Мигранты - Виктор Косенков

Увы. За слоем гипсокартона обнаружилась сталь. Железная коробка, в которой оказался Игорь, не желала его отпускать.

Выдохшись, Морозов сел на пол.

Сильно хотелось есть. От поднявшейся в воздух пыли драло горло. Игорь чувствовал себя несчастным и раздавленным.

Привычка носить наручные часы у населения выветрилась с приходом мобильных телефонов. Но мобилка не работала. Аккумулятор не пойми почему покрылся слоем белесых кристаллов, и теперь Игорь не мог даже сказать, сколько времени он просидел вот так у стены, жалея себя. Да и был ли в точном времени какой-нибудь толк? Наверное, никакого.

Свет, проникающий через дырку в потолке, начал меркнуть, и Игорь, наконец, снова взялся за дело. Теперь он попытался с помощью куска каркаса расковырять часть косяка, чтобы добраться до спрятанных петель. Точного понимания того, что будет, когда он до них доберется, у Игоря не было. Но ему казалось, что таким образом он сможет разблокировать створку.

Пластиковая обшивка косяка поддавалась плохо. Жестяной каркас был весьма паршивым инструментом, постоянно гнулся и резал руки. Измазав кровью лицо, дверь и стены, Морозов все же ухитрился проковырять небольшую дырочку, в которую можно было засунуть палец. Но не более.

К тому времени уже совсем стемнело.

Он вновь посидел на полу, привалившись спиной к двери. Спать не хотелось. Затем подобрался к потолочной дыре и попытался разглядеть звезды. Но, увы, на светлом в это время года небе их почти не было видно.

Утомившись от безделья, Игорь снова вернулся к работе. Стал практически вслепую расцарапывать косяк. Он работал с упорством фанатика. Ощупывая пальцем получившееся отверстие, с радостью ощущал там что-то холодное. Железо! Дверные петли! Ощущение близкой победы придавало сил.

В конце концов, Игорю удалось засунуть под пластик руку, и он принялся раскачивать пластик, стараясь выдрать его из креплений. Рывок! Еще рывок!..

Морозов упал на пол вместе с вывороченным куском рамы. Радостно крикнув, он поднялся и бросился обратно к двери, ощупывая ее поверхность и стараясь определить масштаб успеха.

Но его ждало разочарование.

Дверь уходила под край стальной плиты, которая образовывала несущую стену. Петли были надежно спрятаны в стенной нише. Игорь яростно замолотил в дверь кулаками, нецензурно завопил, брызжа слюной.

Остановился.

Тишина. Никто не отозвался на его крики, не пришел на помощь.

Он был один.

В голове глупо крутилось: опоили, заперли неизвестно где. Кто? Какие-нибудь маньяки, уроды, инопланетяне, кто угодно! Чья-то злая воля!

Надо было выбираться, любой ценой, но выбираться из этого мерзкого места, где уже будто бы не хватает воздуха, где стены давят со всех сторон!

В очередной раз Игорь опустился на пол. Обхватил голову руками. Зажмурился, стараясь удержать истерику на том пороге, за которым начинается безумие.

Через некоторое время стало легче. Морозов, все еще не открывая глаз, пополз вперед. Он полз до тех пор, пока не уперся головой в угол. Там и остался лежать. Одинокий, без понимания происходящего, измученный страхом. Вскоре, Морозову удалось уснуть…

Разбудили его крики птиц. Где-то наверху чайки отчаянно спорили из-за чего-то важного в их жизни. Скорее всего, из-за еды.

В желудке у Игоря урчало.

Некоторое время он просто лежал, пытаясь сообразить, где находится. Постепенно в памяти всплыл вчерашний день, и отчаяние навалилось с новой силой.

Игорь застонал и поднялся на ноги.

Теперь он исследовал помещение методично, тщательно, обшаривая каждый угол, каждый закуток. Свернул все три унитаза, в надежде найти какое-нибудь слабое место. Составив унитазы в пирамиду, добрался до дыры в потолке, но сумел просунуть в нее только руку. Потом скользкий фаянс поехал под ногой, Игорь с грохотом упал на пол и больно ушибся.

Шли часы.

Морозов не оставлял попыток. Он раз за разом, снова и снова дергал дверь, ощупывал каждую заклепку. В голове роились «дельные» мысли о том, что будь у него хотя бы плохонькая аккумуляторная дрель, он выбрался бы отсюда в два счета. Не говоря уж про такую полезную во всех отношениях штуку как болгарка.

Вспомнился смотренный еще черт знает в какие времена сериал про секретного агента Макгайвера, где мужик с прикольной старомодной прической выбирался из разных трудных ситуаций при помощи всякой подручной ерунды вроде шариковой ручки или зеркальца из женской пудреницы.

