Take It With Me. (Ладонь, протянутая от сердца - 2). - Илья Игнатьев

Пацан. Ну, как пацан, - лет пятнадцать, - старше меня, конечно, и примерно ровесник двоим этим уродам, но всё-таки пацан, Комар-то этот ещё старше, ему же лет семнадцать, по ходу… Сдвинув на затылок тёплую зимнюю бейсболку с какой-то нашивкой, - золотая звезда с Земным шаром, и буквы ещё, какие-то, - этот новый пацан смотрит на нас. Ещё светло, и я отлично вижу, что и взгляд у него такой же, как и голос: острый, холодный и опасный. Ну, и что дальше? Что сейчас будет, - что, неужто этот пацан решил за меня встрять?! А с виду, вроде, не дурак, - чего бы ему тогда впрягаться, этих же трое, да и ведь Комар этот ещё…

А пауза затягивается… И вдруг этот, новый пацан, смеётся! Да так… от души, - во как! И совсем другим голосом, не острым и ломким, а мелодичным, нараспев как-то, и очень весело, говорит:

- Тэкс-тэкс, и что мы тут наблюдаем? Ну-у, мне и Ламброзо быть не надо, я отлично и без этого понимаю, что мы наблюдаем тут трёх дебилов, с отчётливыми родовыми дегенеративными признаками, - странный пацан, и говорит он как-то странно, но я чувствую, что ему ни хрена не страшно, и ещё я чувствую, что хоть тон у этого пацана и поменялся, но опасность у него из голоса не ушла, очень отчётливая у него в голосе опасность…

А ведь и эти трое уродов это тоже распрекрасно чувствуют! Двое, - Геныч этот, и второй, как там его, явно трусят, переглядываются, оглядываются, - блин, неужто удрать собрались?! - втроем же они! - а именно третий, Комар, старший из них, он-то, по ходу, очканул ещё больше, чем его шестёрки, это я тоже отлично понимаю, тут и мне тоже не надо быть никаким… Ламброзо, что ли, - знакомое что-то, художник, что ли, - чтобы это прочитать на роже у Комара… А пацан выдёргивает из ушей маленькие наушники, - от MP3-плеера, по ходу, а может и от телефона, - делает неуловимое движение плечом, и с плеча ему в руку соскальзывает спортивная сумка с такой же эмблемой, как и на зимней бейсболке пацана, и при этом он продолжает говорить, и снова у него меняется тон, сейчас он говорит очень ласково, и в этой ласке опять полно опасности:

- Комаров, Витенька, а мне казалось, мила-ай, что ты более умный мальчик, сам вот теперь не пойму, отчего это мне так казалось…- бли-ин, да они знакомы, вот же… а пацан снова делает что-то незаметное, и его сумка оказывается на сугробе чуть в сторонке. - Какое разочарование. Для всей нашей образовательной системы, неслабой, в общем-то, при всех её недостатках! А уж какое, милай, это для тебя разочарование, и для этих вот твоих подпёрдышей, - об этом я могу только догадывается.

И этот странный, - и, по-видимому, в натуре опасный, - пацан, всё так же неуловимо занимает положение, при котором Комар обнаруживается мною уже между этим, явно опасным пацаном и своими «подпёрдышами», и я вижу, что Комару совсем нехорошо, но он, всё же, отвечает этому новому пацану, и даже с вызовом пытается он ответить…

- Логин, ты чо! Шёл мимо, вот и иди, это наша разборка, сука, нехуй тут… У тебя свои понятия, у меня свои, сука…

- Сука, - легко соглашается пацан. - У тебя понятия сучьи, - но я сейчас не буду об этом. А вот вообще, про «понятия»… Комар, ты бы поосторожней с этим, - однажды ведь могут и спросить тебя за «понятия», - как с «понимающего»…

- Ты, что ли, спр… спросишь? - голос у Комара неожиданно «даёт петуха», и уже всем, не только мне, понятно, что он отчаянно трусит, ну, по ходу, для этого, нового пацана, это как раз неудивительно.

- Могу спросить я, - а сейчас уже этот пацан говорит не легко, а с напором, я прямо чувствую давление, и не только слухом я это чувствую, и не объяснишь, как, но чувствую. - И прямо сейчас. Я, видишь ли, имею право на этот спрос, я даже имею право предъявить. Ты знаешь, что это такое, - «предъявить»? Знаешь. Так вот, - могу. За беспредел, хотя бы. А могу и не спрашивать, и, соответственно, нихуя не предъявлять, - да, мне так будет даже по приколу, - я ведь могу и так, приколоться. Солью тебя, например, на Олега Артуровича Шанько, - ну, ты о нём слышал, главным образом, в связи с его погонялом, - «Шаньга», - а вот я знаком с ним несколько ближе. Вот, доложу тебе, милай, у кого «понятия»! И именно, кстати, о «беспределе». Потому, кстати же, и «авторитет». Вот пусть он, - но, что вероятнее всего, не САМ он, а его «гасконцы», - вот пусть они с тобой и… Да, в понедельник у нас тренировка вместе, «перестрелка» у нас в понедельник, он как раз просил меня, чтобы я ему кое-какие штучки по «интуитивной стрельбе»… Что такое, Витюша?

А что тут такого, - Витюше уже всё ясно, мне всё ясно, всем всё ясно. Всё.

- Мобильник.

