Большое путешествие Марселино - Хосе Мария Санчес-Сильва

В дверях показались два других монаха, с полупустыми мешками через плечо. Один из них сказал:

— Ветер-то какой!

— А я уже знаю, какой он! — выпалил Марселино.

— Кто? — удивлённо спросил монах?

— Это он про ветер, — объяснил брат Кашка. Собрат его, однако, ничего не понял, вновь закинул на спину мешок и вместе со своим спутником направился дальше по коридору.

Отец-настоятель, тем не менее, ещё не договорил и снова обернулся к Марселино, который как раз окончательно оторвал от штанишек пуговицу и потихоньку засунул её в рот:

— Да, теперь ты уже знаешь о ветре. Но сегодня ты вёл себя нехорошо, — а значит, сейчас пойдёшь вместе с братом Кашкой просить прощения до ужина.

Брат Кашка взял Марселино за руку и пошёл вместе с ним к часовне. Марселино поник: было обидно, что хитрость не помогла избежать наказания. Лямку без пуговицы он придерживал по пути рукой.

Когда оба вошли в часовню и встали на колени перед алтарём, случилась неприятность. Брат Кашка перекрестился и дал знак Марселино, чтобы он сделал то же самое, и тогда мальчик выпустил лямку из рук. В тот же миг штаны, которые и так были слегка великоваты, поползли вниз на глазах у возмущённого брата-повара.

— Пуговица-то где? — спросил он шёпотом. Марселино подтянул штаны и признался:

— Я её проглотил.

Монах с трудом сдержался, чтобы не захохотать в голос, но очень уж неподходящее было место, и потому он начал молиться вслух:

— Радуйся, Мария…[6]

— Радуйся, Мария… — повторял Марселино.

Глава вторая

Марселино Хлеб-и-Вино шёл по невиданной дороге, по берегу большой реки, — а была это дорога на небо. Неизвестно, понял ли он уже, что шёл не по тому миру, к которому привык.

На самом-то деле он ничего не знал о смерти — только что старики исчезают под землёй, и звери, когда умирают, тоже. Монахи часто рассказывали о рае, вечной жизни и тому подобных вещах, вот только он не очень-то внимательно слушал.

Чем дольше он шёл, тем больше вспоминал, особенно про своего любимого Друга с чердака, и яснее всего тот день, когда он вместо всех подарков попросил увидеть маму. Тогда Господь взял его на руки, посадил к Себе на колени и сказал:

— Ну значит, спи…

Получается, он спит? И просто видит сон?

Ещё он думал про свою козу и про кота Мура, и снова про смерть, и про то, есть ли рай для животных. И решил, если вдруг его еще нет, обязательно помолиться за них Господу.

Вспомнил он и тех, по кому уже начал скучать, кого любил на земле и до сих пор продолжал любить: Мануэля, брата Кашку и брата Хиля. Значит, надо будет попросить Господа, чтобы и с ними встретиться поскорее. Раз Иисус — Царь всего, что вокруг, то теперь они поменялись ролями, и уже Господу придётся кормить его, поить и доставать одеяло, чтобы он не мёрз по ночам. Тогда, наверное, уже Иисуса надо будет называть Хлеб-и-Вино, а не просто Иисусом и всё…

— Иисус Хлеб-и-Вино, — проговорил мальчик. И ему показалось, что звучит это очень даже неплохо.

Вдруг он заметил вдали человеческую фигуру и пошёл ей навстречу. Человек ждал его, не двигаясь с места, и радостно улыбался. Это был юноша, с лицом мужественным и ангельски прекрасным.

Когда Марселино подошёл к нему, человек сказал:

— Добро пожаловать, Марселино Хлеб-и-Вино!

Мальчик удивился, что даже в такой дали его кто-то, оказывается, знает по имени, и спросил в свою очередь:

— А ты кто такой?

— Я тот, кто должен проводить тебя на небеса, куда ты и направляешься сейчас. Дай мне руку, пойдём.

И Марселино пошёл себе дальше, держа юношу за руку, как раньше ходил, бывало, с братом Бим-Бомом по разным тропинкам. Наконец он не выдержал и спросил:

— А маму я скоро увижу? Но юноша только ответил:

— Нам предстоит ещё долгий-долгий путь.

Мальчик очень внимательно смотрел на своего нового спутника, и тот почему-то совсем не казался ему чужим, и даже нравился как если бы они были знакомы давным-давно. Но вокруг Марселино тоже смотрел, и всё ему было интересно.

— Что это за река?

— Река жизни, малыш, текущая к Господу. Мальчик немного помолчал, а потом, снова всматриваясь в юношу, задал такой вопрос:

— Послушай, а вдруг ты мой Ангел-хранитель?

Не останавливаясь, юноша ответил:

— Ты говоришь, Марселино.

