Призрак для Евы - Рут Ренделл

Парадные двери домов на Сиринга-роуд выходили в крошечные прямоугольные палисадники. У Минти он весь вымощен плиткой — об этом позаботилась Тетушка, — а у соседей засыпан землей, из которой росли цветы; особенно много их было летом. Соновия увидела приближающуюся Минти и помахала ей рукой из окна. Соседка надела свой новый брючный костюм красного цвета и дымчато-синий длинный шарф, который она называла «пашмина». Губная помада была подобрана в тон костюму, а недавно сделанная прическа напоминала сверкающую крышку пивной кружки, которую Тетушка привезла из поездки в Саутенд[3].

— Мы подумали, что лучше поехать на автобусе, — сообщила Соновия. — Лаф говорит, что там негде поставить машину и можно нарваться на штраф. Он должен быть осторожен, работая в органах.

Соновия всегда говорила «в органах», а не «в полиции». Минти была разочарована этой новостью, но промолчала. Ей нравилось кататься в машине Джока, хоть та была старой и он сам называл ее драндулетом. Из гостиной вышел Лаф и поцеловал ее. Вообще-то его звали Лафкадио, но Соновия решила, что для постели это слишком, и теперь все называли ее мужа Лафом. Им с Соновией еще не исполнилось пятидесяти, но женаты они были с восемнадцати, а четверо их взрослых детей уже разъехались — жили самостоятельно или учились в университете. Тетушка любила повторять, что больше не знает людей, у которых сын — врач, дочь — адвокат, другая дочь учится в университете, а младший сын — в Гилдхолльской школе музыки и драмы[4] или что-то в этом роде; по крайней мере, так говорила Соновия. Минти считала, что тут есть чем гордиться, но в то же время по-настоящему не могла это осознать, не представляя, сколько труда, времени и сил требуется для достижения того, что достигли они.

— Я видела привидение, — сказала Минти. — Когда вернулась с работы. В гостиной, на стуле. Это был Джок.

Соседи никогда не видели Джока, но знали, кого она имеет в виду.

— Послушай, Минти, это глупо, — сказал Лаф.

— Привидений не существует, моя дорогая. — Соновия всегда обращалась к ней «моя дорогая», словно ей нравилось подчеркивать, что она старше и мудрее. — Можешь не сомневаться.

Минти была знакома с Лафом и Соновией с тех пор, как они переехали в соседний дом; ей тогда исполнилось десять. Позже, став чуть старше, она приходила посидеть с их детьми.

— Это был призрак Джока, — настаивала Минти. — А когда он исчез, я пощупала сиденье стула, и оно оказалось теплым. Я знаю — это был Джок.

— И слышать не желаю, — отрезала Соновия.

Лаф похлопал ее по плечу.

— Галлюцинации, да? Это из-за неприятностей, что на тебя свалились в последнее время.

— Прислушайся к мудрым словам сержанта Лафкадио Уилсона, моя дорогая. — Соновия посмотрела в зеркало и пригладила волосы. — Идем. Я не хочу пропустить начало фильма.

Они пошли к автобусной остановке напротив высокой стены кладбища. Когда Минти волновалась, она не наступала на стыки тротуарной плитки, а старалась перешагивать через них.

— Как маленький ребенок, — сказала Соновия. — Моя Коринна всегда так делала.

Минти не ответила. Она продолжала обходить стыки, и ничто не могло заставить ее наступить на них. По другую сторону стены были могилы, надгробные камни, большие темные деревья, газгольдер и канал. Минти хотела похоронить здесь Тетушку, но ей не позволили, потому что места на кладбище не осталось, и Тетушку кремировали. Из похоронного бюро пришло письмо с предложением забирать прах. Никто не поинтересовался, что она будет с ним делать. Минти принесла маленькую коробочку с пеплом и нашла самую красивую — по ее мнению — могилу, с ангелом, держащим в одной руке что-то вроде сломанной скрипки, а другой рукой прикрывающим глаза. Старой столовой ложкой она выкопала ямку в земле и положила туда прах. Насчет Тетушки Минти немного успокоилась, но для Джока она этого сделать не могла. Его прах, наверное, достался бывшей жене или старенькой матери.

Соновия рассказывала о Коринне, той дочери, которая была адвокатом, о том, что именно и по какому поводу говорил о ней глава адвокатской палаты. Разумеется, сплошные комплименты и похвалы. Никто не сказал ни одного плохого слова о детях Соновии, и с ними никогда не случалось неприятностей. Минти подумала о Джоке, умирающем в поезде, в огне пожара, — ужасная смерть, которая стала причиной его возвращения из загробного мира.

— Ты очень молчалива, — заметил Лаф.

— Я думаю о призраке Джока.

Пришел 18-й автобус.

— …Неудачный мы выбрали фильм, — сказала Соновия. — С учетом обстоятельств.

