Недостающее звено - Мейтленд Иди

Об одной из трудностей рассказывает сам автор. Молекулярно-генетические часы указывают на неправдоподобно малое время, прошедшее от разделения линий человека и человекообразных обезьян. "Часы врут!" — сказали бы мы вслед за Ш. Уошберном. Но ведь часы основаны на измерении молекулярных различий между видами, и мы не рискнем сказать, что молекулярная биология неверно определяет молекулярные различия. Следовательно, явные морфологические (а также физиологические и поведенческие) различия, на которых основана систематика, не соответствуют малым генетическим различиям современных высших приматов. Между тем включение любой ископаемой формы в эволюционное древо человека возможно только при условии соответствия внешнего вида генетическому содержанию.

Не столь просты и теоретические предпосылки использования молекулярных часов для отсчета времени эволюции. Казалось бы, не стоит об этом и поминать, коль скоро такой метод позволил построить красивое и стройное эволюционное древо, которое "не удивило бы Дарвина и Гексли…". На самом же деле мы вместе с автором довольны именно тем результатом, который вызывает озабоченность у ученых, разрабатывающих математическую теорию молекулярно-генетической эволюции. В тупик ставит именно реальность и эффективность молекулярных часов: каким образом в одних и тех же единицах астрономического времени они хронометрируют эволюцию биологически и экологически различающихся организмов? В поисках ответа возникли такие математические модели, которые подвергают сомнению сам приспособительный характер эволюции, то есть тот принцип, на котором наш автор строит свою версию истории "недостающего звена".

Таким образом, и в молекулярно-генетическом подходе к проблеме "недостающего звена", как в антропологическом, поведенческом, археологическом и всех других, есть свои противоречия и альтернативы. И мы вновь приходим к тому, что талантливо написанная книга содержит лишь версию остающейся неизвестной цепи событий, которая привела к выделению человека из царства животных.

И если при знакомстве с этой яркой версией мы сумеем избежать как слепого согласия с нею, так и полного в ней сомнения, то путь человеческий из глубин природы предстанет во всем величии, дающем уверенность в величии будущего.

Ю. Г. Рычков

Вступление

Вот уже две с половиной тысячи лет, с тех пор, как на архитраве храма Аполлона в Дельфах появилась надпись "Познай себя", мудрецы знают, что путь человека к совершенству лежит через самопознание. Религия, философия, а в последнее время и психология — все это попытки человека объяснить собственную природу и развитие своей личности. Такие умозрительные построения научили нас многому, но одна область оставалась незатронутой — врожденные свойства человека, его генетическое наследие, все то, что человек получил от самого давнего своего прошлого. Наследие это слагается из биологических корней, как в строении человека, так и в его поведении, на основе которых среда формирует его сущность. Только разобравшись в своем доисторическом прошлом, мы сумеем понять, чем мы были и как стали такими, какие мы есть.

Исследования доисторического прошлого человека как вида начались, как это часто бывало в самых разных областях науки, просто для удовлетворения ненасытной человеческой любознательности. Те, кто с таким терпением и настойчивостью вел поиски и занимался раскопками в далеких краях, не думали о практической пользе, их влекла жажда знаний. Но ведь любое новое знание — вклад в сокровищницу человечества. И добытые ими сведения позволяют нам по-иному взглянуть на себя. За последние пятнадцать лет новые палеоантропологические и археологические данные глубже осветили весь процесс эволюции человека. В наши дни ископаемая летопись рассказывает нам не только о физических особенностях древнего человека и его материальной культуре — орудиях из камня и кости, — но и о многом другом: об окружавшей его среде, о его пище и даже о его социальной жизни и поведении. И пожалуй, важнее всего именно сведения о поведении доисторического человека. Хотя человеческое поведение далеко не все "запрограммировано" генетически, именно эти врожденные свойства нервной системы создают ту основу, которая обеспечивает многообразнейшие возможности поведения. Способностью к обучению и гибкостью поведения человек обязан своему прошлому. И накопление сведений о том, как мы выжили в этом прошлом, несомненно, будет способствовать созиданию нашего будущего.

