Он любил вас - И Давыдов

И когда эти волны, вернувшись к локатору, отразились на его экране, было обнаружено новое небесное тело. Оно находилось так далеко за орбитой Плутона, что уже не отражало солнечных лучей и потому было невидимо.

Первое предположение было, что это неизвестная планета. Еще одна планета. Совсем маленькая - вдвое меньше Земли.

Локатор Шувалова после первого испытания не работал больше двух месяцев. Устраняли неполадки. Накапливали энергию. Невероятно много свободной энергии надо для этих испытаний. А энергии все еще не хватает... И особенно в этом районе. Ее приходится собирать понемногу, собирать долго, упорно...

Пока готовили к новому испытанию локатор, пока заряжали гигантские аккумуляторы, было высчитано, что неизвестное тело не может быть десятой планетой. Оно не оказывало на орбиту Плутона никакого влияния. А если бы оно было планетой, оно должно было бы искажать эту орбиту. Некоторые ученые говорили даже, что сверхлокатор ошибся, что никакого неизвестного тела вообще нет. Могли ведь быть какие-то еще не замеченные неисправности в совершенно новом аппарате...

Однако второе испытание локатора вновь обнаружило это неизвестное тело. Причем на этот раз оно оказалось намного ближе к орбите Плутона. Оно явно двигалось к Солнцу, это тело. Споры разгорелись с новой силой. Но все они шли на закрытых совещаниях. В печать не попадало ничего, потому что само создание сверхлокатора Шувалова пока еще считалось государственной тайной.

Для вычисления орбиты неизвестного тела нужна была "третья точка" - еще одна точка этой орбиты. А получить ее все не удавалось, потому что сверхлокатор после второго испытания надолго вышел из строя. Некоторые узлы его оказались ненадежными, не выдерживали, долго больших напряжений. И хотя путь устранения неполадок был ясен, времени на это требовалось немало.

"Третью точку" орбиты неизвестного тела ждали многие. И вместе со всеми ее ждали советские космонавты, которые знали и о локаторе Шувалова и о спорах, вызванных его открытием, В среде космонавтов даже родилось свое объяснение открытия; может, это какая-нибудь далекая цивилизация переселяется вместе со своей планетой в нашу Солнечную систему?

Эта версия была высказана, на одном из совещаний, Однако ученые не приняли ее всерьез.

- Начитались научной фантастики! - с улыбкой сказал один из них.

Но сами ученые ничего пока не могли объяснить. Нужны были исследования, а локатор Шувалова еще не был готов к ним, несмотря на отчаянные усилия его создателей.

Приходилось ждать. Ждать, пока снова заработает сверхлокатор. Или пока тело это не подойдет настолько близко к орбите Плутона, что начнет отражать солнечные лучи и, следовательно, улавливаться земными телескопами.

Разговоры о "десятой планете" поутихли. Большинство не ждало от нее никаких неприятностей. Нескольких ученых, которые предположили, что тело это может вызвать космическую катастрофу, ктото публично назвал паникерами. Потому что вероятность столкновения в космосе настолько мала, что ее можно считать равной нулю...

Да и что, собственно, могли изменить опасения этих ученых? Ни характера этой возможной катастрофы, ни даже времени ее они не могли определить. А значит, и готовиться к защите от нее было невозможно. Зачем же думать о ней раньше времени?

Люди почему-то не любят думать об опасностях, которые, вероятнее всего, минуют их... У людей обычно слишком много опасностей и трудностей реальных, которые не минуют... И приходится думать прежде всего о них. Только космонавты не забывали об этой "десятой планете", или "планете икс", как назвал ее один из них. Только космонавты продолжали о ней говорить. Потому что для космонавтов всякое неисследованное небесное тело - это опасность вполне реальная...

Однако от этих разговоров ничто не менялось. Все в жизни космонавтов шло так же, как шло и раньше. И полеты те же готовились, и программа их не менялась.

Ибо не было пока что оснований для изменения программы полетов.

Однако думать об этом - думали. И Федор Веселов, может быть, думал об этом больше других. Потому что лететь он должен был раньше. Его полет был теперь первым на очереди...

...Далеко за Сурой раздается глухой сигнал электровоза. И Федор видит маленький отсюда, совсем игрушечный поезд. Он торопливо бежит к мосту, этот поезд, перемахивает по нему реку и исчезает где-то за корпусами "Пензмаша".

Вот и прошел первый вечер в родном городе. Пора домой.

Весь следующий день Федор бродит по Пензе. Что еще и делать в отпуске, как не бродить по родному городу?

Федор медленно идет по бульвару на Пушкинской. Когда-то здесь было грязно. Чуть ли не самой грязной улицей в центре города была Пушкинская. Сейчас она залита асфальтом! По сторонам ее стоят стройные белые двенадцатиэтажные корпуса с громадными витринами магазинов. - "Турист", "Редкие книги", "Малыш", "Сдоба", - читает Федор вывески над витринами. "Зайду в конце дня в "Редкие книги", - решает он. - А то сейчас накупишь - таскайся потом с ними..."

Федор останавливается на углу - перед ним во всей красе, от цоколя до вершины, поднимается тридцатиэтажный небоскреб Института электроники - самого крупного в стране института этого профиля.

Он не зря появился в Пензе, этот красавец-небоскреб, в котором работают лучшие советские специалисты. Здесь, на родине Федора, еще в те годы, когда он бегал в школу с октябрятским значком, была создана прочная промышленная и научная база советской электроники. Здесь были сконструированы и построены знаменитые электронные машины, которые давно уже признаны лучшими в мире массовыми вычислительными машинами для промышленности. Когда-то их выпускали и считали единицами. Теперь их выпускают тысячами. Трудно теперь найти на Земле индустриальный город, в котором не работали бы пензенские машины, компактные, умные, безотказные.

И другие вычислительные машины из года в год создавались в Пензе - уникальные машины, которые немало изменили в экономике страны. Их было много, этих машин, и они были разные. Федор знает, что прочные нити связывают этот сверкающий стеклами светлый тридцатиэтажный небоскреб с Институтом космонавтики под Москвой, где готовится сейчас полет на Марс. Его полет... Федор сворачивает на Красную и идет по ней вверх, туда, к Нагорной, где жила когда-то Рая... Здесь еще немало старых одноэтажных домов. Долго они живут. Трудно они уступают дорогу новому. Но и среди них, в глубине каждого квартала, уже светлеют высокие белые здания с веселыми балкончиками, плоскими крышами и громадными витринами магазинов, как на Пушкинской. А Раин двухэтажный дом еще стоит. И, может, попрежнему здесь живут ее родители. И, может, попрежнему она приходит сюда. Или приезжает, если живет не в Пензе. Федор не знает, где она. Давно уже не знает. И никогда не спрашивает об этом. И никто ему об этом не говорит.