Черные руны судьбы - Дмитрий Казаков

Вынырнув из нее, понял, что лежит на кровати, раздет и укрыт одеялом.

– Срань божья… – пробормотал Халльвард, пытаясь сообразить, где он, и что произошло.

Находился он в комнате «Черного клевера», за окном виднелась крыша храма Морского Коршуна. Зверски болели ребра с правой стороны, там, куда ткнул ножом один из головорезов.

Выходит, клинок его был с ядом.

Дверь открылась, внутрь зашел Большой Рилд, могучий и уродливый, как помесь тролля с человеком.

– А, ожил? – пробормотал он. – Мы уж затрахались ждать, через коромысло.

– Что затрахались? – спросил Халльвард, пытаясь сесть.

Рана заболела сильнее, но он не обратил на это внимания, оперся спиной о шершавую стену. Одеяло сползло, обнажив совершенно чистую кожу там, где должен был находиться след от ножа.

– Так три дня! – Большой Рилд опустился на лежак у противоположной стены, и тот жалобно хрустнул. – Ты тогда вошел, упал, и все, кирдык, через коромысло. Мы тебя сюда, лекаря позвали, да только рана чародейная оказалась. Пришлось колдуна звать, чтоб ему провалиться.

Дверь открылась снова, и через порог шагнул Дастин, обманчиво хрупкий и изящный, с презрительной ухмылкой на бледном лице.

– Очухался, бродяга, а мы уж думали… – сказал он. – Ты с кем хоть зацепился-то?

– Да так, пара местных головорезов, – ответил Халльвард, с удивлением ощупывая то место, где недавно была рана, болевшее, несмотря на то, что она исчезла. – Здоровяк что, правду говорит, насчет трех дней?

Дастин, в отличие от Большого Рилда, языком владел не хуже, чем мечом.

Расположившись на табурете у окна, он принялся рассказывать.

Халльвард узнал, что пьяные соратники не сразу поняли, что с ним произошло, а когда сообразили, что он ранен, послали за лекарем.

Старикашка Лысый Чилдер, ходивший со «Стальными лисами», был в лежку, поэтому вытащили из постели местного целителя. Тот заявил, что рана нанесена зачарованным оружием, и что нужен маг, но о плате не забыл.

Когда-то в роте имелись два чародея, но один погиб во время боя у Смрадных Топей, а второй недавно убрел куда-то по своим делам. Всем известно, что у колдунов в башке даже не каша, а суп с тараканами и бешеными кошками.

Так что надежда осталась на городского мага, а того ночью не поднимешь – фигура важная.

Утром в «Черный клевер» явился капитан, посмотрел на валявшегося в отрубе Ножа, затем долго ругался. Велел Большому Рилду с Дастином остаться при приятеле, а как тот вылечится, догонять роту, и был таков.

Тут Халльвард не выдержал, и вмешался.

– Погодь, во имя задницы Вечного, – сказал он. – Так они что, уехали?

– Ага, через коромысло, – радостно закивал Большой Рилд.

– Мы остались втроем, – подтвердил Дастин. – И кукуем тут, ждем, как ты глаза откроешь.

Из дальнейшего рассказа стало ясно, что маг пришел, и сделал все как надо, так что даже шрама не осталось. Но денег взял немало, а последние гульдены ушли на то, чтобы заплатить за еду и за комнату.

– Хозяин стражу привел, – сообщил Дастин. – Нас двое с Большим, их пятеро, но ведь если положим под дерновое одеяльце, новые прибегут. Я Рилда удержал, чтобы он мечом махать не начал, заплатил, и нынче мы без гроша, словно тот подмастерье из сказки…

Халльвард нахмурился, почесал волшебным образом залеченный бок.

– Ясно, – сказал он. – Хреново. Сначала надо пожрать, а потом будем думать. Шмотки мои где?

Вещи лежали на сундуке в углу.

Пока одевался, то место, где была рана, заныло вновь, но боль прошла мгновенно.

– Маг балакал, что рана побеспокоит какое-то время, – сказал остроглазый Дастин.

– А не балакал, кто меня порезал?

Простой нож может найтись у всякого головореза, намазанный ядом – у убийцы из гильдии. Зачарованный достать нелегко, ведь стоит он немало, да и не всякий маг сумеет сделать наговор на оружие.

– Спросил, нет ли у нас клинка, которым нанесли рану, – Дастин пожал узкими плечами. – Ты вроде притащил с собой чужой нож, но куда он в суматохе подевался – только Древние знают.

– Ясно, – повторил Халльвард. – Пошли жрать.

Комната находилась на втором этаже, и в общий зал они спустились по узкой и крутой лестнице. Хозяин при виде наемников нахмурился, а служанка, крошечная и остроносая, как мышь, с писком скользнула за стойку.

– Наш раненый соратник очнулся, – сообщил Дастин с такой важностью, будто речь шла о короле.

