Останься со мной навсегда - Наталья Калинина

— Я сказал, она должна быть живая. Живая. Эта девушка не подходит. Она вся сделанная.

— Поверь, Габриэле, она прекрасная актриса. Она закончила с отличием Миланскую экспериментальную театральную школу, а потом получила диплом на конкурсе молодых талантов…

— Ты предлагаешь начать фильм с показа дипломов и премий героини, то есть исполнительницы? Интересная мысль. Я бы назвал это оригинальным художественным решением. Удивительно, как это не пришло в голову мне самому.

Конечно, не всегда его вмешательство вызывало восторг у спонсоров. Были моменты, когда они бы предпочли обойтись без его «бесплатных услуг» — наверное, приплатили бы, лишь бы только не влезал. Он был требователен в выборе актеров, зачастую привередлив. Ни один актер или актриса не утверждались на главную роль без его одобрения. Случалось, что из-за него приходилось откладывать съемки…

— Габриэле, мы уже потеряли массу времени и продолжаем его терять. Не мне объяснять тебе, что время — деньги…

Он прекрасно знал, что время — деньги, в кино как нигде. Но фильм — это тоже деньги. Он принесет огромный доход, если это будет хороший фильм. Если товар будет соответствовать требованиям покупателя, то есть зрителя. А о каком товаре могла идти речь, пока не нашлось подходящей кандидатуры для женской роли?

— Вот именно, время — деньги. Поэтому не будем его терять. Вызывай следующую.

Им ничего не оставалось, как смириться и, набравшись терпения, ждать, когда он сделает свой выбор. Его имя в титрах и его сюжет стоили того, чтобы они шли на компромисс.

— Не подходит, не подходит, не подходит. Слишком стара для роли.

Этими словами он забраковал очередную кандидатку.

— Стара? Но ей всего двадцать лет, Габриэле!

— Тогда придется обозначить в титрах год ее рождения. Иначе откуда публике знать, что ей всего двадцать лет? Вызывай следующую.

У следующей претендентки на роль был неплохой голос и абсолютный слух, чем она и решила блеснуть, исполнив популярный шлягер под аккомпанемент гитары.

— Я, наверное, ошибся адресом. Шел на кинопробу — а попал на конкурс певческих дарований.

— Она изобразила свою любимую певицу, Габриэле, — пояснил продюсер. — И ведь согласись, она…

— У нее диплом об окончании консерватории — угадал? Кстати, что это за певица, если не секрет?

Продюсер назвал имя одной из известнейших эстрадных певиц.

— Ни за что бы не догадался! Правда, я не очень большой знаток итальянской эстрады. Что ж, скажите ей, чтобы приберегла свои силы для следующего Сан-Ремо — я писал сценарий не для мюзикла, а для обычного фильма. Кто там у тебя на очереди?

На следующей кандидатке было светлое воздушное платье, похожее на балетную пачку. У нее были очень красивые ноги — просто загляденье.

— А эта будет изображать свою любимую балерину, — пробормотал Габриэле, переводя взгляд с длинных, стройных ног девушки на ее по-кукольному хорошенькое личико. — Надеюсь, Карла Фраччи[3] не заметит моего исчезновения…

Воспользовавшись тем, что девушка не смотрела в его сторону, он встал со своего кресла в глубине зала и, стараясь не привлекать к себе внимания, пошел к выходу.

Выйдя из просмотрового зала, Габриэле направился в бар освежить горло и переброситься парой слов с барменшей. Это вошло у него в привычку, стало традицией. Рената бы обиделась, если бы узнала, что он был на студии и не зашел к ней.

Пока Рената смешивала его коктейль из киви, он наблюдал за ее руками. Его всегда завораживали движения ее рук. Рената делала свою работу невероятно быстро — но ее руки двигались так плавно, так грациозно, что это создавало впечатление замедленной съемки. Кошачья мягкость ее движений обманывала глаз — наблюдая за этой видимой медлительностью, ты был удивлен, когда через несколько секунд заказанный тобой напиток был готов.

Он знал прикосновение этих рук. И знал, что никогда не забудет того, что чувствовал при их прикосновении, хоть и никогда не будет сожалеть, что этого больше не повторится. Прошло уже много времени с тех пор, как он и Рената расстались. Но они до сих пор были друзьями.

Габриэле всегда удавалось сохранить дружеские отношения с женщинами, которые у него были, — быть может, потому, что к каждой из них он относился искренне, и женщина чувствовала это. А когда они расставались, это происходило как-то само собой, по обоюдному согласию и от взаимной усталости. Обычно женщины уставали от него быстрее, чем он от них. Какая-то из женщин сказала ему однажды, что он очень требователен и это изнуряет… Но если он был требователен к женщинам, то чего же он от них требовал? Он не знал этого. В самом деле не знал.

