Моя сестра - Мишель Адамс

– Позвони мне завтра, если надумаешь, – говорит Элли. – Надеюсь, ты сможешь. Не вынуждай меня приезжать за тобой в Лондон. – Она кладет трубку, не давая мне шанса ответить.

Глава 2

Я сижу на краю кровати в оцепенении и вижу, как цифра на часах сменяется с 2:06 на 2:07. Хватило всего пяти минут, чтобы обесценить усилия этих шести лет, и вот Элли снова в моей жизни, как ни в чем не бывало. Встаю, не чувствуя уверенности в ногах, как будто сила притяжения Земли резко увеличилась. Я закутываюсь в домашний халат и плотно его завязываю, чудом избежав по дороге столкновения с упакованной дорожной сумкой, что стоит у кровати. Антонио, похоже, собирался куда-то и, скорее всего, без меня.

Я легонько отталкиваю сумку в сторону и ныряю в серые тапочки из кашемира. Это подарок, один из многих подарков Антонио за те три года, что мы вместе. Все казалось таким простым в самом начале. Но потом реальность стала подкрадываться все ближе, и мысль о том, что Элли может объявиться в любой момент и все разрушить, брала свое. Конечно, тогда он ничего не знал о ней, и когда все начало рушиться, понадеялся, что подарки это исправят. Теперь, глядя на то, как тень нашего прошлого нависает над ним, спящим, и на сумку, которая уже не раз стояла вот так, собранная, я понимаю, что никакие подарки не смогли бы предотвратить того, что мы отдалились друг от друга. Элли – это моя судьба. Совершенно неизбежная. Моя сестра снова здесь, чтобы разрушать. В общем-то, я всегда знала, что она вернется.

Бесшумно скольжу прочь из спальни по ламинату своей унылой квартирки, расположенной в блочном доме одного из темных закоулков Брикстона. Смотрю в окно на лестнице, улица окутана полумраком, ни души. Чуть поодаль одинаковые дома сливаются в единую массу, теплые огни города словно бы напоминают, где я нахожусь. Это огромный город, в котором ты можешь исчезнуть, будучи у всех на виду. Почти целиком.

Если бы Антонио не спал, он бы обнял и выслушал меня, а после сказал бы, что я должна почувствовать облегчение, поскольку сняла с души этот камень. Он где-то услышал это выражение, и как часто делают люди, изучающие новый язык, использует его не в самые подходящие моменты. Оно слишком общее для конкретной ситуации. Так же было, когда я рассказала ему, что Элли убила собаку. Свою собаку. Он ответил, что теперь все хорошо и что я сняла камень с души. Как будто после разговора об этом все вернется на свои места, и мертвый песик с пробитой головой, высунув язык, примчится обратно, веселый, как Тотошка. «Нет места лучше, чем родной дом». Вот ведь ахинея.

Я спускаюсь по деревянным ступенькам, осторожными шажками продвигаюсь в темноте к кухне, одной рукой облокачиваясь на стену.

«Итак, – думаю я. – Моя мать умерла».

Стою у столешницы и верчу в руках запятнанный винный бокал, раскручивая капли кьянти, оставшиеся на дне. Отставляю его в сторону и достаю из буфета две кружки, стараясь произвести побольше шума. Быть может, Антонио проснется, если услышит. Возможно, он придет и сядет рядом, скажет, что все будет хорошо, как он всегда и говорит. Этого будет достаточно. Это поможет унять панику, которую вызывало возвращение Элли. Я даже делаю шаг к спальне, уверенная, что его присутствие облегчит мое одиночество. Но потом я вспоминаю про сумку у кровати, и вновь, только на этот раз тихо, открываю буфет и ставлю вторую чашку обратно. Он собирается уйти от меня? Возможно. Видимо, таков мой удел. Мне нужно будет привыкнуть к одиночеству, когда он уйдет. Вставляю капсулу в кофемашину и, когда загорается красный огонек, забираю чашку. Делаю обжигающий губы глоток.

Перед тем как сесть за свой скучный стеклянный стол и включить компьютер, прохожу вдоль стены, включая везде свет. Мне нравится современная мебель. Безликие предметы без истории и воспоминаний, с ними связанных. Ставлю кружку рядом, открываю браузер, погружаясь в холодный синий свет. На некоторое время замираю, уставившись в экран и едва дыша. Что я здесь делаю? Я действительно собираюсь поехать туда? Мне кажется, что я слышу нечто похожее на шаги и оборачиваюсь, надеясь увидеть Антонио, но здесь никого нет. Я отклоняюсь, еще раз проверяя лестницу, но вижу только темноту, из которой пришла. Поворачиваюсь обратно к компьютеру и печатаю «Эдинбург» в поисковом окне, чтобы найти рейс, все еще не слишком уверенная, что достаточно проснулась для принятия такого решения. Я действительно собираюсь вернуться? Следующая опция. Туда-обратно или в одну сторону?