Пацан произносит это снова очень сухо и холодно, даже у меня мурашки, блин! И хотя он говорит, кажется, в пространство, но один из «подпёрдышей», не Генка, другой, как его там, торопливо протягивает из-за спины Комара этому пацану, - блин, моему спасителю! - мой несчастный Сименс.

- Хозяину отдай, - всё так же сухо и холодно говорит этот пацан… как его этот Комар назвал, Логин, что ли…

Говорит, не глядя на этих троих, тут ведь он впервые смотрит на меня, ну, в смысле, я впервые ловлю его взгляд, глаза в глаза, - и я… я поражаюсь, уж очень у него взгляд… настоящий, какой-то! Хотя, тяжеловатый взгляд, - но я, почему-то, понимаю, что эта тяжесть его взгляда ко мне не относится… А кровь у меня перестала идти, кажись…

Меня молча тычут в плечо, молча суют мне Сименс, я молча его беру, опускаю глаза, смотрю на свой проклятый мобильник, - как я радовался, когда мама мне его купила, ещё ведь и на Новый Год, - и снова, не удержавшись, начинаю плакать, - вот же… Пауза, опять…

- Всё, раклы, сайонара! Испарились, щас же! - совсем уж какой-то коброй присвистывает этот пацан… ну, Логин.

Я боковым зрением, сквозь пелену слёз, замечаю, как трое этих гадов по одному проскальзывают мимо меня, - второй гад задевает меня плечом, - да и хрен с тобой, - а вот Комар, он проходит последним, - вот он… Я не знаю, почему он это делает, - не знаю, и не понимаю, - наверное, именно от своей трусости, и из-за отчаяния ещё, наверное, - вот он и бьёт меня снизу по руке, в которой я держу свой мобильник, - подарок моей мамы на Новый Год, о котором я столько мечтал… Сименс вылетает у меня из ладони, описывает в воздухе короткую дугу и с треском оканчивает этот свой полёт, врезавшись в глухую бетонную стену, огораживающую гаражи, за угол которых я забежал отлить по-быстрому…

Вдребезги. Задняя крышка в одну сторону, аккумулятор в другую, расколовшийся телефон, - в третью. А Комар этот, сучий, не оглядывается даже, шаг только ускоряет… А я и плакать перестал! Стою, рот раззявил, смотрю ему в спину, - как же это?! - ведь, вроде, всё уже кончилось, и подарок мамы уже был у меня в руке, - как же тогда? Почему?

- С-с-с… - тихо слышится у меня из-за спины, это Логин, кто ж ещё, но я не оглядываюсь, я смотрю в сутулую спину моего самого Главного Врага, самого ненавидимого мною Врага в моей тринадцатилетней жизни…

И тут я каким-то шестым чувством ощущаю, что это вовсе не всё, - это не кончилось ни хрена, во всяком случае, для этих троих гопников, - сейчас что-то будет! Я так же, каким-то непонятным для меня самого чувством, улавливаю у себя за спиной быстрое, очень резкое движение, такое вот только так и уловишь, - шестым чувством! - оглянуться я не успеваю, о моё левое плечо опирается… да, это опирается Логин, он не отстраняет меня, он очень быстро двигается, ему вовсе незачем меня отстранять, и он просто опирается в прыжке о моё левое плечо, - легко, меня даже не пригибает, - и он приземляется впереди меня, приседает на подогнутой правой ноге, волчком на ней проворачивается, а вытянутой левой бьёт, - подсекает, - со спины Комара под коленки! И быстро как! Комар, по-детски взвизгнув, нелепо взмахнув руками, валится на бок, - а там, куда он валится, снега и нету совсем, как назло, - ветром выдуло! Прямо на кирпичи, на какие-то, на битые… А Логин уже на ногах и, - стойка.

- Короче так, бакланы! - говорит он своим ледяным звенящим голосом двум «подпёрдышам». - Съебётесь щас, - отловлю и покалечу. На месте стоять! А ты, блядина, поднимайся, хорош скулить, рано ещё тебе скулить… Встал, сучара!

Комар потрясённо смотрит на Логина снизу вверх, опирается, было, на руку, - ясно, что он сейчас ни хрена не соображает, - ему бы лежать по-тихому, да не рыпаться, - а он в непонятке, и ещё, по ходу, из-за своей гоповской трусости, хочет выполнить… да, приказ Логина. Не успевает. Логин легко, без напряга, даже без толчка, пружинно вдруг подпрыгивает на одной ноге и с резким выдохом, - скорее, опять со свистом, - бьёт левой тяжёлой своей зимней кроссовкой Комару прямо по башке! Тот снова, - на кирпичи… А вот теперь он лежит, и не рыпается. Да-а…

Логин снова в стойке, он смотрит на «подпёрдышей»… Он же сейчас их… Да и с Комаром этим неизвестно что… Нет, хватит, не надо…

- Пожалуйста, хватит, - прошу я его в спину. - Брось их, не надо… пожалуйста…

Этот пацан, оказавшийся, в самом деле, очень опасным, совершенно спокойно поворачивается к двоим гопникам спиной, склоняет голову чуть набок, к левому плечу, задумчиво смотрит на меня… потом склоняет голову к правому плечу, улыбается мне… И мне, вдруг, делается тоже весело, - и ещё прикольно, - да, прикольно так он голову наклоняет, как сильный, уверенный в себе пёс. Или даже, скорее, - волкодав…