Маска свирепого мандарина - Филипп Робинсон

Он заботливо прикрыл линзу телескопа защитной крышкой, включил свет и задернул занавески. Потом выбрал дюжину книг и положил на тумбочку рядом со стаканом, сифоном и бутылкой. Опять повалился на постель, вытащил томик из стопки и стал читать.

Вскоре процесс полностью захватил Кода. Он увлекся не интересным сюжетом, а почти ритуальным процессом познания чистого познания ради, потому что любил изучать несколько разных произведений почти одновременно.

Он пролистал начало книги, отложил, взял второй томик — пробежал глазами указатель и названия глав, третий просмотрел полностью, правда, быстро, вчитываясь в отдельные места по собственному выбору. Иногда он начинал с последней страницы, иногда с середины. Если попадался учебник, например по кибернетике, или, скажем, астронавигации, мог остановить свое внимание на формуле и вывести ее самостоятельно на клочке бумаги, либо оторваться от книги и немного полежать, обдумывая любопытную экстраполяцию. Его жажда знаний не знала предела, а библиотека включала произведения любого жанра и направления, художественные и научно-популярные, fiction и non-fiction (по его просвещенному мнению такое деление являлось весьма сомнительным).

Какова цель этого педантичного в своей хаотичности поиска? Что он хотел найти?

Ничего. Просто способ расслабиться и очистить рассудок перед тем, как посвятить себя настоящему делу. Именно такая работа, подлинное научное исследование, снова ждет его сегодня.

Одиннадцать-тридцать вечера. Жизненная активность нации снизилась до минимума, укрощенная телевизором. Население района готовилось отойти ко сну.

Код отложил последнюю книгу из стопки. За стеной снова послышался плеск. Сосед чистит зубы. А теперь… Если к Роджерсу вечером никто не приходил, он неизменно компенсировал отсутствие полноценного общения вербальным доказательством своей коммуникабельности.

«Спокойной ночи, старина», — донеслось до Кода из-за разделяющей их стены. «Спокойной ночи», — откликнулся он.

Код часто размышлял, по какой тайной причине Роджерс произносит эту фразу. Скорее всего, хочет убедиться, что не одинок, успокоить себя тем, что рядом сосед. Как сильно он нуждается в таком утешении!

Код для верности подождал еще несколько минут, пуская колечки дыма и любуясь на их грациозное движение к потолку. Уверившись, что Роджерс лег спать, поднялся, подошел к платяному шкафу. Пора. Он извлек длинный белый лабораторный халат, резиновые перчатки. Облачился во все это. Приблизился к Машине, опустился на стул.

«Машина», точнее, ее видимая часть — микроволновые передатчики, кабели, антенны — единственная деталь обстановки этой типичной городской квартиры, способная привлечь удивленное внимание посетителя. Телескоп и заставленные книгами полки тоже могли вызвать смутные подозрения, если бы не оправдательный документ, вставленный в рамочку и предусмотрительно вывешенный на видном месте над кроватью. Диплом свидетельствовал, что Николас Принцеп Код, в году одна тысяча девятьсот сорок пятом, удостоен Университетом Кембриджа (Hinc lucem et pocula sacra) звания бакалавра гуманитарных наук. А если выбор литературы неоспоримо свидетельствовал о некотором охлаждении к своему законному предмету и многолетней связи с точными дисциплинами, это можно объяснить широтой и излишним либерализмом классического образования. Но машина! Она ни в какие либеральные рамки не лезет. Как бы к такому отнесся непреклонный старец Платон, не говоря уже о жильцах дома!

Сама Машина, которую несведущий человек назовет чем-то вроде транзисторного микроволнового излучателя, находилась в двух больших ящиках, стоящих на широком столе из светлого дуба. Когда крышки закрыты, их легко спутать с проигрывателем грампластинок. Но в открытом виде… Слева мы видим пульт управления, кнопки, переключатели, рычаги, круговые шкалы с делениями, использующими метрическую систему, циферблаты со стрелками; справа темнеет круглый экран осциллографа. Если бы здесь присутствовал сторонний наблюдатель, — представитель Высшего Наблюдателя, так сказать, — выражение мясистого, обычно бесстрастного лица Кода сразу подсказало бы ему, что эти ящики служат магическими символами, иконами, воплощают в себе подлинный смысл существования нашего героя.

Он вынул из стола чистую бумагу, карандаши и чертежные принадлежности, разложил перед собой. Встал, щелкнул выключателем, потом зажег настольную лампу, залившую все вокруг голубоватым светом.

