Утренняя луна - Джуд Деверо

Мистер Олдридж тяжело вздохнул.

– Собственно говоря, она изменила не характер моего мальчика, а всю его жизнь. Он собирался после завершения учебы вернуться сюда и обзавестись практикой. И честно говоря, не знаю, как он теперь поступит.

Джекка видела Рида Олдриджа лишь однажды, когда Ким въехала в студенческое общежитие, но хорошо его запомнила. Великолепно сложенный роскошный красавчик, эдакий лакомый кусочек. В последнее время всякий раз, когда Ким заговаривала о брате, Джекка слушала с напряженным вниманием.

– Они поссорились? – спросила она, благоразумно воздержавшись от вопроса, доступен ли он для общения с другими девушками, например, с ней.

– Насколько я знаю, нет. Лаура просто его бросила, в один прекрасный день заявив, что между ними все кончено и она полюбила другого.

– Бедный Рид. Надеюсь, она не выбрала новым объектом своего внимания жителя вашего небольшого городка, и Риду не придется часто видеть их вместе.

Мистер Олдридж на секунду отвлекся от дороги и покосился на свою собеседницу.

– Она не настолько деликатна. Лаура увлеклась новым пастором баптистской церкви Эдилина. Если мой сын когда-нибудь пойдет в церковь – а он клянется, что ноги его там не будет, – ему придется слушать проповеди мужчины, укравшего у него невесту.

– Мне так жаль! – с чувством воскликнула Джекка, хотя внутренне ликовала. Красавчик с разбитым сердцем, нуждающийся в утешении! Поездка к подруге становилась с каждой минутой все более интересной.

Приехав в Эдилин, Джекка выразила должное восхищение, которого от нее ждали, симпатичным, аккуратным городком. Исторические здания были отреставрированы и превосходно сочетались друг с другом. Город казался удивительно гармоничным, ни одна деталь не выбивалась из общего ряда, не казалась чужеродной. Современные конструкции из стекла и стали в Эдилине были под запретом.

Как будущий художник, Джекка не могла этого не оценить, но она всю жизнь стремилась вырваться из крохотного городка в Нью-Джерси, в котором выросла, и трудилась ради этого не покладая рук. Поэтому искреннее восхищение у нее вызывали только большие города, такие как Нью-Йорк.

Что касается Рида, он собирался стать врачом, а значит, мог бы работать где угодно. К тому же теперь его связь с Эдилином была разорвана. Джекка представила, как они вдвоем живут в Париже: он – известный кардиохирург, она – художница, перед которой благоговеют французы; они часто приезжают в Эдилин, чтобы навестить Ким.

Машина остановилась перед домом Олдриджей, и Джекка спросила:

– Когда я смогу увидеть Ким?

– В любое время. Жена уже в больнице, и я поеду туда же, как только выгружу твои вещи. Можешь поехать со мной, если хочешь.

– Очень хочу.

Они проехали десять миль от дома Олдриджей до больницы в Вильямсбурге. Увидев Ким, сидящую в постели с альбомом в руках, Джекка с облегчением рассмеялась.

– Похоже, с тобой все в порядке, отдыхаешь.

Родители Ким вышли из палаты, дав возможность подругам поговорить.

Как только они остались наедине, Джекка спросила:

– Я сказала твоему отцу, что хочу порисовать на Фраппе-Пойнт, и он едва не лишился чувств. Почему?

– Ты не сделала этого!

– Сделала, – сказала Джекка. – Так что колись!

– Я же говорила, что нельзя упоминать это название в присутствии жителей Эдилина.

– Ничего подобного ты не говорила.

– Ну, может, и не говорила. – Ким покосилась на дверь и понизила голос: – Это своего рода местный бордель, то есть не совсем бордель, а место, куда приходят потрахаться. И так продолжается уже много десятилетий.

– Десятилетий? – недоверчиво переспросила Джекка.

– После Первой мировой войны – это точно. А она закончилась в…

– В 1918 году, – быстро сказала Джекка. – И прошу, не напоминай мне о той войне – ведь именно тогда был открыт магазин «Скобяные товары» Лейтонов. А если я еще раз услышу о том, что у нас, Лейтонов, есть традиции, которые мы обязаны поддерживать… Ладно, так что там с войной?

– Кто-то назвал это место Мысом французских писем – ну, ты знаешь, что так раньше назывались презервативы, а их там использовали в большом количестве. Постепенно «французские письма» превратились во «фраппе» – так появилось название.

– Понятно, – заключила Джекка. – Значит, я должна называть этот мыс Стерлинг-Пойнтом в беседах со всеми, кому за тридцать.

– Совершенно верно.

– Дай посмотреть, что ты рисуешь, – попросила Джекка и взяла альбом подруги.