Минти тоже так думала. Он назывался «Шестое чувство» и рассказывал о бедном маленьком мальчике, который видел призраки убитых людей. Соновия заявила, что фильм, может, и хороший, но ее беспокоит, как он мог повлиять на маленького актера, который играл главную роль. Ребенку вредно на все это смотреть, даже если это только игра.

В пабе на Харроу-роуд Лаф купил Минти бокал белого вина. Хорошо, что это оказался другой паб, а не тот, где они с Джоком познакомились, — там Минти бы ни за что не осталась, это было бы слишком. Но здесь она никого не знала.

— Ну, теперь ты сможешь войти в дом одна?

— Иди с ней, Сонни. Включи весь свет.

Минти рассыпалась в благодарностях. Она прекрасно справится сама. И конечно, ей придется делать это завтра, послезавтра и потом тоже. Она должна здесь жить. В доме снова вспыхнул яркий свет. Соновия поцеловала ее, что случалось нечасто, и оставила в сияющей пустоте. Беда в том, что ей придется выключать свет за собой перед тем, как лечь спать. На кухне Минти вымыла руки и смыла помаду Соновии. Потом выключила свет и пошла по коридору, боясь почувствовать на шее ладонь Джока. У него была привычка класть руку ей на шею и приподнимать голову, прежде чем дарить один из своих головокружительных поцелуев. Минти дрожала от страха, но ничего не произошло. Она храбро выключила свет в гостиной, повернулась и пошла наверх, чувствуя спиной густую тьму. Потом взлетела по лестнице так быстро, как только могла, и вбежала в ванную, не закрыв за собой дверь, потому что знала: у нее не хватит духу снова открыть ее.

Минти почистила зубы, еще раз вымыла лицо и шею, под мышками, ноги и немного между ног; это место она принесла в жертву Джоку. Ни один мужчина больше не прикоснется к нему и не проникнет внутрь — такую клятву она дала сама себе. Перед тем как выйти из ванной, Минти дотронулась до трех деревянных предметов разного цвета: закрывавшей ванну белой панели, розовой рейки на стене и бледно-желтой рукоятки щеточки для спины. Она не была уверена, подойдут ли переносные вещи; наверное, это должно быть что-то неподвижное. Нужны три поверхности, а еще лучше семь, но в ванной не нашлось семи разных цветов.

Никого призрака за дверью не оказалось. Минти забыла взять стакан с водой, но тут уж ничего не поделаешь, и придется обойтись без него. Все равно она никогда не выпивала его до конца.

Сидя на кровати, Минти произнесла молитву Святой Тетушке. «Дорогая Тетушка, пожалуйста, не пускай сюда призрак Джока. Не позволь ему вернуться ночью. Я не сделала ничего такого, чтобы он меня преследовал. Во веки веков, аминь». Она выключила свет, затем снова включила. В темноте перед ней возникало лицо Джока, и хотя Минти знала, что это не призрак, а нечто вроде сна или видения, но все равно боялась. Со светом спать плохо, но без него вообще не заснуть. В конце концов она зарылась лицом в подушку и не видела особой разницы, светло в комнате или темно. Тетушка часто слышала голоса — она называла их «мои голоса», — а временами даже кого-то видела. Особенно когда общалась с одним из этих медиумов. Минти не могла понять, и никто ей не объяснил, почему слово «медиум» означает «нечто промежуточное», а не «лучшее» или «худшее». Эдна, сестра Тетушки, была одним из таких медиумов, причем, по мнению Минти, самым худшим, и когда Эдна приходила к ним в дом или они к ней, Минти все время боялась.

Потеря Джока стала для нее тяжелым ударом, особенно если учесть, что не прошло и года после смерти Тетушки. С тех пор Минти изменилась, хотя сама не могла точно сказать, в чем состояла эта перемена. Казалось, что-то сдвинулось у нее в голове. Как деликатно выразился Джок: «Ты никогда не была особенно уравновешенной, Поло[5]», — и возможно, он был прав.

Теперь она никогда не выйдет замуж. Правда, у нее оставались дом, работа и милые соседи. Вероятно, когда-нибудь она примирится с его уходом, как примирилась с уходом Тетушки. Минти спала хорошо — крепким сном без сновидений, как человек, который грезит наяву. Ванна наполнялась водой, такой горячей, какую Минти только могла выдержать. Тетушка советовала никогда не оставлять открытый кран в ванной. Ее сестра Эдна — та, что видела призраков, — однажды совершила подобную ошибку; она отлучилась, чтобы открыть дверь, а когда впустила почтальона и получила посылку, то обнаружила, что вода уже капает с потолка. У Тетушки был неистощимый запас историй о своих сестрах Эдне и Кэтлин, особенно из времен их молодости. Иногда голоса, которые она слышала, принадлежали им, а иногда Богу и герцогу Виндзорскому.