За ширмой - Василиса Савицкая

– А глянь еще сюда, – он практически силой повернул меня, ткнув пальцем в здание вокзала.

…Парень. Спортивный, симпатичный, сумка через плечо, чемодан рядом. Улыбается растеряно, осматривается. Видно – приезжий. Что-то у прохожих спрашивает, они машут отрицательно головой, руками разводят. Прислушиваюсь, по-английски говорит. Два гопника остановились рядом. Хороша жертва иностранная. Подошли, объяснять что-то на пальцах начали, к темной арке подталкивают. Жалко иностранца стало, подошла, улыбнулась, под руку взяла…

– Ребят, все хорошо, спасибо, – внутри страх, но виду не подаю, смотрю в упор, улыбаюсь. Взглядом холодным окинули, деваться некуда, новую жертву искать надо. А когда наивному иностранцу объяснила, какая помощь ждала его, благодарить начал. Помогла гостиницу снять, на такси посадила, телефонами обменялись, созваниваемся…

– Еще показывать или хватит? Если что, у меня много в запасе интересного, – скрестив руки на груди, он пристально смотрел на меня.

– Что это? – Я перевела на него взгляд, наполненный ужасом.

– Это? Да ничего особенного. Всего-навсего фрагменты твоей жизни. Ну, которая могла быть.

Эта старушка, за синими шторами, так и не дождалась бы помощи. Не потому, что злые, потому, что некогда. Дела у людей, заняты все своими проблемами. Бегут, спешат, вокруг ничего не замечают. А ей мужества попросить не хватило. Стыдно. Всю жизнь сама на себя рассчитывала. В итоге от голода у нее обморок случился, и, падая, она ударилась головой об полку. Сама понимаешь, взрослая уже. Не хепиэнд в итоге получился…

А эта псина, как ты ее назвала, Конфета? Так вот, эта Конфета склеила бы ласты там… на мосту. Сбитых собак редко спасают. Хлопотливое это дело, не человек же. В тюрьму не посадят. Подумаешь, одной больше, одной меньше. Тем более ночь, мост, поток машин. Ей просто повезло, что ехала мимо такая дура, как ты, и остановилась. Но хочу уточнить, остановилась бы! Ты же собралась вниз, с крыши, так, что собаке явно не повезет, как и старушке…

А красавчик этот – из Лондона. Муж твой будущий. Чисто теоретически. Ведь парнишки, когда кошелек забирать будут, со злости, что не отдает, ножом легкое проткнут, помрет парень…

Я стояла, как завороженная, не в силах оторвать от него взгляд.

– Ну что ты смотришь? Время за полночь. Давай прыгай, и я пошел. Устал с тобой возиться.

– Я не хочу.

– Как не хочешь? – Он удивленно посмотрел на меня. – Совсем недавно ты стояла на пятом этаже в окне и уже заносила ногу для прыжка. Тут тринадцатый. Тут надежней и красивей. Прыгай!

– Не буду.

– Странно. Ну не хочешь, как хочешь. Тогда я пошел. Пока.

– Кто ты? – Я задержала его за плечо.

– Я? – Он обернулся, и угол рта растянулся в еле заметной улыбке. – Да так, никто. Мимо проходил, – сказал он и пошел.

Я не шевелясь, всматривалась в темноту, которая скрывала его все больше и больше. Он подошел к чердачной двери и открыл ее. Яркий свет парадной осветил его силуэт. За спиной у него было два небольших белых крыла, таких же модных, как и кеды, которые я не заметила раньше…

P. S. – Бабушка, у вас все хорошо? Может, помочь?

– Да, доченька, помочь. Старая я, не вижу совсем. Деньги посчитать не могу, не знаю, сколько осталось. Хватит ли хоть каких-то продуктов купить… Второй день не ем, даже хлеб дома закончился.

Никому не нужный ваня

– Тетя, давайте я вам что-то помогу?

Я обернулась и увидела рядом стоящего пацана. Не мальчика, не ребенка. Именно пацана, от роду лет шести, максимум семи.

Грязная затертая телогрейка на несколько размеров больше маленького щуплого тельца, такие я видела только в фильмах о войне, именно синего цвета, стеганные вдоль. Где можно было найти сейчас подобную, ума приложить не могла. На ногах ботинки, когда-то черные, сейчас пыльно-серые, со стоптанными задниками и сбитыми носками. Явно с чужой ноги. Разница в три размера, не меньше. Под задранной или оборванной, сразу не успела разглядеть, штаниной, шнурки перекинуты через лодыжку, чтоб не спадали ботинки. Грязные маленькие руки, теребящие то ли от волнения, то ли от энергии, его переполнявшей, пуговицы на ватнике. Такое же, как и одежда, грязное лицо с размазанной на нем серой пылью. Сквозь серый оттенок кожи ярким пятном светятся синие, по-детски наивные, но с волчьей опаской глаза. Весь этот образ дополняла выступающая на передний план худоба, которую было хорошо видно даже через ватник.

