Награда за риск - Лайза Эндрюс

— Ну что ж, пожалуй… С молоком и кусочком сахара.

Эмма выглядела как растерянный ребенок. Ей было невыносимо стыдно, что она обидела приятного и порядочного человека. К тому же девушка была голодна: проспав дольше обычного, Эмма опоздала к завтраку. Полцарства она отдала бы теперь за один круассан.

— Круассанчик? — будто угадав ее мысли, предложил испанец. — Хорошо еще, что вы не упали в обморок.

А ведь это игра! Игра. Если администратор увидит ее лакомящейся кофейком с гостями, она тут же будет уволена. Каким он глянул победителем, когда она надкусила круассан!

Потом, заняв место напротив, постоялец достал бумажник.

— Это моя невеста. Вернее, она была моей невестой…

У фотокарточки, протянутой Эмме, был такой вид, как будто ее сначала с остервенением скомкали, а затем долго разглаживали. На ней был этот испанец в смокинге под руку с какой-то «золотоволосой тайной». Что это значит? Монтаж и шантаж? Правда, они говорили про какую-то Аманду, на которую Эмма якобы страшно похожа, но такое невероятное сходство! Эмма, конечно, не одевалась столь элегантно и дорого и стрижку носила не такую, но все остальное!..

— И что дальше? — нарочито неприветливо процедила Эмма.

У нее сразу же пробежали по спине мурашки при виде его сузившихся глаз. Напрасно она думала, что раз он покормил ее — значит, добр. Подопытных мышей тоже сперва кормят, а потом…

— И что дальше? — повторил он бесцветным голосом. Она чувствовала, что ему стоит больших усилий сохранять самообладание. — Положим, вы настоящая чума. Но, как говорится, дареному коню… Итак, я открою свои карты. В субботу мне надо быть в Севилье. У меня там дед. Тяжело больной старик, которому осталось жить месяцы, если не дни. Когда у нас был роман с Амандой, я писал ему восторженные письма, и он с нетерпением ждет встречи с моей будущей женой. Но у нас с Амандой произошла размолвка — кольцо возвращено, свадьбы не будет. Я уже решил ехать к нему и все объяснить на месте. Однако вы должны понять, насколько тяжело мне будет его огорчить. Он с такой радостью узнал, что после безалаберной юности любимый внук решил остепениться… И тут я вижу вас… В общем, вам предстоит сыграть роль моей невесты.

Эмма невесело рассмеялась. Ее изумляла бесцеремонность этого типа.

— Странная шутка, — выдавила она.

— Неужели вы не можете понять, насколько это серьезно? — Он окинул ее холодным взглядом.

— Тогда вы изрядно рискуете. А что, если я расскажу старику правду?

— Не посмеете. Либо вам придется раскаяться. — У него дрогнули губы. Спокойствие не давалось ему.

— Я не сказала еще ни «да» ни «нет» — и уже слышу угрозы. — Сейчас она чувствовала себя хозяйкой положения и готова была подтрунивать над его несчастьем.

— Прошу вас, согласитесь. — Теперь в выражении его лица было столько отчаяния, что Эмме сделалось не по себе.

— Трудно представить себе… Мой вид… — бормотала она, но испанец пропустил ее слова мимо ушей.

— За неделю пребывания в Севилье вы получите пятьсот фунтов. Необходимые туалеты — они останутся вам — будут стоить гораздо больше. Контракт оформит мой юрист или, если хотите, ваш. В любом случае услуги юриста оплачиваю я.

А что, если судьба его мне посылает? Не будь он испанец, Эмма отделалась бы от него и забыла. Может быть, с сожалением, но она заставила бы себя его забыть. Однако эта поездка открывает ей возможность пройти стажировку и вовремя защитить диплом. И работать по специальности, не унижаться ради денег…

— А еще вы получите премию, если справитесь! — говорил постоялец ободряюще, полагая, очевидно, что она боится или не надеется на себя.

В ней с новой силой вспыхнуло презрение к этому испанцу, к его деньгам, к самой себе, готовой опять пойти на такое унижение.

— Вы всегда получаете то, чего вам хочется? — выпалила она в раздражении.

Он опешил, но ответил спокойно:

— Я убежден, что каждый человек имеет свою цену.

Вот он и выдал себя. Она в его глазах гусеница, насекомое!

— А я презираю таких сеньоров, которые все оценивают в деньгах! Они позорят других людей и себя! — Хорошо она сумела спародировать его тираду! Умница Эмма!

Между тем его лицо озарилось догадкой.

— Кажется, я понял, отчего вы сегодня этакая чума. Ну-ка, Рамон, позови сюда администратора!

— Шантаж?

— Ну, вряд ли это так называется…

Ежась под его пронизывающим взглядом, она все же не переставала думать о еще не съеденном круассане. Раз уж все равно дело пропало, отправит-ка она его в рот. Администратор, считай, уже порог переступил, и она, считай, уже за порогом. Гость в отеле царь. Если кто из персонала не учел такового обстоятельства, ему об этом напоминают, выставляя на улицу его вещи.

— Вы ведь не завтракали! — Он поймал ее на том, что она держит на весу кофейник, проверяя, совершенно ли он пуст.

— Веду себя, как свинья, ага? — И она торжественно вылила в чашку все, что оставалось в кофейнике.

— Ну, я не это имел в виду, — оправдался он, между тем поведение Эммы все больше его забавляло.

— А поесть я бы не отказалась! — Она пожала плечами.

Эмма хорошо умела пожимать плечами — порывисто и вместе с тем грациозно. Обаянием и изяществом природа ее не обделила, только одно подруги находили в ней «неэстетичным» — худобу в сочетании с волчьим аппетитом. Походили бы они так вот с пылесосом по ковровым дорожкам — неделю за неделей и милю за милей, — тогда бы поняли, откуда у нее этот волчий аппетит.

— Все-таки завтракали вы или нет?

Это окончательно вывело Эмму из себя. Что за дотошность!

— Я завтракала, правда! Но таких вкусных круассанов нет и в лучших ресторанах Франции! Правда, они могут быть вчерашние или позавчерашние. Мы ведь получаем премии за экономию продуктов, вы об этом знаете? — Она сделала глоток, задумалась. Да, вкус несравненный. — И недопитый кофе здесь разогревают. Так что вы не выливайте из чашки обратно в кофейник. Не будете?

Испанец сморщился от отвращения. Эмма давилась от хохота. Что это с ней случилось? Никогда не была она склонна к подобным выходкам. Но этот иностранец всей своей сутью ее провоцировал. Кстати, он даже и не представился. Горазд только засыпать вопросами.

— Между прочим, кто вы такой?

— Простите, я ведь и вправду себя не назвал. Луис Гарсиа Кеведо.

Черт возьми, с какой гордостью он произнес свое имя! Явно в расчете на то, что я разину рот от изумления. А я понятия не имею, что за Гарсиа Кеведо.

— Вы находите мое имя забавным?

— Нет, отчего же? Вам оно подходит. И звучит почти как титул. — Право, себе она не пожелала бы столь высокопарного «титула».