Семейный мир - Ги Мопассан

Жак де Рандоль. Вы хотите сказать, что ваш муж...

Г-жа де Саллюс. Да.

Жак де Рандоль. Это невозможно.

Г-жа де Саллюс. Почему невозможно?

Жак де Рандоль. Потому, что ваш муж... занят в другом месте.

Г-жа де Саллюс. Как видно, он любит перемены.

Жак де Рандоль. В самом деле, Мадлена, что же происходит?

Г-жа де Саллюс. Вот как!.. Значит, вы начинаете ревновать к нему?

Жак де Рандоль. Умоляю вас, скажите, смеетесь вы надо мной или говорите серьезно?

Г-жа де Саллюс. Я говорю серьезно, очень серьезно.

Жак де Рандоль. Что же тогда происходит?

Г-жа де Саллюс. Вы знаете мое положение, но я никогда не рассказывала вам своей биографии. Она очень проста. Вот она в нескольких словах. Когда мне было девятнадцать лет, я вышла замуж за графа Жана де Саллюса, влюбившегося в меня после первой же встречи в Комической опере. Он уже знал папиного нотариуса. Первое время он был очень мил, да, очень мил! Право, я думаю, что он любил меня. Я тоже была с ним очень мила. Безусловно, ему не в чем было упрекнуть меня.

Жак де Рандоль. Вы любили его?

Г-жа де Саллюс. Боже мой! Не задавайте никогда таких вопросов!

Жак де Рандоль. Значит, вы его любили!

Г-жа де Саллюс. И да и нет. Если любила, то как дурочка. Но я никогда не говорила ему об этом, так как не умею проявлять своих чувств.

Жак де Рандоль. Это правда.

Г-жа де Саллюс. Да, возможно, что некоторое время я его любила, наивно, как застенчивая, робкая, неловкая, беспокойная молодая женщина, которой всегда не по себе от гадкой вещи, какой является любовь мужчины, от этой гадкой вещи, которая иногда бывает очень приятной! Его вы знаете. Это красавец, клубный красавец, худший вид красавца. У таких людей прочное чувство может быть только к девкам — вот единственно подходящие самки для этих клубных завсегдатаев, привыкших к распущенной болтовне и к развращенным ласкам. Чтобы привлечь и удержать их, нужны нагота и непристойность — слов и тела... Если только... если только мужчины действительно не способны долго любить одну и ту же женщину. В конце концов я скоро почувствовала, что муж начинает охладевать ко мне, что он целует меня... небрежно, что смотрит на меня... невнимательно, что ни ради меня, ни в моем присутствии он больше не стесняется в своих манерах, жестах, речах. Придя домой, он стремительно усаживался в кресло, тотчас брался за газету, по всякому поводу пожимал плечами и, если бывал недоволен, кричал: «А мне наплевать!» В один прекрасный день он зевнул и потянулся. В этот день я поняла, что он меня уже не любит; это было для меня большим горем, но я страдала больше оттого, что не сумела своим кокетством снова привлечь его к себе. Скоро я узнала, что у него была любовница, и притом светская женщина. Тогда мы после бурного объяснения стали жить как чужие.

Жак де Рандоль. Как? После объяснения?

Г-жа де Саллюс. Да.

Жак де Рандоль. По поводу... его любовницы?

Г-жа де Саллюс. И да и нет... Это очень трудно сказать... Он считал себя обязанным... наверное, для того, чтобы не возбуждать моих подозрений... притворяться время от времени... изредка... что у него... имеется известная нежность, весьма, впрочем, прохладная... к своей законной жене... у которой были права на эту нежность... Ну вот!.. Я дала ему понять, что он в будущем может воздержаться от этих дипломатических маневров.

Жак де Рандоль. Как вы ему это сказали?

Г-жа де Саллюс. Не помню.

Жак де Рандоль. Это было, наверное, очень забавно.

Г-жа де Саллюс. Нет... Сперва он был очень удивлен. Потом я произнесла заранее заученную, хорошо подготовленную фразу, приглашая его обращаться в другое место с его эпизодическими фантазиями. Он понял, вежливо поклонился мне и ушел... навсегда.

Жак де Рандоль. И больше никогда не возвращался?

Г-жа де Саллюс. Никогда.

Жак де Рандоль. И он никогда не пытался заговорить с вами о своем чувстве?

Г-жа де Саллюс. Нет... никогда.

Жак де Рандоль. Вы об этом жалеете?

Г-жа де Саллюс. Это меня мало трогало. Но меня трогало то, что у него были бесчисленные любовницы, которых он содержал и с которыми выезжал, афишируя свои связи. Сперва это меня раздражало, огорчало, унижало; потом я примирилась со своей участью, а потом, два года спустя... я сама завела себе любовника... вас, Жак...

