Особенный день - Андрей Дмитриевич Михайлов

лихорадочно соображать, что же делать. Звонить друзьям не имело смысла. Даже на такси они не успеют приехать и выручить его. Звонить родителям, — не вариант… Стыдно. Да и смысл?

Наконец, открылась троллейбусная дверь, и Филипп как можно непринужденнее вывалился на морозную мостовую. Он решил не обращать на гопника внимания. Вдруг пронесёт? Накинув капюшон на голову, он бодрым шагом направился к дому. Идти было минут десять — пятнадцать.

Его новый дом располагался в самом центре микрорайона, застроенного многоэтажками ещё в советское время. Чтобы пройти к дому от троллейбусной остановки, нужно было либо обходить длинную кирпичную пятиэтажку, которая как крепостная стена охраняла микрорайон от вторжения таких вот гопников, либо идти через прямоугольный проем, насквозь пронизывающий эту пятиэтажку и называемый в народе аркой. Обычно все обходили, заглядывая по пути в супермаркет. Но Филипп предпочитал проем. Так было на пару минут быстрее. В этом-то проеме его и догнал гопник.

Не сказать, чтобы Филипп удивился. Внутренне он уже был готов к возможной стычке с отморозком из троллейбуса. Но произошедшее все же стало неожиданным, а напор напавшего удивил и напугал Филиппа.

— Э-э-э, чувак, в чем дело? — возмущенно крикнул Филипп, которого гопник, схватив за рукав, грубо развернул к себе лицом.

Тот молча вытащил откуда-то из-за пояса выкидной нож. Филип бы его даже не заметил, если бы не этот щелчок при открывании. Слишком будничный. Лезвие ножа, такое обычное в своем металлическом блеске и такое невозможное средь бела дня в городской застройке, сработало как триггер. Филипп впал в ступор и даже не попытался сопротивляться или вырваться и убежать.

Он отказывался верить, что всё это происходит на самом деле. В такой особенный день. Но зачастую самая что ни на есть жесткая реальность протекает, облачившись в камуфляж сна. Филип увидел быстрый целеустремленный удар. Второй. Третий. Он не почувствовал боли, но услышал мерзкий треск рвущихся тканей. Услышал ушами и почувствовал этот треск всем своим телом, всеми нервными окончаниями.

— Постой! — хотел крикнуть он.

Ещё удар, ещё!

— Помогите!

Ещё!

— Хватит!

— Сдохни, тварь! — услышал он звериное рычание, обдавшее его жаром кислого дыхания и ненависти.

Ещё удар! И тут пришла боль. Откуда-то издалека. Из далекой дымки, стелющейся на горизонте сознания. Она стала расти, расти, расти и он, почувствовав, что не может больше терпеть, закричал и устремился к ней навстречу, чтобы поскорее покончить с этим безумием. В туманное далеко, откуда приходят сны.

Когда он открыл глаза, то увидел над собой серые плиты перекрытия. Он лежал на заснеженном асфальте во все том же проеме под домом. Было тихо, если не считать шума проезжавших невдалеке автомобилей. Рядом никого не было. Не было боли, не было страха. Только недоумение.

И тут он вспомнил яростного безумного демона, бесчисленное число раз вонзающего свой жуткий клинок в его живот. Филипп чуть не задохнулся от навалившегося на него ужаса. Он боязливо приподнял руку, но боли не почувствовал. Аккуратно, ощупал себя. Вопреки ожиданиям не было никаких болевых ощущений. Как будто и не было нападения. Только куртка измазана кровью. Он долго и бестолково смотрел на красную ладонь, потом расстегнул молнию и, засунув ладонь под куртку, ещё раз осторожно ощупал живот. Тонкие, липкие, дрожащие пальцы то и дело натыкались на рваные дыры в рубашке и жуткие раны на коже. Боли по-прежнему не было. Точнее была, но не острая, а какая-то поверхностная, терпимая.

Филипп пошевелил ногами. Все работает. Он попытался сесть. Никаких видимых затруднений при этом не испытал. Только жуткую усталость. Осмотрев себя, он ужаснулся сколько ударов пришлось ему перенести. Вся его одежда была в крови.

Нужно было что-то делать. Он кое как поднялся на ноги, прихватив с собой валявшийся неподалеку рюкзак. Утоптанный снег под ногами был красным, как будто кто-то пролил ведро клюквенного компота. От страха у него помутнело в глазах, и он чуть было не упал обратно на землю, но устоял, прислонившись спиной к стене. Дрожащими руками он вытащил из кармана телефон и кое-как сумел позвонить, оставляя на экране телефона страшные кровяные разводы от пальцев.

— Алло, мама!

— Да, Филя, что случилось?! — мама всегда чувствовала по голосу, что что-то не так.

— На меня напали… С ножом! И, кажется, порезали!

— Ты где?!

— У нашего дома…

— Ходить можешь?

— Да…

— Срочно иди домой, мы сейчас будем!

И бросила трубку. Филипп изумленно посмотрел на телефон, ставшего невольным соучастником…чего? Равнодушия? Предательства? Идти домой? Сейчас, в таком состоянии? Филипп, устало вздохнув, прижался затылком к стене. И тут послышался хруст шагов. В проеме появилась женщина из соседнего дома. Увидев его, она остановилась и, испуганно осмотревшись, озабоченно бросила в нутро ставшего вдруг небезопасным проема робкие слова:

— Парень, ты как?

Филипп вместо ответа, отлепился от стены и неуверенным шагом поплелся в сторону дома. Когда он проходил мимо изумленной женщины, та, глядя на него со смесью испуга и сострадания, участливо, почти по-матерински спросила:

— Может, скорую вызвать?

— Не, — промычал в ответ Филипп и, постепенно ускоряясь, побрел домой.

Дома, сбросив в коридоре рюкзак, куртку и ботинки, он направился прямиком в ванную комнату. Там он принялся раздеваться. Его всего трясло, пальцы не слушались и слипались от крови. Кое как стягивая окровавленные пиджак, брюки, рубашку, он бросал их прямо на пол. А когда с одеждой было покончено, он с замиранием взглянул на себя в зеркало.

Бледное нездоровое лицо, чужие испуганные глаза и привычно худое тело, безобразно измазанное кровью. На животе он насчитал тринадцать жутких колото-резанных ран. Они были такие большие, что, казалось, и одной было вполне достаточно, чтобы до сих пор лежать там, в проеме под домом.

Но он был до сих пор жив и стоял на ногах. Более того, раны уже не кровоточили. В большинстве своем они запеклись и только кое-где сочилась сукровица. Это было настолько ненормально, что на Филиппа снова навалилось ощущение нереальности происходящего.

Он забрался в ванную, включил теплую воду и стал сырой губкой смывать с себя кровь. Жуткий красный ручей стекал в смыв, закручивая напоследок небольшой грустный водоворот. Филипп осторожно омыл свой живот. Раны уже не казались такими страшными. Может, это куртка смогла его защитить, не дав ножу глубоко вонзиться в тело? Эту нелепую версию он сразу отмел. Длина у ран была большой. Как раз по ширине лезвия. Чтобы такая рана образовалась, нужно, чтобы лезвие от ножа вошло минимум на треть. А это не меньше пяти-семи сантиметров. Это не просто порезы кожи, наверняка должна быть разрезана мышечная ткань