Страстью Ким были драгоценности, и она обожала естественные формы. Собственно, это и объединило студенток в колледже. Не важно, о чем заходила речь, – о драгоценностях, картинах или скульптуре, – они предпочитали воспроизводить то, что видят в природе.

– Мне нравится, – сказала Джекка, разглядывая наброски колье в форме веточек. Они словно обнимали женскую шею. – Ты добавишь драгоценные камни?

– Я не могу себе позволить камни. Мне и серебро вряд ли по карману.

– Могу попросить папу, чтобы он прислал несколько стальных подшипников.

Ким рассмеялась.

– Лучше расскажи, как это он отпустил тебя ко мне? И еще, поподробнее, – о тебе и мужчинах, желательно о тех, на которых из одежды надеты только пояса для инструментов.

– С радостью, но сначала ты расскажешь мне о Риде, Лауре и скверном мальчишке-пасторе.

Ким застонала.

– Только не упоминай об этом, если Рид окажется поблизости. И не шути.

Улыбка исчезла с лица Джекки.

– Все так плохо?

– Хуже, чем ты можешь себе представить. Рид действительно без памяти любил эту маленькую шлюшку и…

– Ты всегда придерживалась именно такого мнения о ней?

Ким снова посмотрела на дверь.

– По правде говоря, мое мнение было еще хуже. Я считала ее обыкновенной… заурядной.

Родившись талантливыми, Джекка и Ким были благодарны судьбе, но никогда не сказали бы во всеуслышание, что немного презирают людей, которые не умеют творить.

– Насколько обыкновенной? – спросила Джекка.

– Абсолютно. Она никогда не сделала ничего, отличающегося от того, что делают все. То, как она одевалась, о чем говорила, что готовила – все это было безвкусным… унылым. Я никогда не могла понять, что Рид в ней нашел.

– Она хорошенькая?

– Да, но ничего выдающегося. Понимаешь, она такая, как все.

– Может быть, по этой причине она и ушла от твоего брата? Возможно, чувствовала себя неуверенно рядом с Ридом, – предположила Джекка. – Я видела его лишь однажды, но, насколько помню, он весьма недурен собой. И вероятнее всего, умен, иначе не смог бы учиться в медицинской школе.

Взгляд Ким стал тяжелым.

– Ты приехала ко мне или к моему внезапно ставшему свободным брату?

– Я узнала, что он свободен, только час назад. Но теперь намерена этим воспользоваться.

Ким хотела что-то сказать, но увидела, что в палату входит ее мать.

– Считай, что получила мое благословение, – прошептала она и пожала руку подруги.

С благословением или без него, но в течение следующих дней Джекка обнаружила, что не может привлечь внимание Рида. Он был даже красивее, чем ей помнилось, к тому же в свои двадцать шесть лет был близок к тому, чтобы стать настоящим доктором.

Джекка старалась изо всех сил, но он ее не замечал. Она носила очень короткие шорты, обнажавшие стройные ноги, и открытые маечки, демонстрировавшие красивую грудь. Но Рид на Джекку не смотрел. По правде говоря, он не смотрел ни на кого. Он просто бродил по дому в старых джинсах и свитере, иногда сидел, уставившись в телевизор, но чаще его невидящий взгляд был устремлен в стену. Создавалось впечатление, что его тело оставалось живым, а душа умерла.

Пару раз Ким ловила на себе задумчивый взгляд матери Ким и Рида. Похоже, женщина поняла, что Джекка пытается привлечь внимание ее сына. Судя по всему, она это одобряла, поскольку была очень добра к гостье. Она даже устроила в ее честь вечеринку и пригласила много гостей, в основном неженатых мужчин. Многие заинтересовались Джеккой, но та ничем не поощряла их. Ее мысли были заняты Ридом.

Три дня она из кожи вон лезла, чтобы привлечь внимание Рида, но наконец сдалась. Он не заинтересовался ею, и похоже, с этим ничего нельзя было поделать. И она перестала одеваться так, словно ищет работу стриптизерши.

Ким нарисовала ей схему пути до Фраппе-Пойнт. Джекка надела простенькие джинсы и футболку, взяла этюдник и поехала на машине Ким к месту, о котором так много слышала.

Первый день она провела на Фраппе-Пойнт, почти не прерывая работу. Ким была права. От великолепия пейзажей захватывало дух. Там была высокая живописная скала, с вершины которой открывался изумительный вид на окрестные поля и городки. С одной стороны вплотную к скале примыкал чистейший глубокий водоем, поверхность которого сверкала и переливалась на ярком солнце. Сначала Джекка сфотографировала окрестности. Она не любила рисовать с фотографий – собственно говоря, у нее это не слишком хорошо получалось, но надо было учиться.