Начать все сначала - Александр Корчак

Был тёплый осенний день. Мы должны были со всем классом отправиться на этот инфернальный перфоманс, но у нас был другой план.

Я не считаю, что совершал ошибку. Повторяю, что все события разворачивались как часть грандиозного замысла, в котором короткий отрезок времени был расписан по секундам, а диалоги разыграны как по нотам.

– Взрывай.

– О чём ты?

Взрывать – это значит делать первую затяжку.

Балкон на четвёртом этаже, четверо голодных по впечатлениям, изолированных собственной провинциальностью от удовольствий «цивилизованного мира» подростков стоят вплотную. На пике кайфа. Ничего не понимая, видя только тени своих рук, слыша только свой грубеющий голос. Они перевернут одну страницу, а следующая окажется пустой. И никто не будет знать, чем её заполнить, поэтому будь здесь, будь сейчас, carpe diem, о друг Гораций!

Не могу сказать, что эффект от второго раза сильно отличался от первого. Всё было в тумане. Слегка притупленное восприятие, тормозящая речь, красные глаза. Никакого расширения сознания, никакой эйфории, никаких божественных откровений. Важнее было то, что мы – против, что мы победили сегодня, чтобы остаться в дураках завтра. Но это не имело значения.

Прогулялись. Ходили по улице в эти выпавшие из жизни часы, тщетно пытаясь уловить воздействие марихуаны.

Меня преследовало ощущение, что я делаю что-то не то. Понимаете? Вместо того, чтобы плыть по течению, я сдерживал поток, собирая вновь и вновь разрозненные куски картины под авангардистским названием «Реальность». То же происходило с моими друзьями. Потребовалось много времени, чтобы изжить эту привычку. Но и сейчас, по прошествии многих лет, я понимаю, что она не изжита до конца.

Можно сказать, что это было развитием. Разве познание себя и окружающей действительности не является развитием? У нас появилось какое-то преимущество. Это не было преимуществом подростка, начавшего курить, употреблять алкоголь или вступившего в половую связь. Это было круче. Соприкосновение с миром наркотиков психологически не подтверждало нашу взрослость и, значит, не было «ритуалом перехода». Оно противоречило всем общепринятым нормам, и его нельзя было классифицировать.

Мы не становились умственно отсталыми, и наши отметки по самым сложным предметам подтверждали это. Появилась тема, обсуждаемая только в узком кругу. С социализацией, вроде тоже всё было в порядке.

Мы не знали о существовании Хантера Томпсона, Джека Керуака, Олдоса Хаксли, Станислава Грофа, Алекса Гарленда, Джима Моррисона, Карлоса Кастанеды, Боба Марли, Ульяма Берроуза и поэтому передвигались впотьмах без карты и компаса. Все эти Люди-идеи, Люди-архетипы появятся в моей жизни немного позже. У каждого будет по большому фонарю в руках, чтобы я мог находить путь, теряя и снова находя узкую тропу, ведущую в пропасть, из которой только один путь – на самый верх.

С этого момента я начал терять интерес ко всему, что движет этим миром, и мечтательная меланхоличная сторона моей личности начала брать верх. Тенденция к времяпрепровождению в одиночестве усилилась. Как следствие, работа ума оказалась перенаправленной внутрь.

Меня стала больше интересовать литература, поэтому я прочитал все книги, которые были дома (стандартный постсоветский набор, не перечисляю). Только один автор прошёл в следующий этап – Достоевский. В спроецированном воображением теле я совершил преднамеренное преступление и понёс за него жестокое наказание в виде воспалённого воображения, бессонницы, необоснованного страха немой тишины и ощущения присутствия чего-то зловещего и незримого. Это был катарсис, антидот против любых замыслов любых преступлений. Была ещё одна книга, повлиявшая на меня немного в другом ключе, к которой я вернусь в связи с другой темой.

Увлечение музыкой также было одним из важнейших в моём средневековом с терра инкогнитой со всех сторон мире. Мне четыре года. Я сижу на полу, а из самодельных динамиков, выкрашенных в красный цвет и приделанных к плееру «Романтика» доносятся слова:

Песня без слов, ночь без снаВсё в своё время – зима и весна…

Вот оно – советское Дао!

Голос человека, бывшего по эту и другую сторону бытия, и поэтому, может быть, исполненный такой печали. Слова – не просто поэзия, а установление нового миропорядка. Что я тогда мог понять? Я безнадёжно опоздал застать создателя группы «Кино» в живых. Волной накатывает понимание своего места, а точнее его отсутствия не то что в истории, но и в коротком временном отрезке между смертью гиганта и рождением хаоса.