– Да? – хозяин «Черного клевера» запыхтел и заколыхался. – Очень рад это слышать.

– И он хочет есть, да и мы тоже не прочь что-нибудь проглотить.

– А деньги, чтобы заплатить, у вас имеются? – поинтересовался хозяин подозрительно.

– Найдем, – Дастин ласково улыбнулся. – Или ты нам не веришь?

Большой Рилд издал некий горловой звук, с хрустом сжал кулаки, и хозяин решил, что с него достаточно.

– Конечно-конечно, верю-верю, – затараторил он, угодливо кланяясь. – Располагайтесь, господа, располагайтесь.

Вскоре наемники сидели за столом, и к ним торопливо шагала остроносая служанка. На подносе в ее руках бренчали плошки и миски, а по боку кувшина с пивом стекала пена.

Ели быстро, жадно, разрывая цыплят руками и облизывая залитые жиром пальцы. Большой Рилд время от времени сочно рыгал, а кости хрустели на его зубах точно сухие ветки под ногой.

Мужчина с бородкой вошел в «Черный клевер», когда они насытились, и Халльвард, увидев его, насторожился.

Одет чужак неброско, но богато, на шее болтается побрякушка, и похоже серебряная. На боку кинжал, не особенно длинный, в простых ножнах… самое то для схватки в городской тесноте.

С первого взгляда не понять, кто такой.

Тип с бородкой заказал кружку пива, переговорил с хозяином, а затем неожиданно встал и направился в сторону наемников. Дастин хмыкнул и приподнял одну бровь, Большой Рилд в очередной раз рыгнул, громко, напоказ.

Халльвард напрягся и на всякий случай положил руку на нож.

– Доброго дня, господа, – сказал тип с бородкой. – Я слышал, у вас проблемы с деньгами?

1. Вторая. Тень

В возке с реквизитом, как всегда, пахло пылью и присыпкой против моли, и Нейли этот запах напоминал о детстве, о тех невыносимых, жутких вечерах, когда она пряталась в одной из кладовых родного замка, сидела там, в тишине и одиночестве, и плакала от бессилия и горя…

Да, тогда она еще могла плакать.

Запах будил старые, давно забытые чувства, и все же она приходила в этот возок перед каждым выступлением. Не всегда, а в тех случаях, когда они собирались играть не «Фарс о Мужике и двух Дриадах», «Ярмарочный фарс» или «Крошечку-Понарошечку», а что-то серьезное, вроде «Эндремона и Афетиды», «Падения Романдо» или «Крови рода ре Хардвинн».

Запах будил чувства, Нейли вновь переживала обиду и злость, но зато ощущала себя живой, настоящей. И такой она могла выходить на сцену, могла играть в полную силу, не просто изображать Афетиду, императрицу Романдскую или Элаю ре Хардвинн, а быть ими.

Равнодушным мертвецам нечего делать на подмостках – это она поняла давно, только прибившись к труппе Улыбчивого Яна, и попытавшись в первый раз сыграть что-то на потеху зрителям. Сама Нейли тогда едва не провалилась сквозь землю от стыда, но Ян бросил «Очень неплохо», и гнать ее не стал, хотя предыдущей ночью вознамерился подкатить к ней, и едва не получил острой шпилькой под ухо.

Тогда, пять лет назад, она уже знала, как обходиться с жаждущими ее тела мужчинами.

Воспоминания эти не доставляли Нейли удовольствия, хотя то же самое можно было сказать о любых других ее воспоминаниях. Она ненавидела свое прошлое, но погружалась в него, купалась в давних событиях, как в темной, жгучей воде, ибо иначе не могла, не умела.

Занавес возка отдернулся, и внутрь заглянул Хникар, прыщавый парнишка, прибившийся к ним полгода назад, и способный пока только выходить в эпизодах, ну и помогать по хозяйству.

– Ты здесь, а? – спросил он, едва не заикаясь, и избегая встречаться с Нейли глазами. – Идем быстрее, а то барон пришел, пора начинать, клянусь Сияющим Орлом…

Она знала, что красива, и понимала, как ее внешность действует на большинство мужчин, и презирала их за сальные взгляды, за слюни на подбородках, за дрожащие руки, что тянутся к ее груди или ягодицам, ненавидела за то, что они не в силах обуздать жалкое вожделение.

Презирала и ненавидела еще и за другое, но к Хникару это относилось меньше других – он хотя бы был искренним, думал, что любит ее.

– Я иду, – сказала Нейли, контролируя каждый обертон бархатистого голоса. – Сейчас.

Мальчишка сглотнул и исчез, а она неспешно поднялась со старого сундука.

Выбралась из возка, стоявшего у самой замковой стены, древней и серой, поросшей мхом, ощутила ее запах, и зашагала туда, где стояла собранная недавно сцена – два фургона по бокам, подмостки между ними, и задник, закрепленный на двух вбитых в землю шестах.

Все для того, чтобы показать «Кровь рода ре Хардвинн».