Шипы лилий - Валерия Савельева

Но и ему пришлось уйти в сторону заката, оставив привязанную к этим краям меня в одиночестве. Нашлось применение и силам Рина.

Великая Алайна, неужто не сон? И правда Быстрокрылый мой здесь?

— Рин, — шепчу едва слышно, а он в ответ прижимает к своей груди, будто подтверждая: «Здесь, перед тобой». — Быстрокрылый, а может, переоденешься, да полетаем? — вскидываю голову, заглядывая ему в глаза. — Как раньше, помнишь? Наперегонки.

— Да налетался я, Анна, за последние дни и даже года. Может, лучше к реке? Уйдём из города на эту ночь? Как раньше.

И киваю, не в силах отказать другу. К тому же предложение кажется таким притягательным — ощущение свободы и чуть приоткрывшаяся дверца сияющей клетки.

Язычки костра пляшут, заставляя отступить ночную мглу, от их яркого света даже стелящийся над рекой туман, кажется, спасается бегством. А я же, будто само воплощение богини Алайны, кружусь в танце вокруг огня, ступая ногами по влажной траве. За спиной ярко горят пламенные крылья, распахнутые сейчас во всю ширь, а подол лёгкого платья взметается ввысь, напоминая светлое солнышко.

Рин, разлёгшийся на одеяле рядом с потрескивающим костром, всё пытается коснуться кончиками пальцев моих крыльев, смеётся, смотря на веселящуюся подругу… Сейчас кажется, что он действительно изменился за это время на войне, повзрослел. Притом гораздо сильней, чем за все свои года! Стал серьёзней и спокойней, и смотрит на меня сейчас совсем не так, как раньше.

Но вот это наваждение исчезает, парень поднимается, перехватывает мои ладони и утягивает ближе к костру. Это наша давняя забава — прыгать через огонь, держась за руки. Меня пламя никогда не трогало, лишь осторожно ласкало, а благодаря крепко сцепленным рукам это мог почувствовать и Быстрокрылый. Помнится, Рину всегда нравилась нежность огня.

Когда дыхание уже начало сбиваться, мы просто вместе повалились на траву. Вернее, первым упал Рин и утянул следом меня. Впрочем, как раньше…

— А помнишь, по легендам тиийцы были хранителями народа другого мира? — отсмеявшись, спросил друг.

Я поднялась на локтях и удивлённо заглянула ему в глаза. С чего вдруг он вспомнил об этом? Да, были легенды о путешествиях по мирам, о том, что некогда наш народ охранял тех, кого называли «людьми». Но их вера в нас и магию ослабла, люди отгородились от всех, закрывшись, а наш народ со временем утратил навык путешествий по мирам, не имея больше на то причин. Ох, умела бы я… давно бы сбежала отсюда!

— Я недавно с одним старожилом повстречался, — наверное, Рин видел ответ в моих глазах. — Все твердили, что он с ума уж сошёл, байки говорит, но настолько правдиво всё звучало — невозможно было не поверить.

Смотрела в глаза друга, понимая, что слов почти не слышу, что теряюсь, зачарованная слабым свечением серо-голубой радужки. И руки его на моей талии сжимались так крепко, и дыхание было таким тёплым и нежным…

— Он ещё в те времена жил, когда тиийцы рука об руку с людьми шли, — осознание происходящего пришло резко, будто бы развеялось заклинание безмолвия. — Странные то существа были, с короткой жизнью, без крыльев и магии, привязанные к миру, называемому Земля, но всё же удивительно находчивые, — и добавил внезапно: — Хочешь венок сплести?

Быстрокрылый отстранился, расцепляя руки и поднимаясь, шагнул куда-то в сторону леса. Потом, замерев, оглянулся в мою сторону, будто зазывая.

— Зачем?

Я всё никак не могла отойти от наваждения, до сих пор примечая странный цвет глаз друга. Рин, мой малыш Быстрокрылый, что они сделали с тобой там? Почему ты стал настолько… взрослым?

— Ты ведь о праздниках говорила? — усмешка на губах, ведь видит всё, знает, что другим стал, что это изменение пьянит и притягивает, но не как к другу. — Был у людей один, Ярилин день назывался. Так в него как раз через костры прыгали, в реках купались да венки плели. Не знаю уж, когда он проходил на Земле, но, может, устроим?

— В воду нельзя сейчас, холодно…

— Но венки-то можно? — смех его физически ощутим, он мелкими кристалликами оседает на коже.

— Можно, — улыбаюсь, принимая протянутую руку.

Происходящее казалось сном, долгим и приятным, но всё же ненастоящим. Это ощущение свободы, внезапно вернувшийся Рин, одновременно такой родной и чужой… И, наверное, именно из-за чувства нереальности я, наконец, смогла полностью себя отпустить, забыть о долге и предрассудках. Я просто летала, твёрдо стоя на земле! Да, было такое однажды… когда мы с Быстрокрылым на двоих распили огромную бутыль креплёного ткарра. Мы в тот день ещё Хранительниц леса пугать ходили, вот умора была, когда обнажённые девы мчались со всех ног, крича, что их дом враги заполонили.

Хотя сейчас всё было, конечно же, иначе. Никого мы не пугали, даже в мыслях не было, лишь остановились на окраине леса, осторожно срывая с кустов хрупкие светлые цветы и стараясь не поранить пальцы — за внешней нежностью скрывалась угроза. Мы смеялись, хоть и до крови прокалывали ладони шипами на стеблях, а потом Быстрокрылый нёс нарванную охапку обратно к костру, прижимая её к себе и ойкая при каждом неловком движении.

Опьянённые внезапной встречей, окрылённые чем-то большим, чем старая дружба…

— Я уж и забыл, какая ты… — пробормотал Рин, когда я начала-таки плести венок.

Кусты этих цветов перед тем, как уйти на войну, посадил на окраине леса Быстрокрылый. Буквально за пару дней до отбытия… Он тогда ещё так взволнован был, уверял, что об этих цветах говорится в легендах. О лилиях.

— А какая я? — спросила, не отрываясь от своего занятия.

— Нежная и хрупкая, но яркая, светлая… Огненная — одним словом! И свободолюбивая.

Услышав последнее слово, аж вздрогнула, понимая, что друг попал в точку. Рука сорвалась, и один из шипов больно воткнулся в палец, а я сидела и смотрела, как пляшут блики от костра на выступившей капельке крови.

— Иоанна, — шёпот совсем близко.

Моя ладонь оказывается в тёплых руках Быстрокрылого, который почему-то сидит уже напротив. Он склоняется, собирая губами кровь, целует пальцы, потом касается запястья, смотрит прямо в глаза… А у меня сердце заходится в глухом стуке, так и норовя пробить рёбра. И хочется просто довериться ему, но…

— Рин, может, всё же полетаем? — вскакиваю, отстраняясь, запрокидываю голову. На небе ярко горят пять божественных звёзд, сегодня они выстроились в ряд — говорят, это к счастью.

Друг тоже поднимается, подхватывает с земли цветок лилии, осторожно прокручивает его в пальцах. Губы Быстрокрылого замирают, касаясь лепестков, будто оставляя на них свой след.

— Нет, прости… Анна, знаешь, что лилии были принесены в наши края с Земли? — короткий взгляд в мою сторону. — Тот мужчина сказал, что лилии тогда были цветами любящими ласку, очень нежными и ранимыми. После этих слов я вспомнил о тебе, сравнивая…