— А почему ты мне позволял столько шалить?

Ангел улыбнулся на ходу и сказал:

— А я и не должен был тебе ничего запрещать, только стараться, чтоб ты слышал меня и знал, как поступать правильно…

Марселино надолго задумался и наконец спросил:

— А теперь ты не пойдёшь всем рассказывать, что и когда я плохого делал?..

Тут Ангел в первый раз усмехнулся и объяснил:

— Господь и так всё знает, Марселино, ещё до того, как что-то случается, и когда оно уже случилось, тоже. Он так любит людей, что от Его любви никуда не скрыться.

Вот с этих-то слов они и перешли на историю о помидорах.

А дело было так: брат Кашка долго смотрел в огороде на ряды помидорных кустиков, на которых висели ещё зеленые плоды, и сокрушался:

— Господи, ну когда же они наконец-то созреют?!

— А зачем тебе надо, чтоб они созрели? — спросил Марселино.

— Собрать можно будет.

— А потом?

— Салат сделаем.

— А это скоро?

— Ну вот, как покраснеют…

На том и закончился разговор; но вышло так, что в тот же день Марселино нашёл в теплице баночку красной краски. Не задумавшись ни на минутку, он осторожно, тайком от монахов разбавил краску водой и принялся один за другим красить помидоры.

Это был тот самый незабываемый день, когда пришёл Мануэль.

Был конец весны, и дерево брата Негодного, всё в густой листве, казалось ещё больше. Почти все монахи разошлись кто куда; в монастыре оставались только брат Негодный в своей келье, брат Хиль в саду да брат Кашка на кухне.

Как всегда, Марселино направился к любимому дереву и осторожно вскарабкался на него. Наконец он уселся лицом к Мануэлевой дороге и задумался о своём почти невидимом друге.

— Мануэль, — тихонько позвал он.

Вдруг вдали показался кто-то маленький, и Марселино сперва подумал, что это, должно быть, собака. Но когда тот, кто подходил всё ближе, швырнул в дерево камнем (и не попал), Марселино закричал:

— Мануэль!

Он быстро слез с дерева и побежал навстречу.

Уже почти добежав, он вдруг остановился и дальше шёл медленно. Мануэль стоял на дороге и спокойно смотрел на него. Марселино пошёл еще медленнее, пока наконец поравнялся с ним, и тогда сказал, как будто между прочим:

— Ты на солнце смотрел когда-нибудь?

— Да, вроде того.

— Надо через тёмное стекло смотреть, — объяснил Марселино.

— Как это — тёмное стекло?

— А вот так. Подожди меня тут, сам увидишь.

Марселино бросился бежать, затем покопался в камнях у стены и вернулся, держа в руках осколок бутылки почти чёрного цвета.

— Вот теперь смотри, — сказал он. Мануэль посмотрел через стекло, а потом дал посмотреть и самому Марселино.

— Так получается, что оно разноцветное, — удивился Мануэль.

Потом им надоело смотреть сквозь стекло, Марселино сунул его в карман и стал просто смотреть на Мануэля.

— Как ты сюда попал? — спросил он наконец.

— Сбежал, — ответил Мануэль, равнодушно пожимая плечами, как если бы каждый день откуда-нибудь сбегал. И добавил, оглядываясь вокруг:

— Я в этом монастыре уже был однажды.

— Он мой, — гордо заявил Марселино.

— Скажешь тоже! — не поверил Мануэль. Марселино понял, что лучше сменить тему, и спросил:

— Ты пришёл потому что ко мне хотел?

— Нет, — соврал Мануэль. — Послушай, а деньги у тебя есть?

— Нет и не было никогда, — ответил Марселино.

— А у меня зато есть, смотри, — похвастался Мануэль, доставая из кармана монетки. — Это мне крёстная дала. У тебя крёстная есть?

— Нет, — отозвался Марселино, — дашь мне посмотреть?

Он протянул ладошку, и Мануэль высыпал на неё свои монетки.

Мальчик молча внимательно рассмотрел их одну за другой.

— А тут много? — спросил он наконец.

— Шесть реалов[7], не меньше, — ответил Мануэль.

Марселино вернул монетки хозяину и предложил:

— Хочешь, покажу, что у меня есть?

— Давай, — согласился Мануэль.

— Пойдём. Братьев почти никого нет дома. Он повёл его вдоль стены, туда, где её густо заплёл виноград, поднял там пару камней — и достал свои «сокровища»: куриную лапку, горстку пустых гильз от старых патронов, игральную карту (тройку пик) и несколько ловушек.

Мануэль презрительно посматривал на всё это, хотя одна вещица, новенькая жестяная коробочка, явно ему понравилась. Потом он сунул руку в карман и сказал:

— А у меня ещё вот что есть!