгляда, когда он движется вверх по моему телу, по бедрам, по выпуклой груди, едва скрытой тонкой тканью моей кофточки.

— Не совсем. Я думала, что ты сможешь сделать его лучше, — где, черт побери, я взяла свои штанишки большой девочки, чтобы сказать это?

Ромео нравится моя дерзость. Дикая улыбка озаряет его лицо. Черт, помоги мне, этот мужчина безумно горяч. Щетина не скрывает жестких углов его челюсти. Облегающая футболка, которую он носит под кожаным жилетом, дает хороший намек на то, что под ней твердое, как камень, тело. Татуировки виднеются на каждом доступном сантиметре кожи. Его густые темные волосы кажутся слишком непослушными, чтобы их можно было уложить, и падают на лоб таким образом, что объявляют его задирой. Каждый сантиметр его тела кричит о безрассудстве, грубости, жесткости, неприличии и опасности, и о совершенной неотразимости.

Я так сильно увлечена этим парнем... этим мужчиной.

И я не могу дождаться, чтобы увидеть, что же произойдет дальше.

Глава 2

Ромео

В последнее время Афина была главной героиней во всех моих фантазиях. Теперь она здесь, во плоти, и я не могу перестать пялиться на ее безупречную кожу и совершенное тело, умирая от желания попробовать ее на вкус. Могу поспорить, что она везде такая мягкая и шелковистая. Ее маленькие ручки, обхватывающие мой член, будут ощущаться куда лучше, чем мои собственные. Это уж точно.

Ее взгляд сменяется от любопытного к испуганному, и затем к возбужденному, пока она оглядывает комнату. Она такая красивая, и ей совершенно не место в моем клубе грехов. Слишком светлая и чистая, чтобы находиться в таким темном и неприличном месте. Я хочу провести руками по каждому сантиметру ее тела. Выяснить, такая ли она мягкая, как кажется. Я хочу испачкать моторным маслом ее девственную кожу, пометить ее как свою. Это примитивная реакция, которую я не могу объяснить.

Другой парень был бы смущен тем, как его братья ведут себя в помещении полном людей, где любой может их видеть. Но это особенная ночь. Так мы празднуем получение байкерской нашивки у двух наших братьев. Вообще-то, двух ее одноклассников.

Мотоклуб «Железные Быки» — мой дом, и она должна понять, что это значит. Я не укрываюсь каким-либо сахарным дерьмом, чтобы произвести на кого-либо впечатление. Даже перед цыпочкой, в которой уже на протяжении пары недель умирал, как хотел похоронить свой член.

Кроме того, в ней, должно быть, есть что-то дикое. Немного от плохой девочки, которая умирает, как хочет выйти наружу и поиграть? Иначе, она бы уже с криком выбежала из помещения.

Не спрашивая, Мелоди приносит мне пиво. Она бросает на Афину такой взгляд, будто ей противно, и, очевидно, собирается что-нибудь выкинуть. Хватает одного строгого взгляда на нее, и она затыкается. Я спрашиваю Афину, что она хочет выпить, и прошу Мелоди это принести.

Афина не пропустила этого молчаливого обмена репликами. Она кривит губы.

— Я вам здесь мешаю? Она твоя...

— Нет, — черт, я не вижу в этой комнате никаких других женщин кроме Афины. — У меня никого нет.

Она выгибает одну бровь.

— И я должна в это верить?

Что она хочет, чтобы я сказал? Что есть много других? Или я могу быть абсолютно честным и признаться, что теперь, когда она здесь, все они — история?

Конечно, потому что это то, что хочет услышать каждая восемнадцатилетняя девушка с дикой жилкой.

Вместо этого я делаю вид, что смотрю по сторонам.

— Нет. Здесь нет никого кроме тебя и меня.

Она, кажется, ценит это и расслабляется. Хорошо. Она, может быть, и приехала ради подруги, но я хочу быть причиной, по которой она останется.

— Мне кажется, ты знаешь обо мне куда больше, чем я о тебе. Чем ты занимаешься, Ромео?

— Я владею гаражом и управляю этим клубом.

— И это все?

