Все твои совершенства - Гувер Колин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как тебя зовут? – спрашивает парень.
Подняв глаза, я понимаю, что впервые вижу его по-настоящему. Несмотря на то что сейчас явно один из худших моментов в его жизни, он неимоверно хорош собой. Выразительные темно-карие глаза под цвет взлохмаченных волос. Волевая челюсть, которая то и дело подергивалась от безмолвной ярости с момента, когда я вышла из лифта. Полные губы, которые то сжимаются, то разжимаются каждый раз, когда он смотрит на дверь. Мне интересно, смягчилось бы выражение его лица, если бы он не застукал свою девушку с Итаном. И еще в нем есть какая-то грусть. Никак не связанная с нашей нынешней ситуацией. Что-то более глубокое… как будто таящееся в нем. Я видела людей, которые улыбаются одними глазами, а он словно хмурится одними глазами.
– А ты красивее Итана. – Мое замечание застает его врасплох. Теперь на его лице написано только замешательство – видно, решил, что я к нему клеюсь (последнее, что сейчас пришло бы мне в голову). – Это не комплимент. Просто я кое-что поняла.
Он пожимает плечами, словно ему все равно, что я там поняла.
– Просто если ты красивее Итана, то, скорее всего, твоя девушка красивее меня. Не то чтобы меня это беспокоило. Может, меня это и в самом деле беспокоит. Это не должно меня беспокоить, но все же хочется знать, нравится ли она Итану больше меня. Из-за этого ли он мне изменяет. Возможно. Извини. Я, вообще-то, не склонна к самоуничижению, но сейчас я жутко зла и почему-то просто не в состоянии заткнуться.
Мгновение он пристально смотрит на меня, как будто его заинтересовала моя странная логика.
– Саша страшна как смертный грех. На этот счет можешь не беспокоиться.
– Саша? – Я недоверчиво произношу ее имя, затем повторяю его с ударением на последнем слоге. – Саша. Это многое объясняет.
Он смеется, следом смеюсь я, и это самое странное.
Смеюсь, когда следовало бы плакать. Почему я не плачу?
– Я Грэм, – говорит он, протягивая руку.
– Квинн.
У него даже улыбка грустная. Интересно, как он улыбается при других обстоятельствах.
– Я бы сказал, что рад познакомиться с тобой, Квинн, но это худший момент в моей жизни.
Горько, но правда.
– И в моей, – разочарованно говорю я. – Хотя я рада, что познакомилась с тобой сейчас, а не в следующем месяце, после свадьбы. По крайней мере, хоть не буду даром тратить на него брачные обеты.
– Вы должны пожениться в следующем месяце? – Грэм отводит взгляд. – Вот ведь засранец, – тихо говорит он.
– Это точно. – Собственно, я всегда знала, что Итан именно такой и есть. Засранец. С претензией. Но ко мне относится хорошо. Во всяком случае, мне так казалось.
Я снова наклоняюсь вперед и провожу руками по волосам.
– Господи, вот ведь мерзость.
Мама, как всегда, очень кстати со своей эсэмэской. Я достаю телефон и читаю:
«Дегустация торта перенесена на субботу, на два часа. Не наедайся перед этим. Итан составит нам компанию?»
Я глубоко-глубоко вздыхаю. Дегустации торта я ждала с нетерпением, считала ее самой важной частью всех свадебных приготовлений. Может, не говорить пока, что свадьба отменяется? И сказать только в воскресенье?
Снизу слышится бряканье, и я переключаю внимание с телефона на двери лифта. Они открываются, и я чувствую, что у меня в горле образуется комок. Увидев контейнеры с едой, я крепко сжимаю телефон в кулаке. Курьер приближается к нам, и с каждым его шагом мое сердце колотится все быстрее. Не сыпь мне соль на раны, Итан.
– Китайская еда? Ты что, издеваешься? – Я встаю и смотрю вниз на Грэма: он все еще сидит на полу и смотрит вверх, на меня.
Я машу рукой в сторону китайской еды.
– Это мое! Не его! Это я люблю китайскую еду после секса! – Я поворачиваюсь к курьеру, и он застывает, уставившись на меня и не понимая, идти ли ему дальше к двери. – Отдайте! – Я отбираю у него пакеты. Он даже ни о чем не спрашивает.
