Вечерня - Эд Макбейн

Потому что ей слишком много приходилось скрывать.

О нет, не то, что они жили вместе, слава Богу, уже девяностые годы, парень, никто уже и не думает о таких вещах. Вы поженились, это был ваш выбор, а не захотели, то просто живете вместе. Даже заимели детей, если сумели, в общем, живете, как хотите, это же девяностые. А возможно… в такой атмосфере дозволенности… вы могли бы даже… ну, может быть… но это весьма невероятно. А впрочем, кто, черт побери, это знает? Может, они и смогли бы в конце концов выйти и прямо сказать: «Смотрите, люди, Мэрилин — бывшая проститутка!»

И опять вздернутые брови.

Правда? Хватит болтать! Скажи лучше, чем она занимается на самом деле.

Нет, она действительно этим и занималась, клянусь Господом, она была проституткой. Она промышляла этим в Хьюстоне год или около этого, а кончила тем, что очутилась в тюрьме Мехико по обвинению в употреблении наркотиков, потом снова вернулась к своей профессии в Буэнос-Айресе, где пять лет кочевала по улицам. Вот так. Этим она и занималась.

Но кто же этому поверит?

Конечно, когда вы смотрите на Мэрилин, вы видите женщину, которой в августе исполнится лишь двадцать шесть, видите стройную, высокую, длинноволосую блондинку с васильковыми глазами, у которой безупречный молочно-матовый цвет лица, и вы думаете: «Нет, это не проститутка!» На месте проститутки вы бы не выжили. Вы бы не перенесли шесть лет слежки, не говоря уже о мексиканской чертовой дыре, — и после этого выглядеть так, как она! А иначе вы были бы Мэрилин. И тогда бы смогли. Мэрилин выжила.

К тому же она еще и убийца.

Вот какое дело!

Вы открываете консервным ножом[1] банку с горошком, и все расплескивается наружу.

Коктейль проходил на двенадцатом этаже в угловой квартире, которую домовладелица именовала пентхаусом,[2] хотя, по мнению Уиллиса, она не выглядела такой уж роскошной, чтоб именоваться столь значительно. Он весь день провел в суде и пришел сюда вопреки здравому смыслу, откликнувшись на приглашение Боба О'Брайена, который пообещал добрую выпивку и закуски навалом, а кроме того, никому из гостей не грозило быть подстреленным — считайте, что вам чертовски повезло, если вы знакомы с таким полицейским, как О'Брайен.

Он позвонил Мэрилин, чтоб сказать ей, что Мэйзи — подружка О'Брайена (как оказалось, ее имя неплохо соответствовало ее внешности[3]) тоже придет, и можно было вчетвером где-нибудь поужинать, на что Мэрилин ответила: «Конечно! Почему бы и нет?» Вот так они и попали сюда под вечер, после захода солнца. А теперь слушали домовладелицу, водившую их по обновленным апартаментам и видевшую в О'Брайене возможного клиента; Уиллис только сегодня узнал, что Боб собирается жениться на Мэйзи в совсем не отдаленном будущем. Кучу счастья тебе, приятель!

А вот Мэйзи можно было принять за девицу легкого поведения.

Хотя она и не была ею. Она служила клерком в офисе окружного прокурора.

Сегодня на ней был пушистый розовый свитер с опрометчиво большим вырезом на груди, узкая черная юбка, которая так блестела, словно была покрыта тонкой нефтяной пленкой, и черные лакированные туфли на высоких каблуках с завязками на лодыжках — точь-в-точь настоящая шлюха, если не обращать внимания на тонкий девичий голосок и на то, что она без умолку болтала про среднюю школу при монастыре Матери Марии Магдалины или что-то в этом роде в Калмз-Пойнте.

Хозяйка дома рассказывала Уиллису, что пентхаус — тот самый, в котором они сейчас находились, сдается по договорной цене всего лишь за 3,50 при твердых 8,25 процентах закладных без чаевых и гонораров посредникам. Уиллиса так и подмывало выпалить ей, что он живет в загородном доме, который обошелся Мэрилин в семьсот пятьдесят тысяч долларов. Интересно, жили ли когда-нибудь бывшие проститутки в таких роскошных домах?

Мэйзи в это время своим писклявым голоском рассказывала кому-то, как монашка по имени сестра Летисия била ее линейкой по рукам.

У О'Брайена был такой вид, будто с минуты на минуту ему придет конец.

Мэрилин громко удивлялась, как в наше время можно предлагать такие низкие закладные.

Хозяйка дома объяснила, что спонсором является банк в Миннесоте, но Уиллису это совершенно ни о чем не говорило.

Потом она спросила:

— А чем вы занимаетесь, миссис Уиллис?

— Холлис, — поправила ее Мэрилин.

— Я полагала… — Хозяйка повернулась к Уиллису. — Разве вы не говорили, что ваша фамилия — Уиллис?