Мне шестнадцать, я сижу в комнате и слушаю тот же голос. Теперь у меня все альбомы «Кино». Моя коллекция – предмет зависти. Проникая глубже в творчество группы, я возвращался назад во времени и однажды дошёл до источника.

Борис Гребенщиков. Интеллектуальность. Новый свежий ветер. Новые сложные слова.

Глубже. «The Beatles». Начало всех начал.

Нет слов, чтобы описать всё великолепие и краски мира, открывшегося перед моей душой.

Ода музыкантам. Верлибр

Ухо восприняло внешний звукУпиваюсь наслаждением слухаЧто-то открылось с тем, чтобы не закрываться никогдаС тем, чтобы втянуть в себя суть пяти элементов.

Неужели есть что-то реальнее этих звуков?Структура моего тела преобразиласьКак от вибраций божественных мантрМои глаза не способны увидеть собственное дноВ ушах только звукЭто ода вамБодхисаттвыПобочные аватары Нового времени.

Если двери восприятия будут открыты, то…Да! Всё будет таким, как естьВот тут и начинается ВселеннаяМиры, наполненные странными обитателями,То вечно радостными, то погружёнными в мрачные раздумья,Одетыми в огромные пурпурные шляпыИли штаны из змеиной кожиОдни из них сияют яркими полуденными цветами,Другие окутаны в полночь,Одни парят в безграничном пространстве неба,Другие – мотыльки, слетевшиеся на свет моей лампыОдни кричатДругие шепчут,Но все они способны оторваться от землиИ прорезать пространство звукомСамым первым, порождающим звёзды и галактикиИ самым последним, наблюдающим пралаю{ Пралая – в индуизме – разрушение мира в конце космического периода.}Во всём её торжественном великолепииЭто ода вамБезумцыВоплощённые для удовольствия бесконечной ночи.

Был жаркий полдень на Сансет СтрипЯ не был тамМеня не могло там быть,Но всё же, прорываясь сквозь плаценту прошлых жизнейЯ принимаю участие в Мягком парадеГолова, как воздушный шар взмывает в небо,И я вижу цветную толпуЗаочно освобождённыхОпередившихОтставших навсегда,Влившихся в волну,Разбившуюся о скалу реальности.Мы спешим, чтобы стать свидетелями чуда:«Только сегодня и только сейчас«Jefferson», «The Doors», Малиновый Король,Благодарный мертвец, Пинк и ФлойдПочтят своим присутствием вас и нас!Не беда, что нет билета и пуст карманПриглашаются святой и наркоман!»

Вы стоите на возвышенииРазливая ауру в залПуская по проводам вибрациюСвоих чакрВы нашли магические утерянные конфигурацииСеми главных тоновИ теперь играете, наслаждаясь мировым господством.Оглушённая толпа через секунду у ваших ног,Но вас уже нет.Одни испарились, оставив лишь миф для газет,Другие купили острова в недоступных морях,Чтобы сидеть в тишине и слушать,Как шумит водаКак шепчутся листьяКак растёт борода…

Любая известная человечеству форма искусства – способ ухода от «нормальной» реальности. Интересно, что этот уход осуществляется через погружение, проникновение и детальное рассмотрение. Досконально изучить, чтобы получить право заменить или полностью отвергнуть то, что когда-то было основой самого существования. Любые высокие формы искусства соприкасаются с труднодоступными областями сознания и ставят под сомнение незыблемость границ воспринимаемого мира. Я оглядываюсь и вопрошаю пустоту: «Кто здесь?» Глупо ожидать ответа, вглядываясь в темноту за пределами яркого круга лампы, но всё-таки я слышу, я слышу…

Разве возможно, чтобы жизнь стояла на месте? Такого фактически никогда не бывает. Кажется, что ничего не происходит, смотришь на минутную стрелку и не можешь поймать момент, когда она передвигается и превращается в часы, дни, годы… Так незаметно я завязал отношения со многими людьми, которых никогда не видел и не увижу. Те, кто думал, что я одинок, сами были несчастны и одиноки, но не смогли приблизиться к этому осознанию.

Жизнь двигалась, воображаемая категория Времени всё ещё была в силе, настоящие взлёты были впереди.

Я всегда считал, что нет ничего глупее, чем описывать последовательность событий. Возможно, причина кроется в том, что у меня никогда не получалось сделать это хорошо, не вдаваясь в психологические подробности и лиро-эпические отступления. Я всегда завидовал писателям, сменившим много профессий, исколесившим весь земной шар и, как следствие, имеющим событийно богатый жизненный опыт. Я всегда удивлялся людям, которые могут из самой банальной жизненной ситуации создать произведение только за счёт таланта рассказчика.