Я безбожно опаздывала на встречу, и первым желанием было отмахнуться, сунуть денег и побежать дальше, но я остановилась и зависла. Глядя на это маленькое щуплое создание с волчьим взглядом, не достигающим своей макушкой мне даже пояса, я не могла двинуться дальше. Пауза затянулась. Он стоял, терпеливо дожидаясь ответа, с вызовом глядя мне в глаза снизу вверх. Чувство жалости подперло диафрагму, перекрыв доступ кислорода. Пытаясь понять, что именно происходит в моем организме, и догадываясь, с какого места у меня потечет влага, я внимательно продолжала рассматривать этого волчонка. Я часто видела беспризорников и всегда давала им деньги, но этот был другой, не такой, как все. Наконец выдохнув, я нарушила тишину:

– А чем ты можешь мне помочь?

– Я могу все! – с вызовом, практически прокричал мне в ответ этот маленький человек. – И продукты могу купить, и донести могу, и машину помыть и дома прибрать. Если надо починить, могу что-нибудь молотком. Я умею молотком, честно, не смотрите, что я маленький, я умею!

Он кричал, пытаясь убедить меня в своей силе. Его глаза горели ярким огнем, в голосе был вызов.

– Давай я тебе просто так дам денег? – я опустилась рядом с ним на корточки и взяла за пуговицу. При ближнем рассмотрении я увидела опухшие с краснотой веки от недавних слез и страх, спрятанный за огнем. Было видно, как он боялся, что ему не поверят, не дадут возможность показать, на что он способен. – Так что? Сколько тебе надо.

Он сделал шаг назад, и его глаза сузились в маленькую щелочку презрения.

– Я умею воровать, – гордо, но уже тихо сказал он. – Если б я захотел, мог бы и сам взять, большого ума не надо. Вон, у вас кошелек в сумке на самом верху лежит – бери не хочу. Но мне чужого не надо. Я все умею, даже молотком.

Я машинально перевела взгляд на сумку и в очередной раз подтвердила, что я раззява. Сумка нараспашку, кошелек действительно сверху.

Маленький серьезный человек, понимая, что зря теряет со мной время, молча повернулся и собрался было отойти, но я, почувствовав, что пуговица, которую я все еще машинально держала в руках, стала выскальзывать из пальцев, оторвалась от кошелька и вернула волчонка на место.

– Ты куда? Мы еще не договорили, – слезы царапающимися кошками блуждали по моему телу, но я усилием воли не давала им добраться до глаз. – Знаешь, мне действительно нужно кое-что.

Он пристально посмотрел на меня, как будто пытаясь понять из жалости или действительно. Я сделала максимально серьезный вид и перешла на деловой тон. Жалости в тоне не должно быть и близко, раскусит, поймет. А жалеть его нельзя, было видно сразу – не тот формат. Не попрошайка – одинокий волчонок, гордый и сильный в свои шесть лет.

Я четко понимала, что встреча отложилась сама собой на неопределенный период, ну и Бог с ней, успею.

– Так что нужно делать? – по-взрослому, серьезно спросил он, скрестив на груди руки. Он успокоился, его не жалели, а нанимали на работу.

– Ну, во-первых, – я судорожно пыталась придумать, что же мне надо из того, что ему по силам. – Давай начнем с машины. Фары грязные, стекла. Сможешь почистить?

Я включила тон директора и с недоверием прищурила глаза.

– Если будешь халтурить, за работу не заплачу, – строго сказала я.

– Я не халтурю, – он сверкнул волчьими синими глазами. – Где машина, пошли, – скомандовал он, и я покорно, подчиняясь его тону, двинулась за ним, указывая путь.

Мы подошли к машине, человечек потребовал тряпку и без лишних слов сразу приступил к работе. Он старательно тер стекла грязной тряпкой, не пропуская и миллиметра. Пыль двигалась, повторяя его движения, иногда взлетая вверх, затем опять примагниченная стеклом, садилась обратно. Я молча наблюдала за процессом. Машина чище не становилась, но суть была не в этом.

– Мы, кажется, забыли договориться о цене, – я потрогала его за плечо, отвлекая от работы. Он остановился, посмотрел на меня своим взрослым взглядом и вытер лоб грязной рукой, чем оставил на нем серый пыльный след.

– Сколько сочтешь, столько и дашь, – коротко, не церемонясь, сказал он, переходя на ты. Как на равных… И стал тереть машину дальше.

– А как тебя зовут?

– Ваня, – не поворачиваясь, буркнул в ответ.

Он отвечал сухо, коротко и по смыслу. Детского в нем не было ничего, кроме роста и размера одежды. Я внимательно наблюдала за этим маленьким человеком и чувствовала перед ним определенный страх, смешивающийся с безграничным уважением.