— Да, но моя — Холлис, — ответила Мэрилин. — Мы не женаты.

— О!

— Хотя наши имена созвучны, — пришел на помощь Уиллис.

— И вы тоже работаете в полиции, мисс Холлис?

— Нет, я — студентка, — ответила Мэрилин.

И это было чистейшей правдой.

— Я прервала учебу, — добавила она.

И совсем не преувеличила.

— А что вы изучаете?

Широкая улыбка, неподдельный интерес: еще бы, перед ней потенциальные покупатели!

— Ну, со временем собираюсь стать социальным работником, — сказала Мэрилин, — а сейчас готовлюсь получить степень бакалавра.

И вновь это было правдой.

— А я хотела стать доктором, — сказала леди и взглянула на Уиллиса. — Но вместо этого вышла замуж, — добавила она, как будто осуждая его за свою неудачу.

Уиллис виновато улыбнулся. Потом повернулся к О'Брайену и сказал:

— Боб, если ты собираешься задержаться здесь, тогда мы с Мэрилин, пожалуй, пойдем, о'кей?

О'Брайен, похоже, вовсю наслаждался теплым белым вином и холодным канапе.

— До завтра, — ответил он.

— Рада была с вами познакомиться, Мэрилин, — сказала Мэйзи.

В церковном саду было полно людей: два работника «Скорой помощи», три техника из мобильной криминальной группы, помощник медицинского эксперта, два детектива из отдела убийств, женщина из фотослужбы и одетый в форму заместитель инспектора из управления.

Заместитель инспектора находился здесь по той причине, что по составу полиция в этом городе была преимущественно ирландско-католической, а жертвой оказался священник.

Детектив Стивен Луис Карелла смотрел на собравшихся здесь офицеров сил охраны правопорядка и пытался вспомнить, когда же в последний раз он был в церкви. На свадьбе сестры, кажется, так? Сейчас он вновь в церкви. Но не для молитвы. Даже, строго говоря, еще не в церкви, хотя дом священника соединялся с церковью коридором, облицованным деревянными панелями, который вел в ризницу, а потом в само старое каменное здание.

Он смотрел сквозь открытую дверь дома священника в сад, где в средневековом великолепии цвели розы. Какая ночь! На мощеной дорожке сада лежал священник, одетый, Как для похорон, в черное, приличествующее его профессии, изуродованный многочисленными следами ударов и глубокими ранами, которые соперничали с розами, растущими под старыми каменными стенами. Лоб Кареллы прорезала хмурая складка. «Так закончить! — подумал он. — Как булыжник! В такую ночь!» Он продолжал смотреть в сад, где вокруг тела суетилась встревоженная толпа в костюмах и в полицейских мундирах.

Карелла производил впечатление — даже стоя неподвижно, засунув руки в карманы, — тренированного атлета, высокое, гибкое тело которого может изящно и без усилий вынести любые нагрузки. Но внешность обманчива. Все забывают, что средний возраст — это тридцать с небольшим. Спросите-ка мужчину, которому минуло тридцать пять, относит ли он себя к людям среднего возраста, и он ухмыльнется: «Не смешите!» Но потом вытащите своего десятилетнего сынишку из гаража и попробуйте сыграть с ним в баскетбол.

Внутреннее страдание было написано на лице Кареллы; возможно, оттого что мучительно болела голова, а может, ему, как всегда, душу терзало зрелище, оставшееся после столь жестокого насилия. Казалось, от боли его глаза еще больше сузились, придав ему преувеличенно восточный вид. Даже перевернув групповую фотографию вверх ногами, вы все равно отыщете на ней Кареллу по его глазам-щелочкам — так не похож он ни на кого другого на фотографии.

— Стив?

От неожиданности Карелла вздрогнул.

Коттон Хейз вел к нему экономку.

Ее звали Марта Хеннесси, и заболела она не пять минут назад. Ее, так сказать, вырвало. Поэтому Карелла попросил фельдшера «скорой помощи» вывести ее на улицу и выяснить, чем ей можно помочь. И вот она вернулась, в доме стоит запах рвоты, перебивая аромат роз, вплывающий в окна. Похоже, она уже пришла в себя. Немного бледна, но Карелла догадался, что это ее естественный цвет лица. Огненно-рыжие волосы, белая кожа — тот тип женщины, которая заставит рака на солнце покраснеть. Зеленые глаза. В ней уместилось все графство Роскомон! Пятьдесят пять лет или что-то около этого, одета в простое синее платье, на ногах ботинки на очень низком каблуке. Раньше она уже рассказала, что обнаружила отца Майкла в саду, когда вышла позвать его на ужин. Это случилось чуть позже семи часов, минут за пятнадцать до того, как ее начало тошнить. А сейчас было семь сорок; полицейские находились здесь уже десять минут.