Снова опустился на стул. Его глаза сверкали благоговейным огнем первосвященника. Он нажал кнопку, аппарат тоже засверкал огоньками и ожил, откликнувшись на немой зов собрата из плоти и крови. Человек и машина задрожали в унисон, здороваясь друг с другом. Код сложил ладони в индуистском «намасте», пробормотал древнюю формулу, славящую божественного: «Хар Хар Махадев!»

И озаренная голубым светом золотая волна, танцующая на зеленой поверхности осциллографа, — нигде не рожденная и уходящая в бесконечность миниатюрная вселенная, — кажется на миг изогнулась, склонившись в ответном приветствии.

Танец великого Шивы.

Код не спускал глаз с золотистой линии, делая пометки в журнале. Время от времени он передвигал шкалу на новое деление, и, — узрите! — волна немедленно откликалась, как марионетка повинуется рукам кукольника, на секунду взмывая к самому верху экрана, чтобы в следующее мгновение упасть до низшей точки.

Что означают эти всплески, эти волнения? Неужели обратную связь? Какое фантастическое предположение, какие невероятные, удивительные открываются возможности — но все, связанное с Проектом, невероятно и удивительно. А волнистая линия — зримое воплощение красоты и бесконечного осмысленного движения. Изначальная энергия Космоса, вечный танец, очерчивающий ритм жизни и смерти, созидания и разрушения. Причем он, Код, способен простым движением руки управлять им!

Вскоре после того, как он приступил к исследованию, за стеной пронзительно заскрипели пружины матраса. Сосед некоторое время ворочался в постели, а потом не выдержал и включил свет. Код все это слышал, но он давно перестал обращать внимание на характерную бессонницу Роджерса.

Левая страница лабораторного журнала постепенно заполнялась записями. В основном отмечались такие прозаические вещи, как частота, модуляция или время, и даже они обозначались символами, которые не смог бы разобрать непосвященный, в том числе коллега Кода. Но однажды Экспериментатор, видимо, оказался неспособен сдержать нахлынувшие чувства, о чем свидетельствует восторженное восклицание: «Как каденция у Шопена!», явно неуместное здесь. На противоположной странице, впрочем, оно смотрелось бы не так странно. Ее он, как всегда, оставил чистой, чтобы позже записать свои впечатления. Ибо две стороны раскрытого журнала дополняли друг друга, представляя процесс как совокупность причины и следствия: слева отмечались примененные средства и их интенсивность, а справа — видимые результаты воздействия и выводы.

Час пролетел незаметно. В половине первого ночи Код выключил Машину, закрыл ящики, запер в столе журнал и прочие аксессуары. Взглянул на шкаф. Может быть, вынуть муляж и приготовиться к завтрашнему вечеру? Но он уже утомился, а времени оставалось предостаточно. Он разделся и пошел спать.

На следующее утро Код как всегда наткнулся на Роджерса в вестибюле, а тот как всегда пожаловался на бессонницу. Кажется, сосед специально дожидался его каждый день перед работой, чтобы просто поделиться своими несчастьями, потому что Код неизменно проявлял интерес и сочувствие.

Роджерс отличался хрупким телосложением и повышенным вниманием к внешнему виду. В свои двадцать девять лет он почти полностью облысел, однако нисколько не стеснялся оголившегося черепа; напротив, очень гордился им, словно потерял волосы в яростных и долгих сражениях в постели. Роджерс считал, что такой вид придает ему солидности, и действительно, умудрился неким таинственным образом использовать лысину себе во благо.

Сейчас он по-птичьи подпрыгивал и возбужденно похлопывал по ней.

«Снова проклятая головная боль, старина! — заговорил он сразу, завидев соседа. — Никак не могу с ней справиться!»

«Действительно, — с неизменно солидным видом откликнулся Код. — Ночью я слышал, как ты вставал. По-видимому, это у тебя психосоматическое?»

«Психо — какое?»

«То есть, тебе очевидно не дает покоя какая-то проблема? — объяснил Код. — Что-то, связанное, например, с работой — разумеется, у такого человека должна быть чрезвычайно ответственная работа?»

Они миновали двухстворчатую дверь и направились к месту парковки.

«Да, еще бы, — очень серьезно произнес Роджерс. — Еще бы не ответственная! Сейчас я работаю с новым важным проектом, тут многое поставлено на карту. Мне поручили самостоятельно спланировать целую рекламную компанию — телевидение, газеты, специализированные издания, — в общем, все! Не так-то легко, знаешь ли, если занимаешься водосточными трубами! У нас пока далеко не каждый сам налаживает свой водопровод!»