Периодически Игорь кричал и звал на помощь. Бил ногами в звонкую металлическую стену, надеясь, что кто-нибудь услышит. Утешал себя басней про двух лягушек, попавших в молоко…

Но потом снова пришел вечер. И на Игоря навалилась жуткая тоска.

Он лежал под дырой в потолке, бездумно глядя на кусочек неба, наливавшийся густой синевой. Помимо голода его теперь мучила жажда. Губы потрескались, гортань горела. Морозов оборвал все трубы в комнате, но не добыл ни капли воды.

Ночью стало прохладней, и на стенках выступил конденсат. Обнаружив это, Игорь начал слизывать капли с железа. Это оказалось ужасно невкусно, но выбора не было. Кое-как утолив жажду, Морозов заснул…

Проснулся среди ночи от немыслимого грохота.

Поначалу Игорь подумал, что ему приснилось, но через минуту грохот повторился. Пол отозвался дрожью. Где-то в темноте металл заскрежетал о металл. От отвратительного звука проснулись и загорланили чайки. Морозов забился в дальний угол.

Когда все стихло, он на четвереньках подполз к двери и принялся колотить в нее, зовя сорванным хриплым голосом:

— Помогите! Помогите!

Но тишину ночи больше ничто не нарушало. Птицы успокоились.

Стремительно терявший силы и устававший с каждым разом все быстрее и быстрее, Игорь заснул прямо у двери.

На следующий день Морозов не вставал. Он лежал в углу, прислушиваясь к крикам птиц и шуму волн.

— А все-таки я в порту. — Говорить вслух было приятно. Звук собственного голоса успокаивал. — Волны шумят. Значит, в порту. И на корабле. Потому что тут не туалет, а гальюн.

Игорь говорил много, временами нес чушь, иногда повторял одни и те же слова. Спутанное сознание уже не могло контролировать речь.

Иногда, в минуты просветления, Морозов строил планы, как выбраться из той ловушки, в которую угодил. Один другого фантастичней.

Звал кого-то по имени: не то Федора, не то Марка… Хотя уже не мог точно припомнить, кто это был. Единственное осмысленное действие, которое он мог совершать, это слизывание конденсата со стен по ночам. Днем Игорь спал, а ночью ползал, постанывая, вдоль стен.

Сколько прошло дней, он не знал: сбился со счету. Должно быть, много.

Страх, жажда и голод подточили его сознание. Игорь галлюцинировал. Ему грезилась вода, реки, озера в которых он плавал, нырял, пил и пил холодную свежую воду…

Когда за дверью загрохотало, створка задергалась и отворилась, Морозов был фактически без сознания. Мир воспринимался, как из-под толщи воды.

Запомнился только густой мужской баритон:

— А тут что за херня? Японский городовой…

А потом — ничего. Пустота, туман.

Из этого «ничего», из тумана, изредка появлялись чьи-то руки с алюминиевой ложкой, в которой была жирная, соленая вода. Бульон.

Морозов пил его жадно, давился, кашлял.

Тогда из тумана появлялась салфетка. И чей-то голос бубнил:

— Спокойно ты, не трясись, дурак… Разлил.

Так продолжалось какое-то время. Опять же — сколько точно, дней или недель, Игорь сказать не мог. Он с трудом осознавал себя…

Но в какой-то момент бред кончился. Как-то резко, внезапно, словно кто-то решил: всё, хватит.

Морозов проснулся.

Его разбудило солнце. Нахальный и жаркий луч долбил прямо в глаза, пробивался сквозь закрытые веки, окрашивая мир в ярко- красный цвет.

Игорь болезненно нахмурился, недовольно заворчал, повернулся на бок и только потом открыл глаза.

Рядом с лицом лежала мятая, закопченная консервная банка, а чуть дальше стоял большой наглый баклан и с интересом рассматривал Морозова круглыми желтыми глазами.

— Пшёл… — просипел Игорь. Закашлялся.

Птица улетела. Морозов уперся ладонями в железный пол и сел. Закружилась голова. Чтобы унять стук в висках, Игорь зажмурился, выровнял дыхание. Густо пахло морем, наперебой орали чайки.

Когда перед глазами перестали плавать цветные крути, Морозов огляделся. Он лежал на палубе все того же парома, под драным, выцветшим тентом с едва различимой надписью «Кока-кола». Ноги его были укутаны в брезентовый плащ. Рядом были рассыпаны угли и обгоревшие дрова. Валялся перевернутый армейский котелок, на линялых боках которого еще угадывалась зеленая краска. Еще дальше стоял деревянный шезлонг, и на нем, держа в руке погасшую сигару и задрав в небо острый клин бороды, сидел мертвый мужик.