Роковое наследство - Поль Феваль

– Последнее дело как раз и принесло нам двести тысяч, – напомнил старик.

Лекок покачал головой.

– Не спорю, – повторил он. – Но время – это тоже деньги, а мы потеряли уже по меньшей мере полгода. Полный простой!

Старик поставил на ступеньку ногу, обутую в мягкую меховую туфлю.

– Э-ге-ге! – усмехнулся он. – Время! Мы с тобой, Приятель, заживем получше, чем сейчас. Не пори горячку! Я как раз обдумываю одно дельце... Последнее в моей жизни!

Лекок расхохотался.

– Почему ты смеешься, душа моя? – спросил полковник.

– Да потому, Отец, что с тех пор, как я себя помню, всякое дело, которое вы задумывали, бывало для вас последним... Их можно насчитать сотни две, не менее.

– Одно из них станет-таки последним, Приятель, – печально проговорил старик, – самым последним! Все мы смертны – и даже я. Пойдем дальше, душа моя, держи меня покрепче. А еще меня беспокоит моя маленькая Фаншетта, ей пора замуж. Что за чудесное создание! Золотое сердце!

Лекок промолчал.

– Она тебе нравится? – осведомился полковник.

– Да, – буркнул Лекок.

– Ты ее ненавидишь, и она отвечает тебе тем же, иначе я непременно выдал бы ее за тебя, – произнес старик.

– Благодарю! – отвечал Лекок. – Холостяцкая жизнь мне больше по нутру. К тому же, Отец, меня отодвинули на второй план. Вы теперь оказываете явное предпочтение дражайшему Винсенту Карпантье, архитектору-неудачнику, которого вытащили из штукатурной пыли. Не он ли поведет под венец мадемуазель Франческу Корона!

Полковник искоса взглянул на Лекока. Глаза старика с мутными, будто старые стекляшки, зрачками, странно блеснули.

– Не стоит завидовать моему другу Винсенту, – прошептал он. – У господина Карпантье – тяжелая работа.

С этими словами полковник повернул ручку двери.

Дверь отворилась с предупреждающим звоночком, на звук которого из соседней комнаты выбежала совсем еще юная девушка с невероятно огромными блестящими глазами, с уже сформировавшейся гибкой и чувственной фигуркой, с насмешливо вскинутыми бровями, высоким лбом и буйной гривой черных, как смоль шелковистых кудрей; девушка стремительно бросилась к старику, а тот сделал вид, что испугался ее порывистых движений.

– Фаншетта, дорогая, – проговорил полковник, – в один прекрасный день ты меня сломаешь.

– Мадемуазель Франческа ловка и прекрасна, как тигрица из Ботанического сада, – вставил Лекок с поклоном.

– Я сделала тебе больно, дедушка? – спросило прелестное создание, именовавшееся Франческой или Фаншеттой.

– Ну что ты, девочка! – воскликнул старик. – Твои руки, глаза, голос, улыбка – все в тебе мягче бархата.

Фаншетта расцеловала деда в обе щеки, а затем повернулась к Лекоку.

– Вы заставляете его слишком много работать, – недовольно произнесла она. – Вы обедаете с нами? Не думаю, поскольку в гостиной сидит Винсент Карпантье. Я его очень люблю, у него чудо, что за дочь! Ирен, какое красивое имя!

Лекок передал красавице старика с рук на руки, а тот пробормотал, смеясь:

– Ты, милочка моя, приглашаешь, одновременно указывая на дверь; впрочем, ты права, Приятель не смог бы сегодня остаться с нами.

– Итак, мне отказали дважды, – воскликнул Лекок с наигранным весельем. – Не будет ли каких указаний, патрон?

– Никаких, всего доброго! – ласково улыбнулся полковник.

– Хотя... – спохватился он и выдернул руку из пальчиков Фаншетты. – Иди, голубушка, вели подавать обед. Сможешь ли ты и вправду заменить малютке Ирен мать, если... если... – пробормотал старик.

Фаншетта замерла, устремив на него взор своих огромных глаз.

– Иные люди, – продолжал старик скорбным тоном, – выглядят вполне здоровыми, но силы их подтачивает смертельный недуг.

Полковник бросил быстрый взгляд на верного помощника, и морщины, набежавшие было на лоб Лекока, разгладились.

– О чем ты говоришь?! Какой еще недуг?! – вскричала Фаншетта, всплеснув руками. – Неужели милая крошка останется сиротой!..

– Винсенту ни слова! – строго приказал полковник. – Можно мгновенно убить человека, открыв ему правду о его состоянии. Будь осторожна.

Когда потрясенная Фаншетта удалилась, Лекок произнес:

– Благодарю вас, патрон. Вы меня успокоили. Я и кое-кто из наших друзей опасались, что этот Винсент перебежит нам дорогу.

– Неблагодарный! – воскликнул полковник. – Ты же мой сын! Ты мой наследник. В завещании так и написано.

– Не продолжайте, а то я разрыдаюсь, – прервал старика Лекок с ироническими нотками в голосе. – Наследство получают после смерти завещателя, а мы хотим, чтобы вы всегда были с нами. Кроме того, нам очень интересно, каков в точности размер уставного капитала...

– Ты имеешь в виду наши сокровища? – в свою очередь перебил Лекока полковник, и в его тусклых глазах появился странный блеск. – Вы будете богаты, очень богаты! На себя я не трачу ни гроша. Я собираюсь обделать одно дельце... Выручка пойдет на приданое Фаншетте. Так что все – ваше, все! Ну, до свидания, Приятель!

– Еще одно слово, – остановил патрона Лекок. – Так что, Винсент обречен?

– Боюсь, что так, сын мой, – скорбно закивал старик. – Скоро, скоро настанет день и мне понадобятся люди, способные привести приговор в исполнение... Ну, до встречи!

Лекок послал старцу с порога воздушный поцелуй и удалился со словами:

– Отец, вы просто прелесть. Полковник запер дверь за засов.

Оставшись один, он выпрямился. Выражение его лица резко изменилось.

Напряженные раздумья, составляющие разительный контраст с обычной маской старческого благодушия, омрачили чело полковника.

Он направился в сторону столовой твердым, осмелюсь сказать, мужским шагом.

Однако, дойдя до порога, полковник машинально, в силу привычки, как это свойственно великим актерам, ссутулился, и руки его вновь по-стариковски затряслись.

В столовой его ожидала Фаншетта и уже неоднократно упоминавшийся здесь Винсент Карпантье.

Винсенту можно было дать лет тридцать пять. На его красивом лице лежал отпечаток долгих страданий.

Он беседовал с Фаншеттой, стоя у окна, выходившего в небольшой, но засаженный великолепными деревьями сад, уже чуть тронутый дыханием осени.

– Вы знаете, – говорила Фаншетта, – дедушка мне никогда ни в чем не отказывает. Я хочу, чтобы Ирен стала моей маленькой подругой. Когда она подрастет, мы дадим ей приданое – дедушка так богат и великодушен! – и она сможет выйти замуж за славного Ренье, который к тому времени станет красивым юношей.

Лицом и фигуркой Фаншетта была уже женщиной, но душу сохранила совсем детскую. Через несколько месяцев красавице предстояло сделаться графиней Франческой Корона и узнать жизнь со всеми ее горестями и трагедиями.