– Что ты делаешь? – спрашивает Антонио.

– Черт! – кричу я, практически вскочив с места. – Не подкрадывайся ко мне так! – Сердце стучит отбойным молотком в груди.

– Боже, Рини! – он отпрянул от неожиданности. – Вообще-то это ты кралась в темноте. Напугала меня.

Он стоит в белых трусах, которые ему маловаты, и в качестве оружия держит в руке мою туфлю на небольшой шпильке. Голос у него насыщенный, как шоколад, и крепкий, как мой эспрессо.

– Так что ты здесь делаешь?

– Ищу кое-что в Интернете, – говорю я, все еще задыхаясь. Он двигается ближе, кладет туфлю на стол, я чувствую на его коже запах своих духов, когда он наклоняется ко мне. Антонио легонько касается моих плеч, и, когда я не отталкиваю его, растирает мою шею, после чего позволяет пальцам скользнуть по груди. Антонио никогда не переставал быть человеком с обостренным чувством осязания. Он всегда был очень тактильным. Даже когда сердится, хочет быть ближе ко мне.

– Просто расслабься, о'кей? Сделай глубокий вдох, – говорит он, массируя пальцами мою шею. Я вспоминаю, чем мы занимались всего час назад, и мечтаю, чтобы можно было вернуться в тот момент, такой же неловкий, как и сам секс после ссоры. Между нами все так непросто. Он продолжает разминать шею, наклоняясь, чтобы прочитать текст на экране. После этого останавливается, смотрит на меня в недоумении:

– Ты едешь куда-то?

Я вновь думаю о собранной им сумке, и о том, что могла бы задать тот же вопрос. Вместо этого делаю еще один глоток кофе, просто радуясь, что больше не одна, и отвечаю:

– Кассандра умерла.

У него уходит некоторое время на то, чтобы сообразить, кто это, он не привык слышать это имя.

– Когда? – спрашивает Антонио, как только пазл складывается. Он приседает на корточки, мой халат раскрывается, обнажая ноги и нижнюю часть шрама. Сильной рукой он растирает мое слабое левое бедро по всей длине вплоть до красной раны с уплотненной кожей, и продолжает анализировать выражение моего лица, чтобы понять, как я приняла эту новость. Я же пуста и неинформативна, как белый лист бумаги.

– Как? – спрашивает он, а я отодвигаюсь, его пальцы раздражают неровную кожу покрытой шрамами ноги.

Только сейчас я осознаю, что не спросила Элли, что произошло с матерью. Я не знаю, умерла она во сне или в ужасной автокатастрофе. В боли или в умиротворении. Я бы и рада сказать, что не спросила, потому что меня это не волнует, но сама-то я знаю, что это не так. Меня до сих пор это беспокоит, хотя я пыталась на протяжении двадцати девяти лет делать вид, что мне все равно.

– Я не знаю.

Антонио не настаивает, хотя знаю, он не очень понимает мою отрешенность. У него слишком много своих собственных представлений о семье. Там все начинается со свадьбы. Но он здесь, и простил меня за вчерашний скандал, который я устроила: началось с чего-то банального, вроде его безразличия к домашним делам, а закончилось моим нежеланием становиться матерью.

– Ты поедешь? – спрашивает.

Я пожимаю плечами. Столько причин, чтобы не ехать. Я еще могу вывернуться, сменить номер, переехать раньше, чем Элли удастся выяснить, где я живу. Притвориться, что ничего ей не должна. Но если поеду, то отец может рассказать мне правду. Как я могу упустить шанс выяснить, почему они отдали меня, а Элли оставили?

– Ну, думаю, нужно ехать. – Сказав так, он дотягивается до мышки и прокручивает доступные рейсы. Он выбирает рейс в 15:30 и водит курсором, привлекая мое внимание. – Вот этот, кажется, подойдет. Будешь там не позже сегодняшнего вечера.

Я киваю и улыбаюсь, понимая, что он уверен: единственно верное решение – быть там.

– Подай мне мой кошелек с карточками, – говорю, нажимая кнопку «Купить» дрогнувшей рукой. Я выбираю билет в один конец, поскольку не знаю, когда смогу вернуться, и тут же теряю уверенность. Антонио не предложил поехать со мной. Вероятно, он только порадуется перерыву. А может, и я тоже.

– А теперь давай вернемся в постель, – говорит он.

Мы идем обратно, Антонио впереди, ведет меня за руку, как будто я девочка-подросток перед первой ночью. Скользнув обратно в кровать, он заключает меня в объятия. Я скучала по этому в течение тех недель, когда он был отчужденным и недоступным. Я расслабляюсь, мечтая, чтобы это ощущалось так же, как и раньше. Но, увы, его поза нескладна, как будто бы мы два кусочка пазла, не подходящие друг к другу. И его присутствие рядом уже не обволакивает прошлое дымкой, как раньше.