Одна сотая секунды - Иулсез Клифф

Из своего арсенала я выбрала самую стереотипную схему, отличавшуюся простотой, а потому и являвшуюся наиболее действенной. Якобы случайное знакомство, затем как будто бы еще одна ненамеренная встреча через пару дней, почти ничего не значащий обмен телефонами… Стать для этого принца без белого коня, страдающего одышкой и нестабильным артериальным давлением, пассией, богиней, светом в окошке и предметом грез оказалось не сложнее, чем обольстительной дамой сердца для пылкого невинного юнца. Опять-таки, как это часто и происходило ранее, пошли типичные боевые маневры со стороны моего временного кавалера: мелкие и не очень подарки, проводы до гостиницы, сбивчивые хихикающие и перемежаемые нецензурщиной намеки на разделение ложа, выводы в свет. Признаюсь, мне даже ничего особенного тогда не пришлось делать, я просто поплыла по течению, позволяя старому ловеласу чувствовать себя героем и страстным самцом, способным покорить самою неприступную крепость женского пульсирующего очага эмоций. Я лишь изредка вмешивалась на поворотах, добавляя малую толику перца в разгоревшееся пламя бездумной влюбленности, перемешанной в пропорции один к одному с потребностью обладания.

Пусть обладает, мне не жалко, мое дело — вовремя подавлять тошнотворную брезгливость и внимательно следить за переломными моментами.

Такой, пожалуй, мог бы наступить в ту гомонливую искрящуюся ночь, в ресторане.

Если верить прочитанному и услышанному, то многие хищники перед точным броском замирают, группируются, превращаются в зрение и слух. А опытные хищники еще и безошибочно угадывают момент, когда необходимо совершить бросок, чтобы пронзенная клыками жертва забилась, окатывая морду свежей кровью, заметалась в агонии, уже не способная в очередной раз увильнуть от смерти.

Я приготовилась к прыжку, почувствовала сладкое томление в мышцах, когда моя безошибочная интуиция породила неясное чувство тревоги. И этого чувства хватило, чтобы в считанные мгновения выгорел весь алкоголь, чтобы мой взгляд заскользил по лицам расслабившихся гостей и теней-официантов, а отправленная в рот сочная виноградина, раздавленная, брызнула во рту не сладким соком, а отдала неприятной горечью.

В стадо закрался еще один хищник, замер, напряг каждый член до предела и внезапно учуял конкурента. Он меня нашел, он теперь следил за мной, тогда как я продолжала незаметно шарить глазами по толпе в тщетной попытке по случайным жестам, по особому блеску в глазах, по выбивающимся телодвижениям вычислить источник угрозы.

К горлу подступил комок, в животе кольнула ледяная звездочка.

— Котик, я припудрю носик, — проворковала я в лоснящееся от пота раскрасневшееся ухо своей жертвы и выскользнула из-за стола.

— Вали давай, — добродушно прогудел вслед Вишнев, слишком занятый обрывочной и бессюжетной историей какой-то стареющей дивы.

Меня кто-то стал «пасти»? Кто-то все понял? И кто он? Она? Они?

Страх обволакивал липкой жижей, мешал думать, с трудом позволял мне вести себя столь же естественно, как и до сигнала тревоги, поданной интуицией. Но как там говорится — мастерство не пропьешь? И я, расслабленно и величаво, не забывая игриво покачивать бедрами, проплыла в дамскую комнату, не разрешая себе не то что даже обернуться, а просто допустить лишнее движение головой, бросить взгляд назад, хотя неизвестный противник не спускал с меня глаз и теперь прожигал дыру прямо меж лопаток.

Аккуратно прикрыв дверь в дамскую комнату, я позволила себе тихо, но протяжно выдохнуть. Гибельной волной начала подниматься паника, и все же не захолонула, удержалась у какой-то критической черты, напоровшись на непробиваемое железо трезвых рассуждений, главными из которых были те, что, во-первых, все подобные ситуации не раз и не два прокручивались в голове, а, во-вторых, на данный момент мне очень сложно что-то предъявить.

Так, еще раз вдохнуть, медленно выдохнуть… В сумочке — платочки, пудреница, прокладки, баллончик, ключи… Рука скользнула в шелковистое нутро, нащупала баллончик, медленно сжала металлический холодный цилиндр и все же его пока отпустила. Чутье зашкаливает, заставляет вырабатывать организм столько тепла, что еще немного, и сквозь поры кожи заструится не только пот, но и исторгнутся лучи света. Нет, спокойнее, просто нужно быть спокойнее. Все эти варианты уже представлялись, продумывались — до мельчайших деталей, до ярчайших образов. Да, есть некоторые уязвимые места, можно при желании болезненно зацепить, но вероятность такого все же низка.

Я непроизвольно задержала дыхание. Стены нежно-розового цвета, зеркала выстроились идеальным сверкающим строем над белой гвардией умывальников. Тихое журчание воды, едва уловимое мерное гудение ламп, пьяные гости то ли хохочут, то ли уже ругаются. Скорее всего — и то, и другое. Слух пронзил истошный визг, тут же заглох, потонул в смехе. Кто-то, скорее всего — тот жеманный мальчик из популярного клипа, тоненько затянул «Катюшу», сбился и умолк. Зато нестройно подхватили другие. Кто же из них оказался волком в овечьей шкуре? Кто из них оборотень в человеческой личине?

Дыхание почти уже выровнялось, вернулось в мерный ритм, пальцы нащупали в недрах сумочки ключи. Ключи, если уж на то пошло, тоже оружие. Вон, как приятно холодят кожу, какими безопасными, в случае чего, будут казаться в моем кулаке. Не кулаке, кулачке даже, если не лукавить — кисти рук у меня небольшие, с особым тщанием взлелеянные…

— Не шевелись, — нежный, почти эротичный, шепот над самым ухом, на самой грани слышимости, вместе с еще более тонким звоном, — пошевелишься — умрешь.

Никакой реакции мое тело не успело проявить, лишь замерло, окаменело, ведомое инстинктом самосохранения.

Андрей потом так и не рассказал, как он сумел все это сделать, как ему удалось вычислить меня, а после нависнуть с устрашающей тенью, держащей в руке шприц с ядом. Или — не ядом. Я, правда, рискнула один раз поинтересоваться, но натолкнулась на столь жесткий взгляд обледеневших глаз, что мгновенно прикусила язык и дала себе зарок лишний раз не совать свой нос в те вещи, о которых шеф предпочитает не распространяться.

— Я не сомневался, — засмеялся в трубку Андрей, и в смехе проскочили привычные доминирующие нотки, вырвавшие меня из воспоминаний.

— Ну а что же тогда? — Позволила я себе чуть-чуть расслабиться.

— Слышать приятно.

— Оу… — всего один звук позволил мне выразить и признание его победы, и выразить некоторую толику восхищения.

Я прикрыла глаза, память вновь услужливо пролистнула передо мной ключевые выдержки из книги о нашей сплоченной деятельности.