Он не помнил, чтобы когда-нибудь бросал женщин — разве что в ранней юности. Он вовсе не был тем, кого принято называть «однолюбом», но это еще не значило, что он не был способен любить искренне. Он любил каждую из своих женщин так, как будто она — единственная женщина в его жизни. Пока он был с ней, для него существовала лишь она — он забывал о прошлом, он не думал о будущем. Других женщин он просто не замечал… Его ли это вина, если его любовь была огромным, огромным домом, с таким количеством комнат, что — он был в этом уверен — ему не хватит целой жизни, чтобы их пересчитать? Любимая им на данный момент женщина занимала лишь малую часть этого дома. Пусть и этой малой части было много — больше, чем ей было нужно, и, может, больше, чем любой другой мужчина смог бы ей дать. А когда любовь проходила, он вовсе не выгонял женщину из той части дома, где она обитала, — он просто шел обследовать другие комнаты… Он не помнил, чтобы когда-нибудь любовь поглощала все его чувства и мысли. Наверное, он был просто неспособен отдаваться безраздельно любви.

Он не был скептиком, но опыт научил его, что ничто в его жизни не длится вечно. Он не знал причины своего непостоянства, тем более не мог объяснить этого женщинам. Но они и не требовали объяснений — они понимали. Может, они знали заранее тот ответ, которого не мог найти он, улавливали каким-то чисто женским чутьем самую суть его преходящей любви. Каждая женщина знает что-то непостижимое и неведомое для мужчины. Самой простой и нехитрой из женщин известен какой-то секрет, который никогда не раскроется для самого умного из мужчин. Он часто видел этот секрет в глазах женщин, которых знал, но так и не сумел его разгадать — и был рад, что не разгадал. Он очень любил женские глаза за их неразгаданный секрет.

Рената капнула в его коктейль джина и, поставив бокал на стойку, подняла на него смеющиеся зеленые глаза.

— Любуешься?

Она взглянула на него только сейчас — но знала, что все это время он смотрел на ее руки. Она всегда чувствовала его взгляд.

— Любуюсь, — признался он. — Ты сама прекрасно знаешь, Рената, что у тебя очень выразительные руки… Кстати, я только что видел девушку с очень выразительными ногами.

— Ну и? Взял ее на роль?

Она уже знала, что ответ будет отрицательным. Она, конечно, поняла по его лицу, что он еще не нашел той, которую ищет. На этот раз выбор исполнительницы главной роли затянулся как никогда — в последние недели этот вопрос стал привычной шуткой Ренаты.

— Моя героиня не балерина, — ответил он. — И даже если бы она была балериной… У балерин тоже бывают лица — иногда.

Рената смеялась.

— А еще я видел, точнее, слышал, девушку с очень выразительным голосом, — продолжал он, потягивая через соломинку коктейль. — Она чудесно пела, и когда она говорила, это тоже получалось у нее очень красиво. К сожалению, на этом все и заканчивалось. А еще была девушка с чудесными глазами. И она умела играть — но только глазами… Знаешь, что я подумал, Рената? Если бы я мог, вот как ты смешиваешь коктейли, взять и смешать этих девушек — этих и еще многих других. Взять у каждой из них то, что мне нравится, и соединить в одной. Как ты думаешь, что бы из этого получилось?

Рената обернулась от мойки, где полоскала стаканы, и с улыбкой посмотрела на него.

— Я думаю, получилось бы что-то взрывчатое — скорее химическое соединение, чем коктейль. Зная твои вкусы… Тебе ведь всегда нравится в женщинах то, что взрывается. Или я не права?

Он рассмеялся. Рената была права.

— Я и ищу что-то взрывчатое, Рената, — ответил он. — Ты очень правильно выразилась. Я в самом деле ищу девушку, которая пришла бы — и взорвалась. Пусть она не будет очень красива. И пусть она будет ноль как актриса. Я бы даже не стал ей указывать, как играть — и режиссеру запретил бы вмешиваться. Пусть делает, как знает — лишь бы продолжала взрываться на экране, то есть перед камерой. И чтобы все время оставалась самой собой… Эти девушки, — он сделал жест в сторону просмотрового зала, — они даже не знают, кто они такие. Они ничего не знают о себе, кроме того, что они актрисы. За ужимками и дипломами, да еще под килограммом грима, их самих даже не видно.