Я снова плюхаюсь на пол с двумя пакетами китайской еды и роюсь в них. Какое свинство: Итан просто повторил мой всегдашний заказ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Он даже заказал то же самое! Он кормит эту Сашу моей китайской едой!
Грэм вскакивает и вытаскивает из кармана бумажник.
Он расплачивается; несчастный курьер толкает дверь на лестничную клетку, как будто ему не терпится сбежать быстрее, чем на лифте.
– Пахнет хорошо, – говорит Грэм. Он снова садится и хватает контейнер с курицей и брокколи. Я протягиваю ему вилку и позволяю есть из контейнера, хотя курица – мое любимое блюдо. Но сейчас не время жадничать. Я открываю говядину по-монгольски и начинаю есть, хотя и не голодна. Но будь я проклята, если Саше или Итану достанется хоть кусочек.
– Шлюхи, – бормочу я.
– Шлюхи остались без еды, – говорит Грэм. – Может, оба умрут с голоду.
Я улыбаюсь.
После чего молча ем и думаю, долго ли собираюсь сидеть на лестнице с этим парнем. Я бы предпочла, чтобы дверь открылась, когда меня здесь не будет. Не хочу знать, как выглядит Саша.
С другой стороны, не хотелось бы пропустить момент, когда она откроет дверь и обнаружит, что за ней сидит Грэм и ест ее китайскую еду.
Поэтому я жду. И ем. На пару с Грэмом.
Через несколько минут он ставит контейнер на пол, лезет в пакет и выуживает два печенья с предсказаниями.
Одно он протягивает мне, другое раскурочивает сам. Разломив печенье, он разворачивает полоску бумаги и читает свое предсказание вслух: «Сегодня тебе повезет в крупном деловом начинании». Прочитав, он складывает пророчество пополам.
– Самое оно. Сегодня я как раз слинял с работы.
– Дурацкое предсказание, – бормочу я.
Грэм скатывает бумажку в крошечный шарик и швыряет им в дверь Итана. Я разламываю свое печенье и достаю предсказание. «Если прольешь свет на свои недостатки, все твои совершенности померкнут».
– А это мне нравится, – говорит он.
Я следую его примеру: комкаю предсказание и швыряю в дверь.
– Я – граммар-наци. Совершенства, а не совершенности.
– Поэтому мне и нравится. Единственное слово, в котором сделана ошибка, – «совершенство». Какая ирония.
Он подползает к двери, хватает бумажку и снова приваливается к стене. Бумажку он протягивает мне.
– Мне кажется, ты должна оставить это себе.
Я тут же отпихиваю его руку с предсказанием.
– Не хочу, чтобы что-то напоминало мне об этом моменте.
Он задумчиво смотрит на меня.
– Да. Я тоже.
Похоже, мы оба начинаем нервничать из-за того, что дверь может открыться в любую минуту. Поэтому мы просто прислушиваемся к их голосам и молчим. Грэм дергает нитки из джинсов на правом колене, пока на полу не образовывается кучка волокон, а колено остается почти голым.
Я беру нитку и кручу между пальцами.
– По вечерам мы обычно играли в «балду» на ноутбуках, – говорит он. – Я это хорошо умею. Это я научил Сашу играть, но она всегда выигрывала. Каждый вечер, блин. – Он вытягивает ноги. Они намного длиннее моих. – Это производило на меня впечатление, пока я не увидел в ее банковской выписке плату за игру в восемьсот долларов. Она покупала дополнительные буквы по пять долларов за штуку, просто чтобы побить меня.
Я пытаюсь представить, как этот парень по вечерам играет в компьютерную игру, но у меня не получается. Легче представить, как он читает романы, два раза в день наводит дома чистоту, аккуратно складывает носки и венчает все это совершенство утренней пробежкой.
– Итан не умеет менять колесо. С тех пор как мы вместе, у нас два раза спускалась покрышка, и оба раза ему приходилось вызывать эвакуатор.
Грэм слегка качает головой:
– Я, конечно, не ищу для этого ублюдка оправданий, но в этом нет ничего страшного. Многие парни не умеют менять колеса.
– Я знаю. Это не самое страшное. Самое страшное в том, что я-то умею. Он просто мне не разрешал, потому что ему было бы неловко стоять и смотреть, как девушка возится с колесом.
В выражении лица Грэма я вижу что-то новое. То, чего раньше не замечала. Может быть, озабоченность? Он пронзает меня серьезным взглядом.