Жак де Рандоль (целуя ей руку). А я, я люблю вас всей душой, Мадлена.

Г-жа де Саллюс. Все это так грязно.

Жак де Рандоль. Что — все?

Г-жа де Саллюс. Вся жизнь... Мой муж... Его любовницы... я... и вы...

Жак де Рандоль. Это больше, чем что-либо, доказывает, что вы меня не любите.

Г-жа де Саллюс. Почему?

Жак де Рандоль. Вы осмеливаетесь говорить о любви: «Это грязно!» Если бы вы любили, это было бы божественно! Влюбленная женщина сочла бы того, кто утверждает что-либо подобное, преступником и мерзавцем. Любовь — и грязь!

Г-жа де Саллюс. Возможно. Все зависит от того, как смотреть на вещи: я вижу больше, чем надо.

Жак де Рандоль. А именно?

Г-жа де Саллюс. Я вижу слишком хорошо, слишком много, слишком ясно.

Жак де Рандоль. Вы меня не любите.

Г-жа де Саллюс. Если бы я вас не любила... немного... я ничем не могла бы оправдать того, что отдалась вам!

Жак де Рандоль. Немного... Ровно столько, сколько нужно для вашего самооправдания.

Г-жа де Саллюс. Я не оправдываю себя, я себя обвиняю.

Жак де Рандоль. Значит, вы любили меня... немного... тогда... а теперь не любите...

Г-жа де Саллюс. Не будем слишком много рассуждать.

Жак де Рандоль. Вы только это и делаете.

Г-жа де Саллюс. Нет. Я лишь оцениваю совершившиеся факты. Ведь правильно, трезво судить можно лишь о том, что прошло.

Жак де Рандоль. И сожалеете?

Г-жа де Саллюс. Может быть.

Жак де Рандоль. Ну, а что будет завтра?

Г-жа де Саллюс. Не знаю.

Жак де Рандоль. Разве это пустяки, что вы имеете друга, преданного вам телом и душой?

Г-жа де Саллюс. Преданного сегодня.

Жак де Рандоль. И завтра.

Г-жа де Саллюс. Да, и завтра, но не через год.

Жак де Рандоль. Увидите... Так, значит, ваш муж?..

Г-жа де Саллюс. Вам это не дает покоя?

Жак де Рандоль. Черт возьми!

Г-жа де Саллюс. Мой муж снова влюблен в меня.

Жак де Рандоль. Не может быть!

Г-жа де Саллюс. Опять... Какой вы дерзкий! Почему же этого не может быть, милый мой?

Жак де Рандоль. В женщину влюбляются до женитьбы, а в собственную жену не влюбляются вторично.

Г-жа де Саллюс. Может быть, он тогда не был влюблен.

Жак де Рандоль. Немыслимо, чтобы он, узнав вас, не полюбил, но на свой лад... грубо и ненадолго.

Г-жа де Саллюс. Это не важно. Он начинает любить меня — впервые или снова.

Жак де Рандоль. Право, я не понимаю. Расскажите.

Г-жа де Саллюс. Но мне нечего рассказывать: он объясняется в любви, целует меня и угрожает мне своей... своей... властью. В конце концов меня это очень беспокоит, очень мучит.

Жак де Рандоль. Мадлена... Вы меня терзаете.

Г-жа де Саллюс. Вот как! А вы думаете, что я сама не страдаю от этого? Если я вам принадлежу, я уже перестала быть ему верной женой, но я не умею притворяться. Вы или он! Вы и он — никогда! Вот что в моих глазах является низостью, самой большой низостью согрешивших женщин: именно это деление себя и делает их гнусными. Можно упасть, потому что... потому что вдоль дороги бывают канавы и не всегда легко идти по прямому пути; но если упал — это еще не значит, что нужно вываляться в грязи.

Жак де Рандоль (берет ее руки и целует их). Я вас обожаю.

Г-жа де Саллюс (искренне). Я тоже очень люблю вас, Жак, а потому и боюсь.

Жак де Рандоль. Наконец!.. Спасибо... Теперь скажите мне, с каких пор его одолевает этот... рецидив?

Г-жа де Саллюс. Да уже... две или три недели.

Жак де Рандоль. Не больше?

Г-жа де Саллюс. Не больше.

Жак де Рандоль. Ну, тогда ваш муж попросту... овдовел.

Г-жа де Саллюс. Что вы говорите?

Жак де Рандоль. Я говорю, что ваш муж свободен и старается занять вынужденный досуг, посвятив его собственной жене.

Г-жа де Саллюс. А я говорю вам, что он влюблен в меня.

Жак де Рандоль. Да... да... И да и нет... Он влюблен в вас... а также в другую... Скажите... ведь у него дурное расположение духа?

Г-жа де Саллюс. О, отвратительное!