Я не привык к такому неподдельному интересу ко мне, поэтому мне требуется секунда, чтобы объяснить, что моя специализация — работа с классическими автомобилями.

— Это так здорово. Я всегда мечтала о сверкающем красном «Корвете» семьдесят шестого года с нарисованным сзади клубничным пирожным, — ее глаза практически светятся, когда она описывает машину, которая одновременно звучит абсурдно и сладко.

— Клубничное пирожное, да?

Еще щеки становятся розовыми, и я не могу перестать думать о других частях ее тела, которые могут порозоветь.

— Расскажи мне еще что-нибудь о себе, Ромео.

— Особо нечего рассказывать, Пирожок. Меня легко понять.

— Сомневаюсь в...

Нужда попробовать ее на вкус одолевает меня. Я наклоняю голову и целую ее, прижимаюсь своими губами к ее и пожираю ее рот. Она мягкая и теплая. Сначала Афина не уверена, но затем она скользит руками по моим плечам и волосам. Пока я все еще пытаюсь осознать тот факт, что это, наконец, происходит, она стонет мне в рот.

Не то, чтобы я никогда не целовал женщину. Я наслаждаюсь этим настолько, насколько могу, используя это как средство достижения того, куда я действительно хочу попасть.

Меня захватывает тот факт, что это лучше любой фантазии. Она отзывчивая и увлекательная. Ее тихие всхлипывания и попытки притянуть меня ближе, наконец, вырывают меня из нашего поцелуя.

Я не могу взять эту девушку на диване на виду у всех. Не знаю, почему, но она особенная, и я хочу остаться с ней наедине.

Я наклоняю голову, пока наши лбы не соприкасаются, и касаюсь ее щеки большим пальцем.

— Ну вот, сейчас ты знаешь обо мне все.

— Что? — шепчет она.

— Я человек действия и беру то, что хочу и как хочу. Все еще хочешь остаться?

Невозможно скрыть тот факт, что в моих джинсах стало туго. Я должен подавить желание схватить ее за руку и потереть ею по всей длине моего заключенного в джинсах члена.

— Да.

— Я хотел тебя с того дня, как впервые тебя увидел.

— Серьезно? — она совершенно ошеломлена, ее слова звучат невнятно, а я не дал ей выпить ни капли алкоголя.

Не могу сдержаться и опять провожу тыльной стороной ладони по щеке Афины.

— Да.

Она краснеет и отводит взгляд.

— Почему? Я довольно скучная.

— Сомневаюсь.

Она пожимает плечами и заправляет волосы за ухо. То, как она покусывает нижнюю губу, чертовски мило.

— Могу ли я показать тебе свою комнату?

Могу ли? Серьезно? Я спрашиваю?

Уголок ее рта приподнимается в дьявольской улыбке, но ее нижняя губа дрожит, что говорит мне, что Афина притворяется, какую бы уверенность она ни пыталась показать. Зачем? Либо она хочет трахаться, либо нет.

— С удовольствием. Здесь становится слишком шумно, чтобы разговаривать, — выкрикивает она сквозь музыку. Не знаю, почему это так важно. Последнее, чем мы будем заниматься в моей спальне, это разговаривать. Трах — единственное слово, которое у меня на уме. Нет, это неправда. Еще там мелькают слова типа «молодая тугая киска».

— Это то, чего ты хочешь, Афина? Разговаривать? — я вымучиваю из себя улыбку, чтобы не отпугнуть ее. Она так близко, что я чувствую жар ее тела, пульсирующего напротив меня. Я наклоняю голову и провожу губами по ее щеке, прокладывая путь к ее уху, вдыхая ее аромат — невинности и клубники. — Потому что у меня на уме кое-что другое.

— Что-о... ох, — выдыхает она, наконец, поняв смысл моих слов. Ее дыхание учащается. По крайней мере, теперь мы на одной волне.

Я выпрямляюсь и протягиваю ей руки. Она позволяет мне поднять ее с табурета. Я борюсь с желанием перекинуть ее через свое плечо и шлепнуть по заднице, перед всеми заявляя, что она моя. Вместо этого я обхватываю ее руку и игнорирую то, как идеально мы подходим друг другу. Я не из тех, кто держится с женщиной за руки.