В этой книге рассматриваются свидетельства древнейшего этапа эволюции человека — решающего периода, когда он стал иным, чем тот его предок, от которого произошли и африканские человекообразные обезьяны. Решающим же этот период оказался потому, что именно тогда сложились наиболее важные особенности строения человека и его поведения. Не исключено, что судьба наших почти беззащитных предков некоторое время висела на волоске и, уступив каким-то другим, более жизнестойким видам, они попросту могли вымереть. Но, как мы знаем, этого не случилось. Наши предки выжили благодаря поразительной приспособляемости к среде, обитания — они покинули лес, служивший надежным приютом их предшественникам, и ушли на открытые равнины, где преобразились в двуногих вегетарианцев, в собирателей и в охотников. Они были не просто общественными животными, у них появились начатки материальной культуры — то, чего мир до них не знал.

Эти особые свойства древнейших из прямых предков человека, так называемого "недостающего звена", воссоздаются здесь по данным раскопок, а также по наблюдениям за поведением ныне живущих приматов, наших родственников. Мы видим, как складывается свойственная только человеку форма приспособления к окружающей среде обитания, как происходит становление человека. Становление это может рассматриваться как процесс, в ходе которого некое исключительное животное стало осознавать себя и свое место в природе. И эта книга — еще один шаг на эволюционном пути к самопознанию.

Бернард Кэмпбелл

Глава первая

Предок

Почти человек, но все еще обезьяноподобный австралопитек выглядывает из чащи африканского леса точно так же, как два миллион лет назад

Мне не стыдно числить среди своих предков обезьяну, но я стыжусь родства с человеком, который использует свои великие дарования для того, чтобы затемнять истину.

Томас Г. Гексли (1825–1895) — в защиту теории Дарвина от нападок англиканского епископа С. Уилберфорса

Пусть это — научная книга, полная зубодробительных специальных терминов, тем не менее она обладает большим сходством с детективным романом. В ее основу положена тайна, которую надо раскрыть, и каждая глава все ближе подводит читателя к разгадке. Подобно лучшим образцам жанра, и наш детектив начинается с тела, с человеческого тела — вашего, моего или чьего-нибудь еще. Самое поразительное в человеческом теле то, что других таких не существует. Нигде в природе. Ведь в нем заключено все, благодаря чему можно мыслить, говорить, постоянно ходить на двух ногах, изготовлять руками различные предметы, использовать преимущества объемного цветового зрения. И лишь одно оно обязано своим существованием не столько физической приспособленности к среде обитания, сколько достижениям материальной культуры. Как человек стал таким? Вот в чем тайна. Откуда взялось это необычайное тело?

"Кто я?" Нет мыслящего, человека, который хоть раз не задал бы себе этот вопрос. Самый глубокий и самый интересный из всех возможных. Ну, а ответ зависит от того, к кому этот вопрос будет обращен. У меня, например, есть фамилия, которая дает незнакомым людям определенное представление обо мне — если они пожелают ее узнать. Однако почтальону нужнее знать мой адрес, чем фамилию. В банке я известен по номеру моего счета, а у себя на работе — по номеру страховой карты.

Каждый из этих номеров что-то сообщает обо мне, но очень мало. Из них следует, что у меня есть счет в банке и что я где-то работаю; нужны же они для того, чтобы меня можно было локализовать, отыскать среди миллионов других перенумерованных людей и вручить мне или взыскать с меня какие-то деньги или доставить предназначенную мне почту. Но где же тут я, я сам? Кое-что можно извлечь из моего паспорта, который сообщает, что я мужчина, что рост мой равен ста восьмидесяти двум сантиметрам и что глаза у меня карие.

Сто восемьдесят два сантиметра. Рост высокий, но не исключительный. Я примерно на 10 сантиметров выше среднего американца мужского пола, чей рост в свою очередь несколько больше среднего человеческого роста. Почему я вымахал таким, хотя мои родители были невысокими, а обе бабушки и дед по матери — просто низкими? Может быть, я пошел в моего второго деда, отца моего отца? Не знаю. Он бросил свою жену, не прожив с ней и нескольких лет, долго скитался по свету и покончил с собой, когда моему отцу еще не исполнилось двадцати. В нашей семье избегали упоминать о нем.